Два последних завершающих аккорда насыщенного знаменательными событиями лета 2012 пришлись на уикенд, 8 и 9 сентября: в Лондоне отыграл последнее представление грандиознейший музыкальный фестиваль — ВВС Proms 2012, а на следующий день незабываемом прощальным шоу, когда погас олимпийский огонь, — завершились Параолимпийские игры.
Не знаю, насколько Британии выгодны в финансовом отношении оказались эти празднования — а до этого были еще и пышные торжества по поводу Бриллиантового юбилея Королевы и три недели триумфальных Олимпийских Игр, но однозначно одно: многие годы эта страна не испытывала ничего подобного, а именно — гармонии физической и духовной всей нации. Сплочения, эмоционального подъема, человеколюбия. Когда люди потянулись друг к другу, и все вместе — к спорту, к музыке. Англичане предстали перед миром другими. А миллионы черных, желтых, белых людей с разных континентов, десятилетиями обладающие британскими паспортами, однако продолжавшими жить в прошлом, вдруг осознали, что они — британцы!
Но в отличие от Олимпиады, музыкальный Променад (ВВС Proms) в Лондоне идет каждое лето с конца девятнадцатого века — с середины июля до первой декады сентября. В этом году он был 118-м. Не знаю, что можно было придумать лучшего, чтобы напомнить миру о том, какой невероятной ценностью мы все обладаем: Ее Величество Классическая Музыка — спасибо, Proms! — доступна для всех! В том числе и для тех, у кого в кармане найдется всего лишь только 5 или 7 фунтов.
ВВС Proms — это 76 концертов, большинство которых проходит в знаменитом Королевском «Альберт-холле», вмещающем пять тысяч зрителей, и прилегающем к нему «Cadogan Hall». Но заключительный концерт — событие особенное. Около трехсот тысяч человек — в парках Уэльса, Шотландии, Ирландии и через дорогу от «Альберт-холла» в лондонском Гайд-парке — смотрели и слушали, и подпевали мальтийскому тенору Джозефу Каллейе три последних песни — «You’ll never walk alone», «Rule, Britannia» и «Jerusalem», которыми традиционно заканчивается каждый Променад. А уж заключительный национальный гимн «Боже, храни Королеву!» — поет, по-моему, вся Великобритания.
Мне лестно, когда тщательно изучив программу фестиваля, я осознаю, насколько внушителен вклад в мировую сокровищницу классической музыки русских композиторов и музыкантов. Хотя в этом году репертуар был несколько иным, не традиционным, и большинство концертов играли симфонические оркестры не привезенных национальностей — Берлинский, Русский, но из Шотландии, Уэльса. Этот Proms оказался более британским, как мне показалось, в то время как раньше задействован был весь мир.
Но, может быть, я не права, хотя бы потому, что дирижировал Proms 2012 чешский дирижер, теперь я уже могу написать бывший главный дирижер Симфонического оркестра ВВС, Йиржи Белоглавек. Это был его последний концерт в Лондоне. Знаете, что произошло дальше? В ответ на эти его слова — а весь концерт он вел сам, произнося с явным акцентом, по бумажке, скорее всего им же написанный текст (здесь обходятся без напыщенных гламурных девиц и подобных же им мужчин и заученных фраз), зал спел для него вторую по популярности, после «С днём рождения, тебя!», английскую песенку: «Он славный парень». Ее обычно поют, когда хотят поздравить человека с каким значительным событием — днем рождением, свадьбой. Это было очень мило и трогательно. Их, зрителей, никто не просил, не организовывал. Они спели то, что чувствовали.
Я должна сказать, что англичане во многом достойны уважения. Это народ толерантный, терпимый к иному образу жизни, поведению, обычаям, чувствам, мнениям, идеям, верованиям, акцентам других людей. Очень отзывчивый.
