Завершилась «Крещенская неделя в Новой Опере»
Нынешняя — седьмая по счету — «Крещенская неделя» заметно отличалась от предыдущих структурой фестивальной программы, казалось бы, устоявшейся в последние годы. За исключением «Гершвин-гала» (с участием Эри Класа и Николая Петрова) в ней не было более ни одной симфонической программы и вовсе отсутствовали ораториальные (а традиционный Реквием прозвучал лишь «внутри» спектакля «О Моцарт! Моцарт...»). За счет этого, правда, увеличилось число концертных исполнений опер, каковых на сей раз оказалось целых три, и добавился один персональный бенефис.
На открытии давали «Псковитянку» Римского-Корсакова, что не могло не озадачить: зачем опять браться за русский «большой стиль»? Казалось бы, позапрошлогоднее исполнение «Князя Игоря» уже продемонстрировало, что данный формат не лучшим образом подходит Новой Опере (тем не менее уже в ближайшие месяцы театр покажет сценическую версию оперы Бородина). Теперь вот еще и «Псковитянка». Хорошо хоть не «Жизнь за царя»...
Впрочем, с «Псковитянкой» все обернулось в итоге не в пример лучше, нежели с «Игорем». Дирижер Евгений Самойлов, упорно внедряющий гипертрофированный русский «большой стиль» на подмостки Новой Оперы, заболел, и за пульт встал Василий Валитов. И если Самойлов материал подготовил, то Валитов всего за несколько репетиций вдохнул в него жизнь и придал некий драйв. Этот молодой дирижер не раз обращал на себя внимание симфоническими программами, но по-настоящему «засветиться» в опере возможности еще не имел. Теперь Валитову выпало открыть фестиваль, и его имя сразу оказалось у всех на устах. Пожалуй, столь харизматичного оперного дирижера, к тому же словно бы прямо созданного для русской классики, на нашем горизонте за последние годы не появлялось...
Поначалу, правда, ничем кроме оркестра и хора (которым на сей раз руководила сама Наталья Попович, что в последнее время происходит не столь часто) эта «Псковитянка» по-настоящему не радовала. Но постепенно обнаружилось, что молодой бас Сергей Артамонов способен быть интересным Иваном Грозным, а у Георгия Васильева, при всей небезупречности школы, — тот самый крепкий драматический тенор для русского репертуара, что нынче, казалось, можно уже заносить в «Красную книгу». А вот Ольга Терентьева с партией своей тезки и с музыкой Римского-Корсакова так и остались по разные стороны...
Казалось бы, «Русалка» А.Дворжака под управлением Владимира Федосеева должна была стать событием. Не стала. Маэстро не нашел времени всерьез порепетировать с коллективом Новой Оперы: все было сделано на живую нитку и звучало довольно приблизительно, да еще и несколько подмороженно. Пожалуй, только в последней картине наконец-то появилось нечто похожее на дирижерское вдохновение, и слились в едином порыве солисты и оркестр. Солисты, кстати, тоже были подготовлены небезупречно — особенно по части чешского языка. Тем не менее у приглашенной на заглавную партию Елены Зеленской и у Хачатура Бадаляна (Принц), да и у некоторых других, встречалось немало хороших моментов...
Бесспорным событием и истинной кульминацией фестиваля стала россиниевская «Золушка». Дмитрий Волосников досконально проработал этот виртуозный материал с солистами и оркестром, добившись практически оптимального звучания и почти что безупречного ансамбля. Состоящего, что немаловажно, исключительно из солистов Новой Оперы. Алексей Татаринцев с завидной легкостью справился с запредельно трудной партией Принца. Илья Кузьмин и Владимир Кудашев оказались очень недурными Дандини и Маньифико, а Елена Митракова и Ирина Ромишевская отлично исполнили партии Клоринды и Тисбы. Дебютант Артем Гарнов вполне достойно показался в партии Алидоро. Иными словами, это был тот редкий случай, когда решительно все — на своем месте. А главным открытием стала Виктория Зайцева в заглавной партии. Вот действительно настоящее россиниевское меццо с соответствующей техникой. И остается пожелать, чтобы нынешняя концертная версия «Золушки» как можно скорее вылилась в постановку: располагая таким составом, грех было бы этого не сделать... Впрочем, несмотря на концертность, на самом деле был у этой «Золушки» и видеоряд — «песочная анимация» Лилии Чистиной, рождавшаяся прямо тут, у нас на глазах. Фантазия художницы порой следовала за сказочным сюжетом, а порой двигалась в известном только ей направлении, но от экрана трудно было оторваться, что, правда, немного отвлекало от «основного блюда»...
