Премьера оперы Сергея Невского «Франциск»
Большой театр поставил оперу Сергея Невского «Франциск». На Новой сцене 12-13 сентября 2012 года прошло два показа (включение оперы в постоянный репертуар Большого не планируется), корреспондент Belcanto.ru посетил постановку на второй день показа.
Спектакль, обозначенный как «мировая премьера» (это, кстати, не совсем соответствует действительности: три из четырёх картин оперы уже демонстрировались на фестивалях в Австрии и Италии), сопровождался активной кампанией в СМИ и смог собрать почти полный зал, чем опроверг мнение о полном неприятии авангардной музыки московской публикой.
Строго говоря, и принадлежит спектакль отнюдь не самому Большому театру — это первая из серии постановок проекта «Лаборатория современной оперы» творческого объединения «Опергруппа», возглавляемого режиссером Василием Бархатовым. До конца года планируются еще три постановки современных опер на различных площадках Москвы, а затем проект переместится на региональные сцены.
Проект поддержан не только рядом спонсоров, но и российским министерством культуры, а по слухам (уж не беремся судить, намеренно ли пущенных деятелями «Опергруппы», созданных народом самостоятельно или же действительно имеющим реальную почву для возникновения) инициатива развития современного российского оперного искусства была поддержана и Дмитрием Медведевым в бытность на посту президента.
Творческий тандем, поставивший оперу о последних часах жизни святого Франциска Ассизского, включал российско-немецкого композитора Сергея Невского, режиссера-постановщика Владимира Бочарова (ему всего 21 год, он студент РАТИ-ГИТИСа, и «Франциск» — это его профессиональный дебют), художника-постановщика Виктора Шилькрота, дирижера Филиппа Чижевского, его оркестр и хор «Questa Musica», ансамбль старинной музыки «Alta Capella» под управлением Ивана Великанова, 17 чтецов (также студентов), контратенора Дэниэла Китинг-Робертса (Франциск) и сопрано Наталью Пшеничникову (Клара).
Из всех перечисленных наибольшее внимание журналистов привлекла персона композитора Сергея Невского, выпускника училища при Московской консерватории, продолжившего образование в Высшей школе музыки в Дрездене и Университете искусств в Берлине. Проводя больше времени в Европе, чем на родине, Невский считает себя адептом идей современной европейской академической музыки, но при этом российским композитором. Однако по факту Невский, как и ряд его коллег по направлению, больше знаменит своими выступлениями в прессе, по которым его мастерство полемиста и теоретизатора сомнений не вызывает. Равного количеств исполнений его музыкальных произведений на российских сценах пока не наблюдается, поэтому постановка новой оперы, да еще аж сразу на сцене Большого, провоцировала дополнительное любопытство.
Идею создания оперы «Франциск» предложил Невскому дирижер Теодор Курентзис, пожелавший исполнить ее на своем фестивале «Территория» еще в 2008, но тогда по ряду причин премьера не состоялась. Либретто создал Клаудиус Люнштедт (Германия).
Для Европы обращение к сюжету о жизни католического святого — ход достаточно привычный. В частности, о святом Франциске снимали фильмы великие режиссеры Роберто Росселлини и Франко Дзеффирелли, а ближе к нашему времени вышел фильм Лилианы Кавани с Микки Рурком в роли Франциска, ну, и, конечно же, нельзя не упомянуть оперу Оливье Мессиана. Для людей, по крайней мере, номинально православного происхождения выбор сюжета о католическом святом сам по себе уже достаточно нетривиален, тем более что речь идет о подвижнике, монахе, проповедовавшем культ бедности, отказ от книжной мудрости и того, что мы сейчас бы назвали «социальная иерархия».
Впрочем, либретто на немецком языке с жизнеописанием святого имеет мало общего, текст достаточно жесткий, натуралистичный и вызывающий. В опере предусматривается не только пение, но и художественное чтение, в московской постановке текст певцов оставили немецким (с русскими субтитрами), а вот текст чтеца (его постановщики в Большом поделили аж на 17 чтецов и чтиц) Сергею Невскому, собственноручно делавшему его авторизованный перевод на русский язык, пришлось изрядно смягчить.
Что же касается музыкального наполнения, тут все оказалось вполне предсказуемо.
Музыка, если верить незамысловатому формальному определению русской Википедии, — это «искусство, средством воплощения художественных образов для которого являются звук и тишина, особым образом организованные во времени». Композиторы данной плеяды следуют этой сентенции буквально, и опера Невского — очередной поход в ту же сторону.
Оркестр состава эпохи зрелого классицизма (плюс еще аккордеон) не играет мелодии и гармонии, он именно издает «звуки, определенным образом организованные во времени» — не только отдельные и скомпонованные ноты, но и разного рода скрежет, трение и т.п. На «атмосферность» работают 4 ударных установки, разнесенные по разным точкам зрительного зала, но, разумеется, никакого ритма они не извлекают, а тоже трут различные звучащие поверхности, скрипят и постукивают в лучших традициях саундтреков для триллеров.
Разумеется, ни о каком удовольствии от музыки, приливах дофамина в кровь и эстетическом пробуждении и проживании чувств в этом случае речь не идет, собственно, и задача-то провозглашена противоположная. Скрежет пенопласта по стеклу и подобные ему звуки, как известно, близки по звучанию сигнала опасности у некоторых видов приматов и способны будить исключительно неосознанную тревогу и перегрузку психики, то есть делать нечто обратное тому, ради чего была изобретена музыка.