Свой первый Proms я простояла на балконе. Я была приглашена, но меня не предупредили, что у нас стоячие билеты. Тогда, в первые минуты, я была страшно разочарована, а потом присмотрелась к соседям, облокотившимся на перила, почтенным, седым, интеллигентным и — притихла. Это был вечер русской классики.
Классическая музыка — это моя давняя любовь, первая любовь! Она проявилась так рано и так очевидно, что не заметить это было просто невозможно, но мои родители — шахтеры этого, увы, не заметили.
Когда передавали концерты классической музыки по телевизору, я бросала все свои детские забавы, садилась под круглый стол, накрытый плотной скатертью с бахромой, и — замирала там.
Позже, в пять-шесть лет, из картонной коробки я сотворила себе «пианино», нарисовав карандашом черные и белые клавиши, и когда только объявляли концерт, я была уже под столом — или рядом — и самозабвенно «играла» на своем картонном пианино, покрываясь мурашками от нахлынувших эмоций и испытывая страшные наплывы счастья.
В 10 лет я нечаянно, даже не подозревая об этом, записала себя сама в музыкальную школу.
В нашем поселковом шахтерском клубе я часто меняла книжки в библиотеке. В тот день, в начале сентября, выйдя из библиотеки, я услышала в коридоре музыку — кто-то играл за дверью. Я присела под дверью и... «замерла» по обыкновению. Я не знаю, сколько времени прошло, но дверь отворилась, оттуда вышел мужчина и спросил:
— Что ты здесь делаешь?
— Слушаю музыку! — ответила я.
— Ты любишь музыку?
— Люблю!
— А хочешь научиться играть?
— Хочу, — отвечала я.
Он пригласил меня в класс, попросил меня повторить звуки, которые он брал на пианино. Потом сказал:
— У тебя есть слух…
Это был учитель по классу аккордеона.
Я много раз думала, что если бы это оказался учитель по классу фортепиано, может быть, моя жизнь была иной. В 17 лет, когда я уже получала аттестат зрелости, к нам домой пришли представители музыкальной школы, где я провела 7 лет. Они уговаривали моих родителей отправить меня в музыкальное училище. Но в то время я уже напечатала полстраницы своей первой статьи (о путешествии в Москву и в Минск по местам боевой славы) в городской газете формата «Правды» (была переполнена впечатлениями), получила свой первый гонорар (17 рублей), и в моей душе зародилась новая любовь — журналистика.
Перед Новым годом родителей вызвали в суд, там они узнали, что они не заплатили за четыре месяца обучения их дочери в музыкальной школе. Отец, вернувшись из города, тут же куда-то исчез, а вернулся с чьим-то аккордеоном. Посадил меня на стул, дал инструмент, сказал: «Играй». Я сыграла. Все-таки четыре месяца, два раза в неделю я ходила учиться игре на аккордеоне. А мне казалось, я ходила в кружок. Кружки ведь тогда были бесплатные.
На следующий день он купил мне мой, новенький аккордеон, и только спустя несколько лет — пианино. Но уже не мне — моя младшая сестра подросла. А мне казалось, она хотела стать балериной. Все мамины накидушки на подушки — такие ажурные, прозрачные — в итоге завершали свое существование, как ее балетные пачки.
Я не хочу останавливаться на репертуаре и программе концертов — их легко найти в интернете, но атмосфера в «Альберт-холле» — это то, о чем не прочитаешь в газетных или журнальных статьях. Конечно, как и на всякий концерт, билеты здесь покупаются чаще всего по интернету (наиболее популярные вечера распроданы за полгода) и, конечно же, в кассах. Но не об этих зрителях, которых уже заранее ждут места в ложах или в партере, или малоудобные, тесные — на галерке, идет речь.
О тех, кто приходит в «Альберт-холл» за несколько часов. Встает в живую очередь (без права купить лишние билеты для семьи, друзей, каждый покупает только для себя). Должна сказать, это необыкновенная публика, и самая благодарная, и это правильно, что они оказываются рядом со сценой, с оркестром.
