Премьеры Иржи Килиана и Йормы Эло
Музыкальный театр имени К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко может по праву гордиться тем, что первым в России обратился к творчеству ведущих европейских хореографов — Иржи Килиана, Начо Дуато и Йормы Эло, и, если говорить о серьезном подходе, то и Джона Ноймайера, чьи опусы хоть и возникали раньше в двух других театрах страны, в их репертуаре не прижились.
Интересно, что второй балет Ноймайера «Русалочка» был поставлен в МАМТе, когда не закончился контракт на его «Чайку», и какое-то время балеты шли одновременно (уже известно, что «Русалочка» перехлестнется с третьим новым спектаклем гамбургского хореографа, но название пока держится в секрете).
Договориться с Килианом, который в настоящее время ушел от основной профессии в какие-то другие сферы, о целом вечере балетов было невозможно, а также дорого и рискованно. Решили набирать вечер авторских одноактовок живого гения постепенно.
Начали с культовых «Маленькой смерти» и «Шести танцев», балетов-близнецов на музыку Моцарта,
сейчас вот поставили «Бессонницу» и в следующем сезоне покажут «Восковые крылья».
Получится триптих Килиана на музыку Моцарта с примесями композиций Дирка Хаубриха, использованных в «Бессоннице».
Килиан даже обещает «вынырнуть» из затянувшегося творческого кризиса
и приехать на репетиции или хотя бы на презентацию своего моцартовского цикла в Москве (до настоящего времени все балеты Килиана, как то диптих и «Бессонница» в МАМТе, «Симфония псалмов» в Большом театре и «Свадебка» в Перми, ставились его ассистентами).
«Бессонница» (премьера состоялась в 2004 году в Танцевальном театре «Люсент» в Гааге силами труппы NDT II, то есть молодежной составляющей Нидерландского театра танца) относится к концептуальным балетам Килиана, она на уровень сложнее и «Маленькой смерти» (1992) и «Свадебки» (1982). В 2000-е Килиан практически и не создает чистых танцевальных спектаклей. Всяческие артефакты вроде стеклярусного занавеса или синтетического белого экрана, а то и вовсе киноэкрана с идущим на нем специально снятым самим хореографом фильмом, внедряющимся в основной сюжет балета, не говоря уже о любимых им парусиновых покрывалах, вплетаются в хореографию. В «Бессоннице» есть белый экран, собранный из трех вертикальных холстов, между которыми укрылись невидимые глазу зазоры.
Экран играет роль семиотического окна в мир бессознательного, и заодно служит стенкой для театра теней.
Тема окна, стекла, хрупкости присутствует в музыке — Дирк Хаубрих (современный немецкий композитор, 1966 г.р.) берет за основу своей электронной композиции моцартовское Адажио и Рондо для стеклянной гармоники, флейты, гобоя, виолы и виолончели.
Из щели в экране показывается рука-нога — сначала боязливо и нерешительно, словно ее обладатель чего-то боится, потом показывается голова, снова рука-нога плюс две руки, принадлежащие двум разным людям, глухое дребезжание стекла и человек впрыгивает в окно своего бессознательного. А наше бессознательное, как известно, никогда не дремлет, в этом смысле у него вечная sleepless.
Сознательный вход в бессознательное угрожает опасностью, идешь как по колотому стеклу,
о чем постоянно сообщает электронная гармоника, но, войдя, остановиться уже невозможно.
Килиан сочинил шесть монологов и четыре дуэта, втиснутые в 21 минуту колкой острой музыки. Дуэты необычные, потому что только один человек в них реальный — тот, кто приходит из бессознательного и ведет себя как в жизни, а второй, который исследует себя, делает странные вещи. Нарушается гравитация,
стираются различия полов — хрупкие девушки не замечают, как поднимают на воздух брутальных мальчиков,
великаны и силачи летают бабочками, а субтильные типы разят партнеров и партнерш, размахивая ногой как забияка на смертельной дуэли, возникают «опасные связи» эротического характера, о которых после «возвращения» к жизни будет стыдно вспомнить.
Как обычно у Килиана, пикантные истории остаются главной темой этих сновидений во время бессонницы. Сама придуманная им форма sleepless — не больше чем рекламный трюк, обманка, интеллектуальная обертка для пластических красивостей. Движения становятся номинативными:
высокие классические батманы символизируют волю и страсть, болтающиеся кисти — беспомощность, вытянутые вперед руки — тайное желание, вверх — покорность и т.д.
Громадная роль у света (Кейс Тьеббес). Он рисует ужасные тени на экране — иногда они вместо людей норовят вернуться в мир реальности, оставив человека в темноте его sleepness. И если бы не возникали милые ассоциации с романтическим театром теней, у безобидного сюжета были бы все шансы перерасти в хоррор.
Шестерка артистов (Мария Тюрина, Оксана Кардаш, Валерия Муханова, Дмитрий Хамзин, Артем Сорочан, Семен Величко) работала на гране возможностей.
