Певица, явившаяся с Востока
"Мои родители – самые знаменитые опереточные певцы в Румынии" – "В пять лет я начала учиться игре на скрипке" – "Я увлеклась оперной музыкой в лицее" – Враждебность в Бухарестской музыкальной академии – Отделение дирижёрского мастерства – Скандал из-за любовной истории – Бегство на Запад – Четыре месяца в лагере для политических беженцев, среди клопов и грязи – Возвращение на родину
– Стать певицей – было единственной мечтой моей жизни. Я родилась в семье певцов, и карьера моя должна была бы стать очень лёгкой. Однако она оказалась весьма трудной, – так говорит мне Габриэла Чеголеа, молодая лирическая сопрано, румынка, живущая в эмиграции в Западной Европе. И добавляет: – Я боролась со всеми: с моими преподавателями музыки, с правительством своей страны, с моими родителями, которые в какой-то момент вместо того, чтобы помочь, отказались от меня, боролась, преодолевая невообразимые трудности, когда сбежала на Запад. Но сегодня, хвала Всевышнему, я всё преодолела.
Я встретился с нею в Милане, когда певица собиралась в Нью-Йорк. Минувшие весна и лето принесли ей много радостей.
Впервые выступив в опере в 1976 году, она за шесть лет сделала серьёзную карьеру, работая во многих театрах, в том числе в "Ла Скала", где дебютировала в мае 1978 в «Манон» Пуччини вместе с Пласидо Доминго, под управлением Жоржа Претра.
После этого спектакля, открывшего ей путь к другим престижным контрактам, критики с восторгом писали не только о её голосе, но и о неукротимом драматическом темпераменте, который проявляется только на сцене и которого недостаёт в частной жизни, так как она женщина очень мягкая и уступчивая.
– Я родилась в маленьком румынском городке Дорохой на границе с Молдавией, – рассказывает Габриэла Чеголеа. – Мои родители – опереточные певцы, и я начала обитать в театре ещё в пелёнках. Меня оставляли в гриумборной, и мать кормила грудью в антрактах. Мама, сопрано, по происхождению итальянка. Её девичья фамилия – Фортуна, и у нас имеются дальние родственники в Венеции. Отец, бас, русский по крови. Какой-то период мои родители были самой знаменитой парой в румынской оперетте.
В пять лет я начала учиться игре на скрипке, в семь – на рояле. Любовь к пению появилась ещё в лицее. Мои учителя обнаружили, что у меня красивый голос, и я стала солисткой детского хора.
В румынских школах музыка – главный предмет. До самого окончания лицея я была первой ученицей в классе и все экзамены по музыке сдавала лучше всех. Не удивительно, что получив аттестат зрелости, я выбрала не университет, а поступила в Академию музыкального искусства, мечтая стать певицей.
В Румынии очень трудно попасть в университет. Там принят закон, ограничивающий нормы приёма, и чтобы поступить, нужно пройти весьма жёсткий отборочный конкурс. В тот год, когда я закончила лицей, десять мест в университете оспаривало двести сорок человек. После первого тура осталось шестьдесят претендентов, из них на втором было отобрано десять счастливцев. Среди них оказалась и я.
Но я решила поступить в Бухарестскую музыкальную академию. А для этого надо сдать и другие экзамены, причём в каждом отделении академии свои требования. Я стремилась на отделение вокала, но меня не приняли. Преподавательница, экзаменовавшая меня, сказала, что у абитуриентки нет никаких способностей. Я удивилась. Объяснила ей, что в лицее была солисткой в школьном хоре и лучше всех сдала экзамены, что прежние учителя советовали стать певицей, что родители мои – знаменитые певцы. Тщетно.
С этого момента началась моя жестокая и упорная борьба. Я могла бы отказаться от пения, пойти в университет и заняться литературой или медициной. Но любовь к вокалу оказалась сильнее любых трудностей. Чтобы остаться в академии, я сдала экзамены – с наилучшими отметками – на отделение музыкальной педагогики, музыковедения и дирижёрского мастерства, и меня приняли. Но тем не менее я каждый год снова и снова ходила на экзамены по пению, а всё та же преподавательница упорно отвергала меня.