Привычного партера в «Альберт-холле» нет. Во время театральных представлений это пространство, как правило, часть сцены (декорации «Аиды», например, были размещены именно здесь). Но во время концертов здесь стоят зрители. Тем, кому не хватит места в партере, поднимутся на балкон, где провела первый, но как оказалось, совсем не последний свой стоячий Proms я. Не потому, что я не могу купить полноценный билет. Балкон — огромнейший. Там много пространства, и в отличие от тесной галерки, где нет возможности даже сменить позицию ног, здесь можно погулять, посидеть, если повезет, и даже полежать: студенты, например, приходят сюда со своими йоговскими матрасиками. Кто мешает принести мне мое собственное ложе? Хотя намного приятнее оказаться в настоящей ложе, где к приходу зрителей накрыт незамысловатый стол — вино и нехитрая закуска.
Если обычно народ одевается довольно-таки демократично, то на последний концерт большинство из зрителей приходят в смокингах, а дамы — в нарядных платьях. Я не имею в виду тех, кто заплатил по сто фунтов и восседает в ложах и в партере. Хотя, что ж уж тут говорить — ложи тоже блистали! Как альтернатива — умопомрачительные наряды с национальной символикой. Это и пиджак от дизайнера, пошитый из британского флага, и разного рода шляпки и цилиндры, даже если и пластиковые, и своеобразное украшение вечернего элегантного наряда, в юбку которого искусно вплетен опять-таки британский флаг. На голове одного из любителей я увидела «шубку», которая обычно одевается на заварник, опять-таки в известном триколоре — белый, красный, синий.
Этот огромнейший, помпезный «Альберт-холл», в котором я не очень люблю слушать оперу — очень уж огромный, этот гигантский зал имеет и что-то притягательное, почти домашнее. Извинение этой помпезности, столь нехарактерной для английских монархов, есть только одно: это масштаб огромной любви и бесконечной печали королевы Виктории к умершему в 1861 году мужу, принцу Альберту. Это символ любви, это монументальное здание было воздвигнуто во имя любви. Но и этого ей показалось мало. Напротив, в Гайд-парке, она построила величественный монумент-мемориал принцу Альберту.
Но для музыкального фестиваля «Альбер-холл» — хорош. Потому что желающих слушать классику, к счастью, не уменьшается. И хотя много, очень много среди зрителей седовласых голов, но и молодежи — много!
Однажды я видела на вечернем представлении в соседних креслах пятилетнего мальчишку, ближе к концу уже порядком уставшего и периодически возлежавшего на коленях мамы и папы, но ... слушавшего — без сомнения! — Моцарта и Брамса. Его пальчики иногда повторяли мелодию, выстукивая ритм на папином колене. Кстати, семь тысяч детских билетов было продано в этом году.
В другой раз, возвращаясь домой, вместо прогулки к метро я решила вскочить в только что подошедшую 9-ку, и невольно обернулась на... весьма специфичный запах. За мной в автобус взошел лондонский бездомный. Я села направо, к миниатюрной японке, он — налево, пробравшись на свободное место к окну мимо старика, уже ехавшего до нас.
— Откуда ты? — вдруг спросил тот у бродяги.
— Proms, — ответил бомж и кивнул в сторону «Альберт-холла». — Каждый вечер.
— А теперь куда?
— Угол Гайд-парка, подземный переход…
Я никогда не видела более благодарной публики, как здесь, в «Альберт-холле». Каждое представление — долгие овации! Своего рода массовый экстаз пятитысячного зала, в основном практически всегда заполненного. Я всегда жду этого момента, наслаждаюсь каждой минутой, и мне всегда безумно жаль, когда все кончается и пора уходить.
Каждый Proms начинался объявлением того, сколько денег было собрано накануне на благотворительность, и по окончании концерта нам напоминали о пожертвовании. 92 тысячи фунтов стерлингов — это сумма на благотворительность от Proms 2012. Мне нечего добавить к этому!
Разве только — я точно знаю, где буду в пятницу, 12 июля 2013 года.