Впрочем, к чести автора сказать, в данном случае ему удалось обойти соблазн перегрузить психику слушателей, и его «последовательность звука и тишины» была «организована» довольно тонко и разумно, во всяком случае, выкидышей и сердечных приступов в зале зарегистрировано не было. Но и сюрприза, увы, тоже не случилось, все оказалось планово, предсказуемо и... скучно!
Один сюрприз все-таки был — весьма милое выступление ансамбля исторических музыкальных инструментов в фойе перед началом оперы. Под звуки бомбарды, шалмея и др. студенты-чтецы выстраивали живые картины и змейкой передвигались в сторону зрительного зала, приглашая за собой зрителей. И участники ансамбля, и студенты (и, как позже выяснилось, хор и оркестр, включая дирижера) были одеты в одинаковую, начиная с капельдинеров, серую форму.
Уже второй подряд факт такого преувеличенного внимания к капельдинерам, после их незабываемого марша на Основной сцене в шоу-открытии после реконструкции, заставляет задуматься — то ли у режиссеров иссякли идеи и пошли повторы, то ли мы имеем дело с зарождающимся в стенах Большого культом капельдинера, человека куда как более близкого простому зрителю, нежели то, что творится сегодня на сцене...
А на сцене в этот вечер было следующее. Действие, кто бы сомневался, перенесли из теплой средневековой Италии в холодный скудный антураж середины ХХ-го века. Чтецы, преуспевшие в живых картинах, равного успеха перед микрофоном не достигли — большинство произносили свой текст неразборчиво и с размытыми интонациями. Причем объяснить это дефектом звукорежиссуры нельзя — у некоторых текст выходил идеально четким и эмоционально понятным. Впрочем, то, что они читали, вызывало мало желания в этой вникать — текст, даже в адаптированном русском варианте, достаточно неприятный, а главное, абсолютно не соответствующий идее.
Исторический Франциск — великий гуманист, фактически направивший развитие общественного сознания в сторону Возрождения; герой же либретто — некий немецкоговорящий гражданин Франц, личность крайне нарциссическая, возведшая борьбу за бедность и страдание в ранг личного соревнования, и по степени разобщенности с собственным телом созревшая если не для психиатрической клиники, то как минимум, для кабинета психоаналитика.
Контратенор Дэниэл Китинг-Робертс создавал этот довольно типичный для «актуального искусства» образ не столько пением (в партии мало собственно певческой нагрузки, больше звукоимитации, к тому же поют солисты тоже в микрофон), сколько движением и пластикой. Наталья Пшеничникова (чей персонаж, в программе обозначенный как Клара, в действительности представлял собой не столько святую Клару Ассизскую, сколько собирательный образ разных женщин в жизни Франциска, некое абстрактное женское начало) продемонстрировала скорее джазовый, чем академический вокал, довольно грубый и гулкий для заявленного «сопрано».
Нам придётся обойтись в рецензии без оценки работы дирижера и качества исполнения в инструментальной составляющей — в этом материале это в принципе невозможно.
Работа режиссера и художника, впрочем, тоже была минимальной. Весьма скромное оформление сцены явно не тянуло на то количество комментариев, сколько к нему было — кто-то усматривал в конфигурации сцены иконостас или готический собор, кто-то урбанистические конструкции и строительные леса. В действительности же это было больше всего похоже вот на что: в полиграфии для детских книжек-раскладушек или рекламной продукции есть прием, когда при открывании страниц бумажное двумерное изображение растягивается по вертикали и кажется объемным. Вот если «плоскую» расстановку сил для концертного исполнения оперной музыки (спереди солисты, потом дирижер спиной к залу, потом оркестр и за ним хор) растянуть по вертикали ступеньками — это и будет то, что получилось в сценографии «Франциска».
И вот эта незамысловатая ассоциация подводит нас к главному, увы, неутешительному выводу.
Мы прослушали концертное исполнение произведения актуального композиторского искусства плюс мини-концерт старинной музыки, посмотрели своего рода перформанс… Но вот объявленной современной оперы и в этот раз не случилось! Все эти части упорно не желали складываться в единое комплексное музыкально-драматическое представление, где действие и музыкальные средства работают на общий результат. А это ставит под вопрос отнюдь не готовность зрителей к новому — они-то как раз пришли и жаждали воспринимать, а как раз напротив, профессионализм авторов, особенно, в постановочной части.
Большой театр, как показала нынешняя премьера, это не самое подходящее место для студенческих курсовых работ. Да, можно волевым решением отписать его сцену на два вечера студентам, но это будет сродни назначению косноязычной девочки из Иваново парламентским корреспондентом: результат от отсутствия профессионализма неизбежно будет страдать. Если даже элементарно направлять свет на поющего персонажа, чтобы зритель в звуковом хаосе хотя бы мог понимать, где «фигура», а где «фон», постановщики не считают нужным, стоит ли удивляться, почему проседает воздействие на зрителя в целом.
В целом, мы имеем дело с прецедентом, имеющим определенное политическое, социальное значение, возможно, положительным с точки зрения «бега вдогонку за Европой», но абсолютно бесполезным с точки зрения развития музыкального и вокального искусства. Ждём следующих попыток.
Фото: ИТАР-ТАСС
