Звёзды оперы: Массимо Джордано

Массимо Джордано

В Петербурге как обычно пышно проходили празднества в честь дня основания города. Официальная дата — 27 мая — пришлась на будний день, поэтому концерты, уличные фестивали и прочие развлекательные мероприятия прошли накануне в выходные — 24 и 25 мая.

Продюсерская компания «Оазис» во главе с Екатериной Галановой отвечала за организацию концерта на Дворцовой площади. Будучи многолетним директором балетного фестиваля «Dance Open», опытная в вечной борьбе с конкурентами в балетном Петербурге, Галанова привыкла ориентироваться только на самое лучшее в мире танца. И то же самое она делает в опере. В гала-концерте приняли участие реальные звезды мировой оперы — Ильдар Абдразаков, Элина Гаранча, Массимо Джордано, Вероника Джиоева, Хибла Герзмава, Василий Ладюк, Оксана Шилова, Дмитро Попов.

Толково составленный концерт, в котором вокалисты смогли показать себя с лучшей стороны — в меру популярные арии из опер, неаполитанские песни, одна опереточная ария (В. Джиоева попробовала себя и очень успешно в роли Сильвы). Не приехал только Йонас Кауфман, в последний момент отпросившийся по семейным обстоятельствам, под обещание обязательно быть в следующем году. Одно из прекрасных новшеств концерта этого года — использование Зимнего дворца в качестве естественной декорации. И для звука такое расположение сцены и импровизированного зрительного зала оказалось более подходящим.

Во время репетиции концерта в Доме Радио удалось поговорить с одним из именитых участников — итальянским тенором Массимо Джордано.

— Это не первый ваш визит в Россию?

— Нет. В первый раз я приезжал в Петербург для участия в «Кармен» Мариинского театра. Моей Микаэлой была Анна Нетребко. Сейчас я здесь во второй раз.

— А в Москве вы тоже, кажется, пели. Если я не ошибаюсь, вы приезжали в Большой театр с Оперой Буссето. «Травиата» в постановке Франко Дзеффирелли?

— Точно. Это было в 2003 году. Я пел как минимум 2 спектакля в Большом. Грандиозная работа Франко.

— Вам нравится работать с Дзеффирелли?

— Нравится, и не только потому, что он всемирно известный режиссер. Мне импонирует его понимание сути персонажей. Никогда не забуду, как он сказал мне однажды про Каварадосси: «он молодой парень, обычный человек…».

— Русские слова в вашей речи. Откуда они? Поете русскую оперу или у вас был русский наставник?

— Я пел Ленского, но дело не в этом. Моя жена — русская. Нет, нет, она нормальная, не певица! Впрочем, я мог бы лучше говорить, если бы старался. Но я много понимаю.

— Каждое слово?

— Нет. Я и не хочу понимать каждое слово, мне важен общий смысл высказываний.

— Вы родились в Помпеях. Считаете себя южанином?

— Когда я был маленький, родители переехали в Триест, и вся моя жизнь прошла там. Сами итальянцы часто любят делить страну на две части — одни говорят, что прекрасна только та часть Италии, которая ниже Рима, другие, наоборот, любят северную часть. Мне такие разговоры не нравятся. Я люблю всю Италию, она вся прекрасная, лучшая страна на свете. Наверное, я южанин, там мои корни, но живу на севере — там мой дом и семья. Я домосед, люблю обустраивать квартиру. Дизайн интерьеров меня увлекает — считается, что это черта северян. Приобретенная, видимо. И я обожаю Триест. Изумительный город со своими традициями, литературными, прежде всего. Одни места Джеймса Джойса чего стоят. Когда я дома, а это не часто случается, меня никогда не навещает чувство насыщенности этим городом, он нисколько не провинциальный. Но, конечно, надо знать места.

— Где вы учились петь?

— В Триесте. Там находится знаменитая консерватория имени Тартини. Но я не сразу начал учиться петь. Сначала я играл на флейте, и, как все, наверное, неаполитанцы, постоянно напевал разные мелодии. Друзья посоветовали посерьезнее отнестись к пению. Меня прослушали в консерватории, где я уже учился по другой специальности, и сразу приняли. Так я и стал певцом.

— Сама идея стать оперным певцом вам сразу понравилась?

— Трудно сказать. Когда я понял, что пение станет моей профессией, стал относиться к опере как к миссии. И сейчас так отношусь. Раз есть голос, надо петь. Трудная миссия, требующая труда. Но это также как художник должен рисовать. У него тоже миссия.

— Что вас привлекало в профессии певца больше всего?

