Сапожник с острова Минорка
Ещё школьником он начал работать на обувной фабрике – В приходской музыкальной школе – Изумление руководителей барселонского театра – "Меня пригласили на прослушивание и я спел песни, потому что не знал ни одной оперной арии" – Вмешательство Монсеррат Кабалье – "Так я попал в "Ла Скала" – Фальстаф, которому не нужен накладной живот
Внушительный – в два метра ростом, весом далеко за центнер, с лицом счастливого ребёнка, Хуан Понс, 1946 года рождения, сапожник с острова Минорка, совсем недавно был ещё совершенно никому не известным баритоном, подающим надежды.
Сегодня это знаменитость, входящая в узкий круг самых крупных имён мировой оперной сцены.
Его удача началась в "Ла Скала" вечером 7 декабря 1980 года, когда он с невероятным, даже ошеломляющим успехом выступил в роли Фальстафа в вердиевской опере, которая шла под управлением Лорина Маазеля и в постановке Джорджо Стрелера.
Тогда даже самая строгая критика не скупилась на похвалы. Интерпретация Понса была названа "исторической", достойной Мариано Стабиле, легендарного Фальстафа Тосканини.
"Самая важная и радостная новость на открытии сезона в "Ла Скала", – писал Массимо Мила, "князь итальянских критиков", – заключается в том, что найден, наконец, Фальстаф. Не какой-то баритон, который будучи весьма неплохим певцом, может при необходимости спеть и Фальстафа, а Фальстаф от природы, почти исключение".
– Для меня петь в "Ла Скала" – было недосягаемой мечтой, – говорит Хуан Понс. – А иметь такой успех у публики и у критики – это мне вообще кажется просто невероятным.
Я встречаюсь с ним в Милане. Он в кругу семьи – жена Катерина и трое детей – Микеланджело, Анди и Ханни (Джованна). В Хуане Понсе привлекает не только его красивый голос и впечатляющая внешность. Его отличают исключительная душевная теплота – врождённая и непосредственная, и удивительный эмоциональный заряд, который часто вынуждает его волноваться до слёз, что невольно вызывает симпатию.
Прошу артиста рассказать о своей жизни. Он охотно соглашается.
– Я родился в Сиудадела, на острове Минорка. Это второй по величине остров архипелага Балеарских островов, но маленький: лишь пятьдесят тысяч жителей, а ширина его всего семьдесят восемь километров. Я родился и вырос там. До двадцати четырёх лет работал на обувной фабрике: делал ботинки и думать не думал о том, чтобы стать певцом. Потом однажды меня случайно услышал директор барселонского театра, и тут начались мои приключения.
– В вашей семье были музыкальные традиции? – спрашиваю я.
– Нет, моя семья такая бедная, что ни у кого не было времени заниматься музыкой, – рассказывает Понс. – Я в раннем детстве остался без матери, а отец работал и по ночам. Я начал трудиться на обувной фабрике ещё в начальной школе. В тринадцать лет уже поступил на постоянную работу, чтобы иметь будущее.
Я католик и с детства пел в церкви. Потом начал выступать в капелле, в "Скола канторум" в моём городе. Я пел из любви к пению, никогда не думая, что могу стать профессиональным певцом. В 1970 году наша "Скола канторум" отправилась с концертом в Барселону. Среди публики оказался синьор Диего Моньо, входивший в художественный совет барселонского театра "Лисео". Он пришёл послушать наш концерт, потому что был родом с Минорки.
К тому времени я стал солистом хора, и на Дьего Моньо мой бас произвёл сильное впечатление. Он пришёл поздравить меня и пригласил приехать на прослушивание в барселонский театр. "В среду после обеда устраивает?" – спросил он. "Никак, – ответил я. – Мы уезжаем в понедельник вечером, и во вторник утром я должен быть на фабрике". Синьор Диего рьяно взялся за дело, и прослушивание состоялось в понедельник после обеда.