Видя, что все мои попытки поступить на вокальное отделение тщетны, я решила брать частные уроки. Но и такой поступок потребовал от меня немалых жертв. Учась в академии, я жила на стипендию и на небольшую помощь от родителей. Мне удавалось немного сэкономить, и я тратила эти деньги на уроки.
Спустя пять лет, а это были очень грустные годы, настало время получить диплом. И тут возникла новая проблема. Поскольку в моём дипломе будет обозначена специальность – музыкальный педагог, музыковед, дирижёр оркестра, не было никакого сомнения, что меня отправят преподавать музыку в какой-нибудь захолустный городок, и мечта стать певицей окончательно растает, как дым. Мне следовало избавиться от подобной перспективы. Единственная возможность сделать это – принять участие в каком-нибудь престижном вокальном конкурсе за рубежом, победить в нём и показать всем, что преподавательница, которая постоянно отвергала меня, не права.
Я узнала, что в Бухаресте начался отбор на знаменитый вокальный конкурс в Бельгию. Однако не могла принять в нём участие официально, потому что не была студенткой вокального отделения. Мне оставалось только одно – отправиться туда как частное лицо.
В то время я познакомилась с одним итальянцем и влюбилась в него. Может быть, это была даже не столько любовь, сколько очарование этим человеком. Кроме того, он ведь мог дать мне возможность поехать за границу и реализовать то, что на моей родине не позволялось. Румынской студентке категорически запрещалось иметь какие бы то ни было сентиментальные отношения, пока она учится в университете или музыкальной академии. А если к тому же молодой человек – иностранец, то подобная история обретала масштабы национального скандала.
Размышляя над такой ситуацией, я поняла, что могу использовать её в свою пользу. Я решила спровоцировать скандал и известила всех о своих отношениях с итальянцем. Произошло землетрясение. Отец примчался в Бухарест, дал мне пощёчину и публично отказался от меня как от дочери. Мать представила в академию официальный донос на меня. В такой ситуации ректору пришлось лишить меня стипендии и исключить из академии.
Ректор, человек интеллигентный и добрый, вызвал меня и поинтересовался, почему я вела себя подобным образом. Я поведала ему всю историю, и он согласился, что со мной обошлись более чем несправедливо. Он сказал, что не может оставить меня в академии, но всё же посоветовал принять участие в отборочных турах на вокальный конкурс в Бельгии, пообещав помочь мне.
И действительно, я победила на отборочном конкурсе. Однако, чтобы поехать в Брюссель, нужны были деньги. Просить у родителей бессмысленно. Родственники знать меня не желали. И только итальянский друг помог, буквально спас меня, одолжив деньги, какие нужны были, чтобы записаться на конкурс и оплатить дорогу.
Началось сражение за выездную визу из Румынии. Визы, документы, свидетельства: конца им не было. Разрешение на выезд в Бельгию удалось получить лишь в самый последний момент, причём всего на десять дней. Я притворилась, будто всё в порядке, и уехала.
Оказавшись в Бельгии, позвонила в румынское посольство и сказала, что мне нужно продлить визу, иначе не смогу участвовать в конкурсе. "Мы ничего не можем сделать, – ответили мне, – вам следует вернуться в Бухарест и подать новое прошение о новом разрешении". "Не вернусь даже мёртвой! – воскликнула я. – Более того, я получила стипендию в Таормину. Когда закончится конкурс, поеду в Италию и только после окончания учёбы там вернусь на родину. Вам нужно, следовательно, продлить мне визу".
После длительных переговоров мне удалось всё же добиться этого. Я победила на конкурсе в Бельгии и сразу же отправилась в Италию. Но в этой стране мне уже пришлось просить политического убежища.
