Музыкальное приношение Юрию Фалику
В Большом зале Санкт-Петербургской филармонии прошел концерт памяти Юрия Фалика. Музыкант с большой буквы, он покинул наш мир так неожиданно, так внезапно, что кончина его потрясла до основ все петербургское музыкальное сообщество: и Союз композиторов, и консерваторию, в которой Юрий Александрович многие годы преподавал. Этим концертом должен был дирижировать сам Фалик: дату определили заранее. Трагическая ирония ситуации заключалась в том, что симфонический вечер пришелся точно на 40 дней со дня смерти композитора; и в этом нельзя было не усмотреть некоего пугающего знамения.
Сам Юрий Фалик до последних дней своих выглядел как всегда: энергичным, моложавым и подтянутым. Готовым действовать: преподавать, сочинять, концертировать. Незадолго до кончины ему предложили возглавить кафедру композиции в Петербургской консерватории: он согласился не раздумывая — несмотря на занятость и активную гастрольную деятельность. Когда Наталия Гутман, его давнишняя подруга и соратница, спросила Юрия Александровича, зачем ему это нужно, он ответил: «Кто-то же должен этим заниматься. Если не я — то кто?»
В программе концерта изначально были заявлены Хиндемит и Бриттен. Потом программу изменили: на вечере памяти композитора прозвучал его Реквием из Симфониетты для струнных, Виолончельный концерт Дворжака — пару раз он сам играл его с Наталией Гутман, и Сороковая симфония Моцарта. Смятенно-взволнованный тон ее первой, «вертеровской» части как нельзя лучше подходил к случаю.
За пультом АСО (второго филармонического оркестра) стоял Александр Титов. Оркестр казался не в лучшей форме: как обычно «киксовала» медь, и вообще вся группа духовых играла довольно неряшливо. Бодро отчеканили зачин Концерта Дворжака: но только когда вступила виолончель Гутман, происходящее стало восприниматься всерьез.
Качество звука у Гутман с годами ничуть не умаляется: все тот же басовитый, густой, тягучий, темброво-насыщенный голос ее виолончели поражает сумрачной, сдержанной, пламенеющей экспрессией. Сколько уж раз она играла Концерт Дворжака за свою исполнительскую жизнь — не счесть, пожалуй, этот опус — один из самых репертуарных для нее. Гутман играла его и с Аббадо, и с Темиркановым, и с другими известными дирижерами, и каждый раз ее интерпретация — сродни откровению. Конечно, если разбираться по «гамбургскому счету», то в финале, быть может, слегка подкачала беглость пальцев. И в начале первой части солистка сыграла тему слишком rubato, из-за чего оркестранты с дирижером не успели подстроиться под ее слишком нерегулярный ритм: сбились, случилась неразбериха — всего несколько секунд, почти никто и не заметил. Но в целом, концерт был сыгран великолепно. Особенно восхитил жестко-чеканный ритм третьей части, с героически-поступательной темой, идеально соответствующей подчеркнуто мужественной, даже маскулинной манере игры Гутман, расцвеченной «мадьярскими» звенящими призвуками в оркестре.
Оркестровый строй был, впрочем, не идеален: чудилось, будто солистка и бравые музыканты АСО находятся в чуть-чуть не совпадающих интонационных плоскостях. Это ощущение исчезло во втором отделении: скорбная поступь струнных в Реквиеме, щемящие ламентозные созвучия и общее настроение траурной пассакальи вновь вернули к воспоминанию о Фалике. Портрет композитора на сцене — парадный, с накрахмаленным стоячим воротничком рубашки, подпирающим породистое, удлиненное лицо — совсем не передавал характер Фалика: остроумного, всегда готового к легкому общению. Его происхождение — Фалик родом из Одессы — выдавало, пожалуй, только искрометное и парадоксальное чувство юмора. В остальном, он, скорее, походил на английского джентльмена.
Говорят, последними словами Фалика были: «Я этого не ожидал». Случившегося, действительно, не ожидал никто: в 73 года Фалик выглядел едва ли на 60. И моцартовская симфония, последний привет вослед ушедшему музыканту, прозвучала с пронзительной ностальгией. Хотя, наверное, в этом концерте уместнее было бы сыграть «Прощальную симфонию» Гайдна.