Не знаю точно, сколько человек присутствовало на том прослушивании. Помню, что меня попросили спеть арию из какой-нибудь оперы. Но я не знал ни единой. Я ни разу не видел ни одного оперного спектакля, не слышал их ни по радио, ни на пластинке. Я знал только песни из сарсуэлы, популярной испанской оперетты, и они велели мне спеть одну из них.
Я исполнил ариетту из оперетты «Таверна на мосту». Экзаменаторы пришли в восторг и заставили меня петь ещё. "У тебя исключительные способности, – сказали они. – Тебе надо учиться. "Я бы охотно, – ответил я, – да только уже поздно. У меня хорошая работа, и я собираюсь жениться". Мне предложили поступить в хор театра. "На деньги, которые будешь получать, ты мог бы оплатить занятия музыкой". Я попросил время, чтобы подумать.
Вернулся в Сиудадела и посоветовался с невестой. Ей тоже это предложение пришлось не очень-то по душе, потому что меняло все наши жизненные планы. Так или иначе, мы решили сделать попытку всего на год. На фабрике место за мной подержат. Если за это время откроются перспективы, то мы поженимся, и Катерина приедет в Барселону, где я продолжу занятия. А если ничего не получится, вернусь на обувную фабрику.
Я уехал в Барселону в конце 1970 года. В хоре я чувствовал себя хорошо. К концу первого года обучения я дебютировал в театре, правда, в крохотной, но очень важной для меня роли: это означало, что я могу начать карьеру. Как и было решено, мы сыграли свадьбу, и я продолжал занятия.
– У вас были трудности, когда вы начали свою карьеру? – спрашиваю я. Понс некоторое время молча смотрит на меня, потом говорит:
– Ещё сколько! Ведь я окончил только начальную школу, и у меня не было необходимого образования и культуры для всего, что я задумал сделать. Я учился и днём, и ночью. С помощью Господа Бога и Катерины я сумел проложить себе дорогу. Первые четыре года я пел совсем неплохо. В Испании стал довольно известным басом. Говорили, что сделаю хорошую карьеру.
– А как же это вы потом начали петь баритоном?
– Это случилось три года спустя, когда я пел в «Аиде» с Монсеррат Кабалье и Пласидо Доминго. После первого же спектакля Кабалье сказала мне: "Хуан, я хотела бы, чтобы вы приехали ко мне домой, нам надо поговорить об одном важном деле. Однако лучше сделать это, когда закончатся спектакли «Аиды», просто не хочу волновать вас раньше времени". Я не понял, что она хотела этим сказать. Подумал, может быть, задумала предложить мне важную роль в какой-нибудь опере или же исполнить вместе со мной что-либо для грамзаписи. Для нас, в Испании, Монсеррат – это легенда, живая Каллас. Петь с нею – мечта каждого певца. Я тщательно подготовился к встрече. Выучил арию из «Дон Карлоса» «Ella giammai m'amò», это самая выгодная ария для баса.
Когда пришёл к ней в гости, то встретил там её брата Карлоса и других мало знакомых людей. Монсеррат попросила меня спеть, но не пожелала слушать «Ella giammai m'amò». "Хочу, чтобы ты спел мне какую-нибудь арию для баритона", – сказала она. "Но я же бас, всегда пел басом", – возразил я. "Знаю, – ответила Монсеррат, – но я думаю, что ты баритон, именно поэтому и захотела послушать тебя здесь, у себя дома". Я не знал ни одной арии для баритона. Монсеррат предложила спеть арию из «Травиаты» «Di Provenza», наиболее известную. Я взял ноты и запел. Кабалье внимательно слушала меня до самого конца, потом сказала: "Теперь у меня больше нет сомнений: ты самый настоящий баритон, и если хочешь сделать большую карьеру, должен петь именно баритоном". "Я только-только начал что-то зарабатывать, – замялся я, – у меня семья, трое детей, я не могу опять приняться за учёбу". "Мы поможем тебе", – добавила Кабалье, и этим убедила меня.
Я снова начал заниматься. Театры приглашали меня, предлагая петь басовые партии, а я, обливаясь в душе слезами, был вынужден отказываться. Пришлось пережить невероятно печальные и очень трудные минуты. Я не знал, чем всё это кончится. Но мне повезло. В 1978 году я начал петь в театрах баритоном и постепенно проложил себе дорогу.
