Так поступили в Берне…

«Così fan tutte» Моцарта в Городском театре Берна

Робин Адамс (Гульельмо), Арман Арапян (Дон Альфонсо), Андриес Клоете (Феррандо)

«И поступили, несомненно, правильно!» – именно эти слова сразу и хочется сказать о постановке оперы Моцарта «Так поступают все» («Così fan tutte»), премьера которой в Городском театре Берна (Stadtteater Bern) состоялась в марте этого года. Премьерная серия из 15 спектаклей растянулась до лета, так что завершающие представления новой продукции этого сезона можно увидеть еще и в июне (последнее – 20 июня). Мне удалось побывать на спектакле 12 мая – и я испытал на нем такое море эстетического удовольствия, что о поездке в Берн во время «окна» моей цюрихской музыкальной программы я вспоминаю теперь просто с неописуемым удовольствием. Замечу, что, как и большинство путешественников, впервые открывающих для себя Швейцарию, свое знакомство с этой сказочно красивой страной, я начал с Цюриха, а главным объектом моего музыкального паломничества, несомненно, стала знаменитая Цюрихская опера. Но мне, на основе собственных живых впечатлений, невероятно интересно было также узнать, как обстоят дела с оперной жизнью и в столице Швейцарской Конфедерации. Понятно, что один яркий штрих этой оперной жизни не в состоянии претендовать на всеобъемлющее обобщение, поэтому эти заметки следует рассматривать просто в качестве «среза» одноразовых впечатлений, в качестве первого опыта, весьма оптимистичным лейтмотивом которого уверенно выступила позитивность как слухового, так и визуального восприятия увиденной постановки, театра и самогó города.

Единственным форс-мажорным негативом стала погода. В Берн я приехал в день спектакля пополудни – и столица встретила меня обложными свинцовыми тучами, а спустя час, за который я успел освоиться и разыскать Городской театр, «предательски» полил дождь. Он закончился аккурат к шести – половине седьмого, то есть как раз к тому времени, когда уже можно было отправляться в театр (мой спектакль начинался в 19.30). Дождь дождем, но настроения он не испортил: пожалуй, в моей практике это была самая романтическая прогулка «в компании» с зонтом, во время которой я еще и ухитрялся щелкать фотоаппаратом. Берн прекрасен в любую погоду, особенно если забраться на смотровую площадку на высоком берегу реки Ааре со стороны знаменитой Медвежьей ямы (что я и сделал) и всё великолепие «швейцарской Венеции» – старого города, огибаемого вытянутой петлей реки – наблюдать именно оттуда. Даже в туманной дымке, даже в дождь это зрелище поистине завораживающее!

Тем временем, надо уже спешить на спектакль, и вот я вновь подхожу к серому – определенно мрачному, но тем не менее весьма элегантному – зданию на Kornhausplatz, архитектурный стиль которого выдержан в манере неоклассицизма начала XX века и которое в величественно-суровом облике своего фасада явно «борется» с исканиями и устремления эстетики модерна, определенно его побеждая. Кажется, что весь и без того достаточно приземистый остов знания еще больше «придавливается» к земле тяжелым массивным «плафоном» крыши, ассоциативно напоминающим «мансардное» навершие. Это и есть Городской театр Берна. Построенный на средства акционерного общества по проекту архитектора Рене фон Вурстембергера, новый театр, сцену которого предполагалось поделить между оперой, драмой и балетом, впервые распахнул свои двери для публики 25 сентября 1903 года. На открытии давали «Тангейзера» Вагнера, представление которого дополнялось торжественной частью: в ней Аполлон с Музами воспевали аллегорический женский персонаж, олицетворявший город Берн… В достаточно короткое время владельцами-пайщиками было принято решение о продаже театра городу, но окончательная передача здания на муниципальный баланс состоялась только в 1917 году, когда акционерное общество было полностью ликвидировано.