У каждого есть своя неповторимая пластика, приправленная умением работать в команде.
Но и осталось еще поле для доработок и совершенствования. Пока чуть-чуть не хватает раскованности, но это нарастет, как наросло в «Шести танцах» и «Маленькой смерти», куда только что ввели прекрасных Кристину Шапран и Дмитрия Соболевского.
Наверное, не стоит заострять внимание на том, что рядом с Килианом все меркнет. Особенно трудно прорваться, когда в программе стоят 2 или почти 3 балета чешского волшебника. Но
за место под солнцем достойно борется финн Йорма Эло,
экс-солист Нидерландского театра танца, младший друг Килиана, с его легкой руки ставший хореографом.
История взаимоотношений с Йормой Эло у театра получилась довольно драматичная. Когда начали лихорадочно искать еще одного толкового хореографа, который бы находился в большей достижимости, чем Килиан и Эк, то есть смог бы сам приехать и поставить что-то в «Стасике» (полезность общения артистов с живым хореографом, те чудодейственные ощущения и эмоции от работы с ним в зале не подлежат даже обсуждению), счастливым для нас образом вышли Йорму, за последние десять лет ставшего очень популярным в Европе и Америке.
Сразу браться за эксклюзив Эло не стал —
он перенес в Москву балет «Затачивая до остроты» на музыку Вивальди, но в следующий раз пообещал мировую премьеру.
Инициатором приглашения Эло был экс-худрук балета МАМТа Сергей Филин. Перебегая из одного театра в другой в самом разгаре сезона 2010-2011,
он прихватил с собой все интересные проекты,
включавшие организацию международного балетного фестиваля, гастроли Балета Сан-Франциско и новинку Йормы Эло (имеется в виду балет «Dream of Dream» на музыку Рахманинова, премьера которого прошла в Большом прошлым летом).
Расписанный на пару лет вперед, Эло не смог выделить в своем графике два месяца на создание еще одной мировой премьеры и передоговорился с Музыкальным на перенос уже готового балета. Премьера «Первой вспышки» состоялась за год до премьеры «Бессонницы», то есть в 2003 году, и танцевали ее артисты того же NDT, только не молодежь, а основная труппа.
Как стало понятно после работы Эло с музыкой Рахманинова,
хореограф строит свои опусы на идее личного контакта с музыкой.
Задолго до того, как идти в репетиционный зал, он придумывает все — сюжет, композицию, дизайн, свет. Потом скрупулезно учит балет с артистами и наблюдает, как они выражают себя, слушая музыку. Схема постепенно становится выпуклой за счет вложенных танцовщиками эмоций, сюжет уходит на второй план, и при точном исполнении всех поставленных движений партитура оживает, записанная балетными нотами.
«Первая вспышка» поставлена на две части ре-минорного концерта для скрипки с оркестром Яна Сибелиуса.
Симфонические опусы последнего редко используют для танцев — разве, что сами финны или, однажды, Ноймайер. Но этот концерт — истинно программное сочинение, в котором общеевропейских тем едва ли не больше, чем национальных (они сосредоточились в первой части, которую Эло не использовал).
Шесть солистов (Марина Кудряшова, Валерия Муханова, Анастасия Першенкова, Сергей Кузьмин, Сергей Мануйлов и Георги Смилевски) в сереньких костюмах плетут замысловатую интригу танца под тусклым фонарем гигантских размеров — как нибелунги в пещере они выполняют свою тяжелую ежедневную работу, пока «светило» не дает им знак, что энергия как-то изменит их жизнь.
Связки движений усложняются, отношения в парах и коллективе обостряются до предела, нарастает конфликт.
Скрипка (увы, фонограмма Анне-Софи Муттер — соединить балет с живым оркестром пока не получилось) сменяет стонущий звук на торжественный, начинает «отплясывать» бравый венгерский танец, идет, как говорится, вразнос. Фонарь вспыхивает, композиция рвется в клочья, арабески становятся угластыми, поддержки — смертельно опасными.
Но у Эло нельзя останавливаться, нельзя думать, запрещено созерцать. Вперед и только вперед — к победе.
Даже если личные эмоции и чувства захватывают кого-то из героев, предаваться им разрешено на скорости.
Спектаклю пока не хватает лоска — есть маленькие неопрятности и неточности, но у театра идет интенсивный классический сезон, и сценических репетиций, скорее всего, катастрофически не хватало. Так иногда бывает, что два премьерных вечера как раз и оказываются теми необходимыми трамплинами, от которых будет отсчитываться дата рождения нового балета.
Следующие премьерные показы этих балетов намечены на 21 и 22 декабря, а дальше на 25 февраля. Известно, что у театра есть еще запасные составы, не станцевавшие в ноябре.
Авторы фото — В. Лапин, О. Черноус и М. Логвинов