Серьёзным успехом, определившим мою карьеру, был дебют в "Ла Скала" на открытии сезона 1980/1981 годов.
Как произошло моё вступление в "Ла Скала"? Этим я тоже обязан Монсеррат Кабалье и её брату Карлосу, который стал моим импресарио. В июне 1980 года я должен был уехать в Сан Диего в Калифорнии, мне позвонила Кабалье и попросила отправиться в дорогу немного раньше, чтобы по пути на один день задержаться в Мадриде, так как хочет познакомить меня с одним важным человеком.
Я приехал в Мадрид и встретился с маэстро Сичилиани, который сказал, что хочет послушать меня и собирается предложить партию в «Паяцах» в "Ла Скала". Я спел Пролог и кое-что ещё. Он смотрел на меня с какой-то странной улыбкой, которую я никак не мог разгадать. Он спросил, смогу ли я со своей могучей комплекцией спеть Тонио, горбуна. "Ради работы я готов на всё" – ответил я, – а в "Ла Скала" я могу даже пешком отправиться". Мы договорились, что он позвонит мне.
Недели через две позвонил Карлос Кабалье и сообщил, что "Ла Скала" приглашает меня на открытие сезона «Фальстафом». Я почувствовал, как земля уходит у меня из-под ног. "Бога ради, скажи, что это невозможно! – сказал я. – Это выше моих возможностей, я же умру от страха". Он принялся рассуждать, уговаривая меня: "Сичилиани – прекрасный знаток голосов. Если он тебя приглашает, значит, уверен в тебе". Ему удалось убедить меня.
– Были ли у вас сложности в работе со Стрелером?
– Да, было трудно. «Фальстаф» – опера, которая требует большой работы, и режиссёр был в высшей степени требовательным. Я изо всех сил старался делать всё, что он хотел. Не знаю, насколько мне удалось это. Он всё время повторял: "Ты должен забыть, что ты певец, баритон, ты должен не петь, а играть". Для человека, который любит петь, это не так-то просто.
– Вы ожидали, что будет такой огромный успех, какой оказался в тот вечер в "Ла Скала"?
– Нет, совершенно не ожидал ничего подобного. И до сих пор не могу понять, что же произошло тогда, 7 декабря. Я читал газеты, видел все восторги публики – и не понимал. Во время пения я запоминаю только то, что у меня выходит плохо, не совсем удачно. В тот вечер я очень волновался и допустил немало ошибок. В самом начале у меня не шло дыхание, и мне трудно было держать интонацию.
– Как вы, такой молодой человек, чувствовали себя в роли весьма своеобразного вердиевского персонажа?
– Неплохо. Этот персонаж симпатичен мне. Я могу играть его вполне натурально. И даже подушку не надо привязывать к животу. А в других операх приходится всё время подтягивать живот. В «Фальстафе», к счастью, могу полностью расслабиться.
– Кто приехал в Милан с вашего родного острова на ваш дебют в "Ла Скала"?
– Мои дети, а это мои талисманы. Узнав, что дебют в "Ла Скала" это очень важное событие, они захотели присутствовать, и всё прошло хорошо. Потом приехала моя сестра с мужем и четверо друзей. Один из них – мой самый большой друг. Он ничего не понимает в оперной музыке и ни разу не был ни в одном театре. "Ради тебя пойду и на эту жертву", – сказал он мне по телефону и впервые за всю свою жизнь присутствовал на оперном спектакле. Похоже, ему было забавно.
– Сколько же вы на самом деле весите?
– Не могу вам сказать. Газеты писали, столько же, сколько Паваротти. Не знаю, так ли это. Но поскольку Паваротти держит в секрете свой вес, я поступлю так же: иначе раскрою его тайну.
Перевод с итальянского Ирины Константиновой
Отрывок из книги Ренцо Аллегри «Звезды мировой оперной сцены рассказывают» любезно предоставлен нам её переводчицей