С точки зрения организации и расположения основных зрительских секций (партера, ярусов и галерей) зал Городского театра Берна – практически копия зрительного зала Цюрихской оперы в миниатюре, но декорирован он не в барочном, а скорее в традиционно классическом монументальном стиле белого и бордово-красного с давящей глаз тяжеловесной позолотой. В строгом соответствии с первоначальным предназначением, сегодня под крышей здания на Kornhausplatz функционируют музыкальная (оперная), драматическая и балетная труппы. С оперным и балетным театрами в качестве постоянного резидента, помимо своей основной концертной деятельности, сотрудничает Бернский симфонический оркестр (Berner Symphonieorchester). Основной площадкой его выступлений является Большой зал Культурного казино Городской общины Берна (Kulturcasino Bern). Это весьма привлекательное здание в стиле «позднебарочного классицизма» (с четырехскатной шатровой крышей красной черепицы) было построено в 1906 – 1908 годах Паулем Линдтом и Максом Хофманом. Театр и концертный зал находятся практически по соседству: Kornhausplatz, в конце которой располагается Городской театр, и Casinoplatz, на которую выходит главный фасад здания концертного зала, разделяет небольшая Theaterplatz. Любопытно, что название «Театральная площадь» сегодня ассоциируется лишь с находящемся неподалеку клубно-развлекательным заведением под названием Du Théâtre, в комплексе которого весьма важной сопутствующей составляющей, несомненно, является итальянский ресторан Lorenzini.

Но нас ожидает пища духовная – и итальянская опера вполне может рассматриваться в качестве весьма изысканного музыкального деликатеса, тем более, что в данном случае речь идет о необычайно эстетствующем сочинении Моцарта под титлом «Так поступают все»… И вопрос «Кто так поступает?», конечно же, не вопрос: итальянское слово tutte однозначно указывает на представительниц прекрасной половины человечества! Однако весьма примечательным, даже знаковым, на этот раз становится то, что женщина берет в свои руки и бразды музыкального руководства спектаклем. Юдит Кубиц за дирижерским пультом ведет свой оркестр очень мягко, очень деликатно, очень «по-женски» в располагающем смысле этого слова, так что под очарование поистине опьяняющей филигранно-отточенной «оркестровой нежности» подпадаешь с первых же тактов. При этом на сцене, несмотря на всю опереточность фабулы с переодеваниями персонажей и «неузнаваниями» друг друга, страсти кипят вовсе не шуточные. Парадокс, но эта двухактная dramma giocoso на либретто Да Понте оказывается на поверку очень даже серьезной. Боль, страдания и муки ревности двух главных мужских персонажей, Гульельмо и Феррандо, являющихся друзьями и в своем «дружеском» свинге с собственными женами зашедших слишком далеко, предстают очень даже реальными и пронзительно драматичными – и это при всём том, что поверить всерьез в предложенную либреттистом сюжетную коллизию решительно невозможно.

Именно поэтому к увиденной мною бернской постановке (режиссер – Даниэль Каразек, сценограф – Ларс Петер, художник по костюмам – Клаудиа Шпильман) формула «Школа влюбленных» – второе «официальное» название оперы – оказывается применимой гораздо в большей степени, чем основное название. Для режиссера явно важнее не то, как и почему именно так Фьордилиджи и Дорабелла поступили со своими мужьями (соответственно, с Гульельмо и Феррандо), а то, к чему, к каким необратимым последствиям это может привести. И в этом смысле обсуждаемый спектакль – отнюдь не занудная школа нравов. Не привязываясь к месту и времени локализации оригинального сюжета, оставляя за кадром парички, камзолы и кринолины, эта «режиссерская школа» оказывается весьма изящной и непринужденно легкой в усвоении учебного материала. Эта школа, конечно же, современна от начала и до конца, ибо о вечных вневременных проблемах отношений между мужчинами и женщинами рассказывает зрителю с позиций нашей эпохи.

Итак, постановка немецкого режиссера Даниэля Каразека (вообще, вся постановочная команда – немецкая) – это современное музыкальное пособие, написанное языком эстетической театральной красоты, заключенной в обыденно простых вещах. В спектакле нет ни театральной мебели, ни масштабных сценографических выгородок: в нем есть удивительно притягательная атмосфера простых и бесхитростных костюмов, на первый взгляд абсолютно стирающих грань между сценой и реальностью нашего времени, но эта атмосфера вовсе не банальная копия нашей жизни. За счет очень мягкой игры в современные аллюзии, за счет действенно психологических мизансцен, наконец, за счет потрясающих актерских воплощений эта постановка в вопросе преломления и проецирования эпох друг на друга явно находит золотую середину. По счастью, в ней нет никакой агрессии, никакого натурализма и прочих постмодернистских выкрутасов, к которым повышенное тяготение в наши дни испытывает именно немецкая режиссура.