— Возможность свободно выражать эмоции. Опера очень эмоциональное искусство. Если бы я занимался чем-то другим, я бы тоже, наверное, преуспел, но только здесь я могу выразить все, что меня переполняет, выразить в пении все, что я знаю о мире.

— Какой репертуар вам нравится?

— Романтический. Люблю петь персонажей романтического характера. Они чем-то похожи между собой — Рудольф, Де Грие, Каварадосси, Вертер, и во многом похожи на меня. Я их понимаю. Мне не надо в них ничего изображать. Всякие Отелло, Радамесы, Манрико в «Трубадуре» — они мне не только не по голосу, я их, вообще, не понимаю. Хорошо, что мне не придется вникать в их характеры. Вот Герман в «Пиковой даме» меня безумно волнует, он очень романтический персонаж. Здесь можно актерствовать. Надеюсь однажды спеть Германа, когда русский мой будет более ловкий.

— Обычно молодые певцы начинают с бельканто. Как относитесь к героям опер Россини, Беллини, Доницетти?

— Я с них начинал, но достаточно быстро ушел в сторону от этого репертуара. Даже не знаю, почему. Зато романтическая и веристская опера захватили меня совершенно. Не только не надоедает, наоборот, хочется петь эти оперы больше и чаще.

— На каких языках вы поете?

— На итальянском и французском. На немецком я раньше пел отдельные арии, но здесь я ограничен голосом. Мне подходит только «Волшебная флейта», но даже ее я не спел целиком, только арии в концертах, и очень давно. Моцарта я практически не пою сейчас, хотя раньше регулярно исполнял роль Оттавио. Я обожаю петь по-французски, потому что понимаю каждое слово, которое произношу, и получаю удовольствие от этого. Французский репертуар определенно мой. Вся романтическая опера практически на французском.

— Вы молодой артист, у вас отличная пластика, хорошая спортивная форма, выгодный рост. Наверняка многие режиссеры зовут вас на постановки. Как вы сами относитесь к современной оперной режиссуре?

— Действительно, много зовут. Но я пару раз сам попадал в совершенно дурацкие постановки и от коллег слышал про такие же, так что прежде чем ехать на пробы, я читаю прессу о предыдущих постановках того или иного режиссера.

— Приведите какие-то примеры работ, которые вас ужаснули?

— Мюнхенский «Риголетто» в постановке очень известной в Германии дамы-режиссера Дорис Дорье. Там история крутится вокруг планеты обезьян. Джильде приходится изображать влюбленность в обезьяну. Я не имею ничего против обезьян, но почему я должен видеть это в одной из любимых моих опер. Понятно, что иногда режиссеры идут на эпатаж, чтобы постановки надолго запомнились, чтобы о них говорили, но мне безумно жаль первоначального романтического сюжета. Хотя бы какие-то отсылки были.

Или вот «Вертер» в Немецкой опере в Берлине шел — главный герой появлялся из могилы, Софи оказывалась жертвой домашнего насилия, ее отец был педофилом, в конце она его убивала. Я спросил режиссера, откуда все это. Он стал говорить что-то невнятное. Про мир снов, про подсознательное, про психоанализ. Все это интересно, конечно, я сам обожаю психоанализ. Но какие-то отсылки к авторскому замыслу у современного постановщика должны же быть. Но это экстремальные случае.

— Были скандальные постановки, с которыми вы в итоге примирились?

— Пожалуй. Это «Бал-маскарад» Каликсто Биейто. Я в нем не был занят, смотрел как зритель в Барселоне. Там было много всяких скабрезностей — туалет, спущенные штаны. Зрители орали «бу», но почему-то он врезался в память как нечто выдающееся.

— В какой продукции вы работали за последние полгода и можете сказать, что она вам однозначно нравится?

— «Манон Леско» на Пасхальном фестивале в Баден-Бадене в этом апреле. Это связно, прежде всего, с маэстро Саймоном Рэттлом. Невероятно деликатный музыкант. Всегда с улыбкой на лице, вежливый, любит тонкую шутку, очень чуткий. Обычно такого класса дирижеры не встречаются в опере, тем более, когда речь идет о Пуччини. Считается, что любой может дирижировать такую музыку, но это не так. Я не могу сказать, что он усложнил музыку, скорее, наоборот, он высвободил какие-то вещи, нюансы, которые были «зажаты». Оркестр фантастический. Жду следующего сезона, чтобы снова встретиться с Рэттлом и берлинцами. Уже есть договоренности, но пока не буду раскрывать планы.

— Что делаете в свободное время?

— Играю в шахматы.

Фото Николая Круссера и Руслана Шамукова

реклама

рекомендуем

смотрите также

Реклама