Я сделала такой шаг, немало выстрадав, принимая решение. Я оставила родину, семью, хотя родители так нехорошо обошлись со мной, и большая тяжесть лежала на моей душе. Но у меня не было другого выхода, чтобы продолжать свою творческую карьеру.
Итальянские власти отправили меня в лагерь в Патричано, пока моя просьба не будет рассмотрена. Из Патричано меня переместили в Капуа и в Казертано. Здесь я пробыла с января до апреля.
Жили мы в хлеве на старой заброшенной ферме, по колено в грязи, со множеством клопов. В ужасной тесноте, всё вперемешку – и политические эмигранты, и обычные уголовники. Окна в хлеву были без стёкол, и, спасаясь от холода, мы заклеивали их газетами. Кормили нас два раза в день, очень скудно, лишь бы только не умерли с голоду. Имелся единственный туалет на всех и один умывальник тоже на всех, и к ним постоянно выстраивалась очередь.
Это были жуткие месяцы, я получила тогда потрясающий опыт. В то же самое время прибыли в Италию беженцы из Чили, но их встретили необычайно заботливо и разместили в гостиницах в Риме. Мы недоумевали – почему же такое различие в обращении? Я пыталась протестовать, но никто не слушал меня. Впоследствии я ещё не раз убеждалась, что оказаться в Италии эмигрантом из коммунистической страны довольно неудобно.
Живя какое-то время среди бедных людей, я многое поняла в жизни. Я старалась, как могла, помочь своим товарищам по несчастью. Говорили, что я сильная, что даю им надежду. Но я тоже пребывала в полнейшем отчаянии.
Я узнала, что появилась возможность уехать работать в Швецию. Там требовались неквалифицированные рабочие, по возможности семейные, чтобы трудиться могла вся семья.
Я была не замужем и к тому же артистка, иными словами меня считали интеллигенцией, поэтому я не представляла, как чернорабочая, никакого интереса. Не знаю, какой святой меня спас, только моё заявление приняли.
Мне просто повезло. Я вновь начала заниматься. Вернулась в Италию и стала посещать курсы пения в Венеции и школу театра "Ла Скала" в Милане. Я участвовала в разных конкурсах и в 1976 году дебютировала в «Андре Шенье» в Сан-Ремо. И сразу же спела «Тоску» в Копенгагене, Осло и Стокгольме. Эта «Тоска» спасла меня окончательно. Я выступила с большим успехом.
Шведы, гордясь тем, что приняли меня к себе, даже оформили моё гражданство в этой стране. После «Тоски» моя карьера стала развиваться стремительно. Я пела «Аттилу» в Швейцарии, вернулась в Стокгольм с «Балом-маскарадом», участвовала в «Симоне Бокканегре» в Швеции, выступала в «Манон Леско» в Сан Пауло в Бразилии. Потом пела в Нью-Йорке, Венеции Риме, Триесте, Милане, и больше моя карьера не прерывалась.
– А как сейчас складываются ваши отношения с Румынией?
– Всё изменилось, – говорит Габриэла Чеголеа. – Успех сделал моё имя достойным внимания для властей моей страны. После знаменитой «Тоски» в Стокгольме ко мне в гримуборную пришёл румынский посол в Швеции. Он поздравил меня и сказал, что я – гордость нашей родины. И отец, узнав о моих успехах, стал писать мне длинные письма, забыв, как оттолкнул дочь в своё время.
Преподавательница пения, которая проваливала меня на экзаменах в академии, хвалится, что всегда предсказывала мне счастливое будущее. Правительство пригласило петь в бухарестской "Опере", и я вернулась на родину с большой радостью.
Все эти счастливые перемены радуют меня, – заключает Габриэла Чеголеа. – А старое я уже всё позабыла. Не могу держать зло на душе ни на кого.
Перевод с итальянского Ирины Константиновой
Отрывок из книги Ренцо Аллегри «Звезды мировой оперной сцены рассказывают» любезно предоставлен нам её переводчицей
