Молодой камерный коллектив «Antonio-orchestra», основанный его художественным руководителем, выпускником Московской консерватории, флейтистом и дирижером Антоном Паисовым, свой первый концерт в Москве дал 24 апреля 2015 года. А концерт, состоявшийся в Евангелическо-лютеранском кафедральном соборе святых апостолов Петра и Павла 24 июня нынешнего года, стал для оркестра 25-м по счету! Его программу составил популярнейший «Реквием» Моцарта.
Количество сыгранных этим коллективом концертов за период чуть больше года впечатляет, но, встретившись с создателем «Antonio-orchestra» после проведенного им 25-го концерта, я вдруг понял, что разговор с маэстро нельзя ограничивать лишь темой выпестованного им музыкального дéтища. И не ошибся: Антон Паисов оказался на редкость интересным собеседником, и поговорить с ним действительно было о чём!
– Мы познакомились с вами в Антверпене в Опере Фландрии на премьере постановки «Хованщины» Мусоргского. Это было в 2014 году: спектакль ставил дирижер Дмитрий Юровский, а вы были его ассистентом. Каковы ваши впечатления от той работы?
– В силу многих аспектов это был крайне полезный опыт! Мне было очень интересно и важно почувствовать атмосферу театра, накал оперного процесса, специфику работы с оркестром, хором и солистами, ведь музыкальный театр – это совсем иной, в отличие от симфонического оркестра, творческий мир. Моя работа заключалась не только в разучивании музыкального материала с оркестром, хором и солистами, но и в проведении сценических репетиций и корректур. Мне также довелось поработать и с режиссером – американцем Дэвидом Олденом. Помню, меня тогда поразило его знание русской истории! Хотя в Москве я много времени провел и на репетициях Михаила Юровского – на постановках «Пиковой дамы» Чайковского и «Огненного ангела» Прокофьева в Большом театре, – работа с Дмитрием Юровским на «Хованщине» в Антверпене и Генте стала уникальной возможностью познать постановочную работу изнутри, ощутить себя ее частью.
– А как возникла идея создания собственного оркестра?
– Идея создания своего коллектива пришла ко мне еще в 2013 году. Тогда я был дирижером Оркестра Радио «Орфей» и ассистентом дирижера в Оркестре «Русская филармония». Уже тогда у меня были свои творческие идеи, которые не всегда удавалось воплотить в жизнь. Мне хотелось определенной свободы действий, к тому же мне давно хотелось исполнить произведения своей мамы, ведь она – профессиональный композитор!
– Когда же состоялся ваш первый выход к оркестру?
– Свой первый опыт дирижирования я приобрел в 2012 году в Прокофьевском зале Музея музыкальной культуры имени Глинки с Камерным оркестром «Cantus firmus». Тогда я еще учился на дирижерско-симфоническом отделении консерватории у Владимира Понькина. В программу концерта вошли Дивертисмент фа мажор Моцарта, Две лирические и Две норвежские пьесы Грига, Пьеса для струнного оркестра моей мамы и Вальс из Серенады для струнных Чайковского, а также исполнялись мои собственные сочинения. Так что в том концерте я выступил как флейтист, дирижер и композитор.
– Значит, композиция – одно из ваших творческих устремлений?
– Композитор в какой-то степени всегда жил и живет внутри меня. Когда беру в руки партитуру и начинаю ее слышать, мне сразу же хочется ее сыграть – и не просто сыграть, а привнести в нее что-то свое, новое! В долгосрочной перспективе даже планирую сочинить оперу! И поскольку очень многим я обязан своей маме, мечтаю и о том, что, став дирижером, смогу исполнять ее сочинения, многие из которых просто ждут своего часа. Мне пока удалось лишь сыграть ее Пьесу для струнного оркестра, написанную в 1965 году в качестве дипломной работы. Тогда она была исполнена известным в то время дирижером, профессором Московской консерватории Михаилом Тэрианом, и эта запись попала на хранение в Госмузфонд СССР. Мне же удалось представить ее в программе своего первого в качестве дирижера концерта.
