Владимир Вдовиченков проснулся знаменитым после нашумевшего сериала «Бригада». Затем последовал не менее нашумевший «Бумер». Похоже, столь же звездной для актера станет роль Остапа в «Тарасе Бульбе».
— Что для вас, Владимир, было самым сложным на съемках «Тараса Бульбы»?
— Сыграть остаповскую безусловную веру. В современных людях, мне кажется, такой веры почти не осталось. Он безоглядно верит отцу, верит в Бога. Понятие «Отечество» для него святое... Он искренне убежден, что все, что он делает, является правильным, у него не возникает и тени сомнений. Я — другой, я всегда сомневаюсь. Что бы ни сделал.
— Вы в этом смысле завидуете Остапу?
— Завидую. В силу разных причин — тут, наверное, сказались и антирелигиозная политика государства, и циничность современного общества — вера ушла из нас. Вера в широком смысле — и в Бога, и в страну, и в ближнего, и в любовь. А это ведь чрезвычайно важная штука, без нее никак нельзя. Мы только пытаемся сейчас вернуться туда, откуда бежали со всех ног.
— Андрия вы категорически осуждаете?
— Нет, я его не осуждаю. Он сам сделал свой выбор. Но если бы мы, братья, сошлись в драке после того, что он сделал, я бы его, наверное, убил не задумываясь. А потом плакал над его телом.
— А окажись вы на месте Андрия, как бы поступили? Перед такой сногсшибательной красавицей далеко не каждый устоит...
— Возможно, и я бы не устоял. Однако, мне кажется, я бы как-то хитро поступил, «по-цыгански». Изловчился бы, похитил возлюбленную или что другое сделал. Но предать? Нет, никогда.
— В том, что написано Гоголем, что есть в фильме, вы видите перекличку с современностью?
— Современность этой истории в том, что при всем многообразии выбора жизненных путей человеку предначертано пройти свой путь. Следует ли он при этом велению сердца или рок его ведет, судьба, но пройти этот путь он должен достойно. Мне кажется, что Андрий, какой бы неблаговидный с точки зрения общественной морали поступок ни совершил, заслуживает уважения уже в том, что прошел свой путь до конца. Не остановился, не испугался. Думаю, что в момент, когда умирал, он не жалел ни о чем.
— У вашего героя другая судьба, и она ему не подарила такой любви, как Андрию...
— А она Остапу и не нужна — такой он человек. Он был рожден воином.
— Понятия «воин» и «любовь» разве несовместимы?
— Пожалуй, несовместимы. Недавно я был в Индии и сделал для себя вывод, что индусы неслучайно разделили общество на касты, что в этом есть смысл. Маленькое отступление: вы знаете, что в России в кадетских корпусах запрещали слушать музыку Петра Ильича Чайковского? Считалось, что лирическая музыка убивает в будущих воинах стойкость. Да, воин может быть хорошим, заботливым мужем и отцом, может влюбиться, но на большое, по-настоящему глубокое чувство он не способен, потому что у него другая натура, другое предназначение, другой жизненный путь. В нем преобладают качества бойца, а не лирика.
— Вы все еще «Остап»? Или уже все перегорело?
— Теперь я целиком и полностью Владимир Владимирович Вдовиченков.
— У вас нет ощущения, что Остап — лучшая ваша роль на сегодняшний день?
— Мне трудно судить, дай бог, чтоб так и было. Она мне очень дорога, и я буду счастлив, если она не оставит зрителей равнодушными.
— Уж точно никого не оставит равнодушным, например, сцена казни вашего героя.
— Сцена непростая, нужно было выдать эмоции в экстремальной ситуации. Это были два первых съемочных дня — мы начали работать именно с этого эпизода — финального для меня и одного из центральных в картине. И нужно было сыграть его так, чтобы он был действительно центральным.
— И потому вы отказались от предложения режиссера упростить условия съемок? Он рассказывал об этом как об актерском героизме...
— Да не было тут никакого героизма.
— Не скажите: минус восемь на улице, а вы, обнаженный, висите на цепи один дубль, другой, третий, когда могли и не висеть...
— Для меня это был самый обыкновенный рабочий момент, пустяшная история. Вполне можно было подвесить каскадера, а меня поставить на табуреточку и снимать на крупном плане — зрители бы ничего и не заметили. Это нужно было для меня, чтобы «врубиться» в образ и хоть отчасти пережить то, что пережил Остап. Чисто физиологически легче играть, если не упрощаешь себе жизнь на съемочной площадке. А то, что холодно, неудобно, больно, не замечаешь.