Более того, по своему костюмно-сценографическому облику постановка предстает весьма «минималистичной», но это вовсе не костюмированный концерт, а очень тонкое, изысканно выстроенное театральное действо. Нити его, вообще-то говоря, явно зловещей интриги находятся в руках этакого Мефистофеля, выведенного под именем Дона Альфонсо, хитрого и коварного «ловца человеческих душ», и его резвой «сообщницы» Деспины, напротив, полной жизни и доброго искреннего света, похоже, до конца так и не понимающей, во что ее втянули все эти «происки от лукавого» (одно дело «невинный» флирт с кем-то в отсутствии мужей, другое дело – перекрестная измена со своими же неузнанными мужьями). Пари между Доном Альфонсо и Гульельмо с Феррандо, которое должно опровергнуть или доказать супружескую верность Фьордилиджи и Дорабеллы, в интродукции оперы заключается на фоне живописной картины, рама которой вписана в высотные и широтные габариты сцены. Изображение картины в искривленной перспективе олицетворяет тот самый «oculus», то самое «око Дьявола», через которое на «пантеон человечества», нарушая привычный круг жизни, исходят всевозможные искушения.

И такой круг (действительно круглый подиум, слегка наклоненный к зрителю и вылезающий из картинной рамы) постоянно присутствует в спектакле: именно подобным «космосом» круга жизни на пустом пространстве сцены и сменяется живописная красота интродукции. Этот круг ненадолго размыкается, когда Гульельмо с Феррандо «уходят на войну», затем вновь «дьявольски» смыкается, когда они в облике переодетых иностранцев предстают перед своими женами, а свинг-провокация незадачливых мужей заканчивается «успехом», сравнимым с трагедией. После поимки с поличным своих неверных жен, успевших подписать перекрестные брачные контракты, и скандала, устроенного им законными мужьями, круг жизни вновь возвращается в свое привычное русло. В качестве закрепления пройденного материала звучит финальный хор: трехчасовая «учебная пара» в музыкальной «Школе влюбленных», носящая характер иронично-мягкого назидания, подходит к концу. И после такого восхитительного «занятия» в Городском театре Берна в моей душе – душе зрителя и слушателя – сразу же воцаряется самая настоящая «вселенская гармония»… Ни больше ни меньше!

Уже отмечалось, что в драматическом плане вся шестерка персонажей оказывается просто великолепной, но и в вокальном отношении весь ансамбль предстает весьма крепким и стилистически грамотным. Однако с точки зрения впечатления от самих голосов этот ансамбль распадается для меня на две равные части. Лишь номинальный вокальный интерес, основанный, тем не менее, на очень добротном исполнительском профессионализме, вызвали у меня Агнешка Славинска (Фьордилиджи), Клод Айхенбергер (Дорабелла) и Арман Арапян (Дон Альфонсо). Зато просто море вокального и артистического удовольствия в партии Гульельмо заставил испытать Робин Адамс, потрясающе вальяжный и невероятно харизматичный английский баритон, обладатель голоса пластически-мягкого тембра, прекрасно владеющий мастерством интонационно-образной выразительности. Несомненно, в партии Феррандо хорош и Андриес Клоете, южноафриканский лирический тенор, вызывающий самое настоящее сопереживание своему персонажу несмотря даже на явную «спинтовость» звучания, кажущуюся всё же несколько большей, чем допустимо для этой партии. Наконец, в партии Деспины практически идеальная вокальная выучка и чувственно-притягательная красота звучания сопрано Кьяры Скерат (швейцарской певицы родом из Бельгии) определенно затмевают тембрально жесткие голоса исполнительниц главных женский партий.

В нынешнем завершающемся сезоне обсуждаемая постановка «Così fan tutte» на сцене Городского театра Берна стала последней оперной премьерой, но полный список новых постановок, осуществленных за весь сезон (включая одно возобновление – «Семелу» Генделя), насчитывает семь наименований. В этом списке вполне «мирно» уживаются «Летучий голландец» Вагнера и «Орфей в аду» Оффенбаха, «Похождения повесы» Стравинского и «Лючия ди Ламмермур» Доницетти. Однако явным особняком стоит, пожалуй, лишь сентябрьская премьера, увидевшая свет буквально через несколько дней после премьеры «Летучего голландца» (первой премьеры сезона) и состоявшаяся в рамках Бернского музыкального фестиваля прошлого года. Речь идет об экспериментальном сочинении под названием «Der Wunsch, Indianer zu werden» («Желание быть индейцем») швейцарского композитора Лео Дика, которое им было написано по заказу Городского театра Берна. Согласитесь, что нарисованная картина как в репертуарном, так и в количественном отношении для номинально столичного, но всё же небольшого по масштабам своей функциональности оперного театра, выглядит весьма и весьма впечатляюще. Так что, если будете в Берне, непременно послушайте оперу в его Городском театре. Я получил массу удовольствия! Думаю, что и вы получите тоже…

Фото: Philipp Zinniker / Stadtteater Bern

реклама