– День рождения вашего коллектива «Antonio-orchestra» я помню очень хорошо, так как находился в числе слушателей. Это был поистине незабываемый вечер! Понятно, что инициатива создания коллектива исходила от вас, но ведь без спонсорской поддержки подобные начинания просто невозможны…
– В этом отношении весомую поддержку нам оказал Благотворительный фонд содействия развитию музыкальной культуры «Бельканто». Евангелическо-лютеранский собор Петра и Павла в Старосадском переулке – зал с потрясающей для восприятия музыки акустикой, и нам дали возможность регулярно выступать в нем, предоставив всё необходимое техническое и финансовое обеспечение. У меня и у моей жены, органистки Олеси Кравченко, с Фондом «Бельканто» давно сложились тесные, дружеские контакты. На этом творческом заделе и появился «Antonio-orchestra». Прошло уже больше года после этого, и вот уже скоро мы планируем запись и выпуск нашего первого диска.
– Помимо Собора Петра и Павла с момента своего основания «Antonio-orchestra» играл и на других московских площадках – и я вспоминаю мартовское выступление оркестра в Малом зале консерватории, фактически в стенах вашей alma mater…
– И это одна из причин того, что названное вами выступление было для нас особенно важным и ответственным! Другая причина – то, что мы приняли участие в Московском международном органном фестивале, представив на нем интереснейший, на мой взгляд, Концерт для органа с оркестром советского композитора и органиста первой половины XX века Михаила Старокадомского. Из наследия этого талантливейшего мастера сегодня звучит очень мало, а его Органный концерт не игрался с середины 30-х годов, с момента единственного исполнения в Москве. Так что совместными усилиями на этом фестивале мы его просто вернули к жизни: партию органа исполнила моя супруга.
– Как слушатель в тот вечер я получил сильнейшее позитивное впечатление и от открытия новой для себя музыки, и от ее исполнения. А комплектованием «Antonio-orchestra», подбором музыкантов занимались и занимаетесь сейчас непосредственно вы?
– Конечно! Среди участников оркестра – и мои друзья-музыканты, и мои сокурсники, и молодые талантливые студенты, которых мне рекомендовали. Сейчас «Antonio-orchestra» – коллектив камерный, но со временем, надеюсь, он станет и симфоническим.
– 25 сыгранных концертов – это уже впечатляющее число. Как музыкант, как художественный руководитель довольны ли вы созданной вами командой?
– Вопрос сложный, ведь известно, что если художник своим творчеством доволен, то на этом творчество и кончается. Так что я как дирижер быть довольным результатами своего творчества и творчества своего коллектива, наверное, в абсолютном понимании не буду никогда. И всё же некая удовлетворенность тем, что начало оркестру положено, тем, что уже удалось накопить довольно разнообразный репертуар, конечно же, у меня есть. Есть приятное осознание и того, как нас принимает публика, без которой мы никогда не остаемся. За это время мы даже приобрели слушателей, которые регулярно стали посещать наши концерты. Главное, что я четко знаю: в оркестре есть костяк музыкантов, с которыми можно уверенно идти вперед, так как главные художественные «подвиги» в жизни – это, как известно, те, которые еще не совершены.
– Классический вопрос, который всегда интересно задавать дирижеру: какая психология вам ближе – дирижер-либерал или дирижер-диктатор?
– Еще один трудный вопрос. Я считаю, что нужно давать своим музыкантам определенную свободу и прислушиваться к их мнению. Но с другой стороны, нужно уметь доносить до них свои идеи так, чтобы это было убедительно. Что же касается организационной стороны дела, дисциплины, отношений в коллективе, то здесь иногда нужно быть и жестким.
– Так как вы сами делаете переложения, то включаете ли вы в репертуар оркестра какие-то известные опусы в своих авторских аранжировках?
– Как-то раз мой брат Иван показал мне довольно известное переложение танцев из оперы Глинки «Руслан и Людмила» для гобоя и фортепиано. Я же сделал аранжировку этих танцев для струнного оркестра. Это было весьма необычно, так как раньше этого не делал никто. Это произведение мы сыграли в мае прошлого года в «Царицыно» на фестивале, посвященном Дню славянской письменности. Вообще, в наших программах мы стараемся совмещать популярные, известные сочинения с современной музыкой. К примеру, не так давно мы исполняли «Violoncelles, vibrez!» – пьесу для двух виолончелей известного итальянского композитора и виолончелиста Джованни Соллимы.