— В картине много эффектных батальных сцен с крупными планами, лошади, рубка, динамика... Обошлось без травм?
— Как видите, живой и невредимый перед вами. Особых сложностей не возникало, потому что работала профессиональная команда, все было просчитано, отрепетировано, сложные трюки исполняли каскадеры. Актеров ограждали от опасностей: сломя голову никто не кидался в пекло. Были, конечно, и трудные моменты — когда, например, бежит тысяча человек и тебя из этой толпы выхватывает камера. Кого-то собьют с ног, и тебя сбивают...
— Раньше на лошади приходилось скакать?
— Только здесь судьба меня с ними свела. Поначалу с опаской к ним относился, приходилось перебарывать страх. Каскадеры помогли освоиться. А потом привык и стал испытывать удовольствие, находясь в седле.
— В фильме у вас колоритный вид — с запорожским «оселедцем». Специальный парик?
— Нет, все натурально. «Оселедец» понадобился мне на два съемочных дня. Хотел постричься уже в Москве, но когда приехал в Киев с такой вот казацкой прической, стал объектом всеобщего внимания. И пришлось срочно постричься налысо.
— Вас что-нибудь связывает с Украиной, с украинской культурой?
— У меня ощущение, что был «хохлом» в прошлой жизни. Давно перестал удивляться, когда мою фамилию переиначивают на украинский лад — пишут «Вдовиченко». На моей малой родине — город Гусев в Калининградской области — у меня много родственников с фамилией Вдовченко. Судя по всему, у моих предков украинские корни, но со временем некоторым в силу разных причин приходилось открещиваться от них, и фамилия зазвучала по-русски: Вдовиченков. Неслучайно, когда бы и куда бы ни приехал на Украину, чувствую себя, как дома.
— Помимо «Тараса Бульбы», что-то еще выходит на экраны с вашим участием?
— На подходе фильм «Кромов» — уже прошло озвучание. В его основу легла очень интересная история русского военного атташе во Франции в годы Первой мировой войны. Он занимался в том числе и закупкой вооружения, имел доступ к счетам в банках. Когда началась революция, он мог эти деньги присвоить и обеспечить себя и близких не на одну жизнь, однако все, до единого франка, передал советской власти. Есть у меня еще один большой проект: фантастический боевик «СМЕРШ XXI» по роману Василия Головачева «СМЕРШ-2». Планировалось, что он выйдет на экраны весной этого года. Играю Горшина — человека со сверхъестественными способностями, предводителя бойцов сил Добра. История закручена вокруг похищения психотронного оружия, превращающего людей в зомби. И здесь, кстати, как и в «Тарасе Бульбе», мой партнер — Игорь Петренко.
— Значит, усиленно разрушаете свое бандитское амплуа?
— Все бандиты, которых я играл — в том числе и в «Бригаде», и в «Бумере», — не были однозначно отрицательными. Они не лишены человечности, и этим мне и интересны. А мой Горшин, между прочим, не такой уж белый и пушистый — он руководит организацией, уничтожающей преступников. Так что, несмотря на всю свою положительность, в его облике есть некоторый бандитский оттенок.
— Выходит, кризис по вам не ударил.
— Пока не пойму куда, но, чувствую, ударил. А если серьезно, не мог не ударить: проекты закрываются, резко сократилось количество предложений. А среди них и раньше толковых было крайне мало — где-то одно из тридцати, а все остальное чушь. Чушь, надеюсь, отсеется, а толковое пробьется. Вряд ли останусь без работы. Да, меньше будет искушений, но оно и к лучшему.
— Стало быть, вы согласны, что кризис — очистительная клизма для кино?
— Может быть, и есть от нее польза. Но эта клизма может так вычистить желудок, что будет уничтожена микрофлора и тогда понадобится длительное и тяжелое лечение. А кто-то может и загнуться. Все без исключения в той или иной мере пострадают — и продюсеры, и прокатчики, и режиссеры, и артисты. И в материальном плане пострадают, и в творческом, и в духовном. Плохо и то, что у серьезного бизнеса не скоро вернется интерес к кино, а у государства и других забот невпроворот. Вот что хорошо, так это то, что уйдут примазавшиеся, те, кто рассчитывал, не прилагая особых усилий, срубить хорошие бабки. Во многом из-за них за последние годы так мало у нас снято достойных фильмов.
Геннадий Белостоцкий