К числу наиболее значительных фестивальных событий надо отнести и сольный вечер Елены Поповской. Яркая, талантливая певица решила продемонстрировать московской публике кое-что из своего западного репертуара и пригласила поучаствовать в программе двух тамошних партнеров — итальянского тенора Рафаэле Сепе и немецкого баса-баритона Виланда Саттера. Сепе — обаятельный молодой певец с весьма неплохим голосом — хорошо прозвучал как в сценах из «Манон Леско», так и в арии Каварадосси. Саттер — опытный боец на вагнеровско-штраусовском поле, обладающий голосом не столько красивым, сколько острым, позволяющим пробить оркестровую массу — снискал успех прежде всего в Прощании Вотана и Заклинании огня из «Валькирии». И все же оба певца воспринимались главным образом как дополнение к главной героине, доказавшей, что может петь все или почти все. По крайней мере, такие суперпартии, как Турандот и Электра, вполне ей по силам. И кстати, после супербрутального варианта Электры от Гоголевской с Гергиевым было особенно интересно услышать более «человечное» исполнение этой партии...
В качестве вагнеровской певицы Москва Поповскую уже знает благодаря ее поразительной Ортруде в «Лоэнгрине». Теперь она сделала убедительную «заявку» на партии Елизаветы и Изольды, которых пока еще нет в ее репертуаре. Но, пожалуй, ярче всего прозвучал у Поповской Пуччини — ария Турандот и несколько фрагментов из «Манон Леско». Вот бы и поставить Новой Опере этот шедевр, никогда в Москве не шедший. Интермеццо из «Манон Леско», кстати сказать, с большой выразительной силой прозвучало у Евгения Самойлова. А вот Вагнер и Штраус удались ему не столь безоговорочно...
Спектакль «Риголетто», никогда не отличавшийся какими-либо сценическими достоинствами, служит на фестивале своего рода подиумом для гастролеров. Таковым на сей раз был итальянский баритон Роберто Фронтали. Обладатель роскошного голоса, он откровенно предпочитает нюансы «громко» и «очень громко» всем прочим, да еще и беспомощен как актер. Впрочем, уже сами по себе сила и красота звука, помноженные на экспрессию, производили немалое впечатление, заставляя порой забывать об остальном. На фоне этого настоящего вердиевского голоса достаточно скромными казались исполнительские достоинства Галины Королевой (Джильда) и весьма странно воспринималась специфически восточная манера вокала Нурлана Бекмухамбетова (Герцог). Ансамбль упорно не желал складываться, несмотря на то, что за пультом стоял Ян Латам-Кёниг. И сколь бы ни была хороша дирижерская трактовка в ряде эпизодов, но вряд ли стоит в данном случае говорить о каких-то особых откровениях, подобных тем, что случились в его «Лоэнгрине» или «Военном реквиеме»...
Театральная часть программы нынешней «Крещенской недели» оказалась в целом наиболее уязвимой, давая основания для не самых оптимистичных выводов. Попробовав, и весьма небезуспешно, сотрудничать с крупными западными режиссерами, Новая Опера «обожглась» на постановщике «Летучей мыши» Михиле Дейкеме, и больше люди с Запада здесь с тех пор не появлялись. Открыв вроде бы новое режиссерское имя — Геннадия Шапошникова, поставившего действительно удачного «Джанни Скикки», театр решил сделать на него основную ставку и просчитался. Прошлогодняя «Иоланта» этого режиссера была довольно сомнительной, а нынешняя фестивальная премьера — «Званый ужин с итальянцами» Ж.Оффенбаха — оказалась просто никакой. Кстати, и сам «Скикки» несколько подувял, подрастеряв первоначальный драйв, четкость мизансцен и ансамблей. Может быть, причина в том, что оперу Пуччини просто некогда было подрепетировать, поскольку оперетта Оффенбаха ставилась в пандан к ней.
Если в «Итальянцах» и можно отыскать какие-то достоинства, то лишь относительно той самой криминальной «Летучей мыши». Из которой, впрочем, в театре так и не сделали главного вывода: на оперетту надо приглашать людей, знающих и чувствующих жанр, включая педагогов по пластике и речи. Не пригласили, вновь подставив своих артистов, предстающих не в самом выгодном свете...
Похоже, что на пороге своего двадцатилетия театр все еще не может определиться, куда же ему плыть. Казалось бы, все есть: сильные оркестр и хор, целый ряд отличных солистов. Нет только внятной репертуарной политики, и все больше начинает ощущаться инерция застоя. Впрочем, на концертные проекты потенциала и творческой воли пока хватает, чему свидетельством прошедший фестиваль.
Дмитрий Морозов