– А не исполнял ли уже «Antonio-orchestra» ваши собственные сочинения?
– Возможно, когда-нибудь это случится, но пока мы играли только мои аранжировки. О танцах из «Руслана и Людмилы» я уже сказал, а кроме этого были еще «Юморески» Дворжака и «Времена года» Чайковского. Особо примечательным, на мой взгляд, получилось исполнение переложения Сюиты из балета Чайковского «Щелкунчик» для струнного состава, арфы и органа. Это было еще более необычно, и это было также впервые. Мне кажется, очень важно, чтобы в программах, в которых исполняются даже вполне традиционные и привычные сочинения, время от времени возникала бы какая-нибудь аранжировочная новинка. Время от времени стараюсь выходить с оркестром и в качестве солиста. К примеру, мы уже сыграли Концерт ре мажор Вивальди для флейты с оркестром «Щеглёнок», и это – случай не единичный: солировал я и в другом репертуаре.
– Как я понимаю, музыка была заложена в вас уже на уровне генов, поэтому вопроса, по какому пути идти в жизни, уверен, перед вами даже и не стояло. А что помнится из вашей семейной родословной?
– Музыканты в нашей семье были еще в поколении прадедов. Моя прабабушка пела романсы с ресторанной эстрады. А мой дедушка Алексей Иоакимович Чудов, родился в Ярославле в 1890 году, окончил Московскую консерваторию по классу скрипки в 1914 году у Ивана Гржимали и Георгия Дулова. Кроме этого он играл и на трубе. До войны дедушка работал в Оркестре кинематографии, был знаком с Рудольфом Баршаем. А во время войны он создал свой духовой оркестр и ездил с ним по фронтам, поднимал боевой дух бойцов! Моя бабушка играла на домре в Краснознаменном военном ансамбле Александра Александрова.
– А теперь несколько слов о музыкальной стезе ваших родителей…
– Как я уже упоминал, моя мама Татьяна Алексеевна Чудова – композитор, профессор Московской консерватории, лауреат Премии Ленинского комсомола 1984 года за Симфоническую трилогию «Советской молодежи посвящается» («Тимур и его команда», «Как закалялась сталь», «Молодая гвардия»). Она окончила Московскую консерваторию в 1968 году. Ее наставниками были Юрий Шапорин и Тихон Хренников. Еще студенткой она стала ассистентом Хренникова. Мама и по сей день на преподавательской работе. В числе ее учеников Александр Чайковский, Михаил Броннер, Александр Градский.
Мой папа Юрий Иванович Паисов – дирижер-хоровик и музыковед: он также выпускник Московской консерватории. В 60-х годах работал в Хоровой капелле Александра Юрлова с самим ее руководителем. В 1993 году защитил докторскую диссертацию по теме «Современная русская хоровая музыка», и стал известен как автор монографии «Политональность». Бóльшую часть жизни он проработал во Всесоюзном научно-исследовательском институте искусствознания (ныне Государственный институт искусствознания), а также читал лекции в Академии хорового искусства имени Виктора Попова.
– И всё же хочу спросить: может быть, альтернатива музыке для вас была?
– Думаю, что нет. С раннего детства я бывал на уроках композиции в классе Тихона Хренникова и Альберта Лемана. Кроме того, наша квартира на Пресне иногда напоминала филиал консерватории на дому. Студенты приходили каждый день и показывали свои сочинения. Мои брат и сестра тоже музыканты: Иван – гобоист, Анна – арфистка, оба выпускники Гнесинки. Есть в моей биографии и такой памятный эпизод. Дело было зимой в Доме творчества композиторов в Рузе. Мне, наверное, тогда было годика четыре. Мы шли с мамой по улице, и вдруг меня за руку взял какой-то дядя. Разговаривая, он проводил нас до дома, после чего мы с ним распрощались. Уже дома мама спросила меня: «Сынок, ты знаешь, кто сейчас вел тебя за руку?» – «Нет, – говорю, – не знаю». – «Тебя вел за руку сам Евгений Светланов!» Он ведь был замечательным композитором, и очень любил отдыхать в этих местах. Несмотря на то, что я был совсем маленьким, этот эпизод я помню очень хорошо и отчетливо. Уже в сознательном возрасте я был на концерте Светланова в Большом зале консерватории: играл он тогда Шестую симфонию Чайковского, и это было незабываемо!
Я и сам начал сочинять музыку с раннего детства, и сочинял довольно настойчиво. Ездил на разные юношеские конкурсы, получал даже какие-то награды, лауреатские звания. У меня есть сочинения камерной, фортепианной и вокальной музыки (вокальный цикл). А уже с семилетнего возраста я начал всерьез увлекаться симфонической музыкой. У мамы была большая библиотека партитур и клавиров, а также богатая коллекция грампластинок. И я целыми днями просиживал с партитурами, слушая всё подряд – Чайковского, Шостаковича, Прокофьева, Бетховена…
В тот момент я уже поступил в ЦМШ, и мне было интересно всё! Именно тогда впервые после встречи с маэстро Светлановым в Рузе и произошла первая встреча с его симфоническим творчеством: подавляющее большинство записей в маминой фонотеке было сделано именно Светлановым! Это дополнительное самообразование дало мне невероятно много. Помню, особо мне нравились «Картинки с выставки» Мусоргского, а также «Жар-птица», «Петрушка» и даже «Весна священная» Стравинского. Эти сложнейшие партитуры я уже тогда, можно сказать, знал наизусть, пытался играть их на рояле, постигая гармонию Стравинского, которая меня всецело захватывала.
ЦМШ, безусловно, заложило во мне очень прочную музыкальную базу. Это комплекс глубокого и полного образования по сольфеджио, гармонии, теории музыки, ритмики, хорового пения. Тогда это еще была старая основательная школа, опиравшаяся на великолепные педагогические кадры. Но мне, конечно же, повезло еще и в том, что я получал домашнее образование и со стороны своей мамы.
– В ЦМШ вы стали учиться именно игре на флейте?
– Флейтой я начал заниматься еще до поступления в ЦМШ, и, поступая, уже прилично на ней играл. Был, естественно, большой конкурс, но меня услышал Юрий Николаевич Должиков и взял в свой класс. С этого и началось мое профессиональное флейтовое образование. Одиннадцать лет в ЦМШ пролетели, будто на одном дыхании, и после этого я поступил в Московскую консерваторию, так что флейта стала моей первой музыкальной специальностью. При этом также я стремился овладеть и фортепиано, на уровне более профессиональном, чем дает курс общего фортепиано. Но зато благодаря флейте, я попал в оркестр уже в 9 лет! Это были Детский оркестр Стефана Андрусенко и Всемирный юношеский оркестр Леонида Николаева. И сегодня мой путь от музыканта юношеского оркестра к дирижеру, а затем и к созданию собственного коллектива, мне представляется вполне естественным и закономерным.
– Из сыгранных «Antonio-orchestra» 25-ти концертов я был на трех, а в Соборе Петра и Павла – на первом (на «Временах года» Вивальди) и последнем (на «Реквиеме» Моцарта). В той ли степени здешняя акустика хороша для исполнения, как и великолепна для музыкального восприятия?
– Для публики эта акустика безусловный подарок, а как исполнитель скажу, что играть в этой акустике очень приятно и что она, скорее, помогает. Но есть и с ней определенные сложности. Всегда с особой тщательностью приходится подбирать темпы исполнения быстрых частей произведений. Если их сделать чрезмерно быстрыми, есть опасность частичного слияния штрихов и динамики: в этой акустике тонкость музыкального рисунка в очень быстром темпе становится трудно различимой. Но мы уже приноровились, и всегда в этом отношении стараемся быть особо внимательными. Есть еще одна техническая трудность: строй большого старинного органа конца XIX века в этом соборе несколько ниже, чем оркестровый, но внизу есть еще и маленький орган, которой мы используем чаще всего, так как именно это проблему со строем сразу же и решает. Так что всех – и тех, кто о нас уже давно знает, и тех, которые до недавнего времени о нас ничего не знали, – мы ждем на наших концертах!
Беседовал Игорь Корябин
