После окончания в 2006 году курса Олега Кудряшова в РАТИ Юлия Пересильд снялась в нескольких сериалах и в полнометражных фильмах, таких как «Невеста» Ишмухаммедова, «Крепость» Наджафзаде, «Однажды в провинции» Шагаловой, «Пленный» Учителя. Много играет Юлия и на сцене, в основном в спектаклях Театра Наций и «Театральной компании Евгения Миронова». В спектакле «Рассказы Шукшина» режиссера Алвиса Херманиса она сыграла несколько ролей: от молоденькой невесты до восьмидесятилетней старушки. Определенный актерский опыт и известность не сказываются на менталитете и поведении Юли, она остается такой же трепетной и немного застенчивой девушкой, которая в шестнадцать лет приехала покорять театральную Москву.
— Я была абсолютная Фрося Бурлакова, когда приехала из Пскова поступать в Школу-студию МХАТа. У меня были толстые красные щеки, длинная коса, одета я была в дубленку, бурки, теплый свитер. На вступительных экзаменах читала «Холодную осень» Бунина, где есть такая фраза: «Убили его — какое странное слово! — через месяц, в Галиции. И вот прошло с тех пор целых тридцать лет», и стихи Марины Цветаевой, посвященные смерти Пушкина. То есть выбрала из русской литературы самый трагический материал. Тогда набирал курс Константин Райкин, который во время моего чтения вдруг стал хохотать. Это меня ужасно оскорбило, я подумала, как же они так могут, какие же они все циничные! Когда он попросил меня спеть, я подумала: «Что ж я вам, клоун, что ли?» Помню: бежала по Тверской, ревела, потом уехала назад во Псков. Но понимала, что все равно буду поступать в театральный.
— Людям из провинции в столице поначалу приходится непросто. Случались ли у вас «столкновения» с реалиями Москвы, которая, как известно, слезам не верит?
— Мне, тьфу-тьфу, пока везет: в основном встречаются очень хорошие люди. В самом начале таким человеком стал мой Мастер — Олег Кудряшов, который меня полюбил. Я случайно попала на курс Олега Львовича, увидела его и поняла, что это — «мой человек». Если мне хочется чем-то похвастаться перед людьми, то я говорю, что училась у Олега Львовича. Я ему очень благодарна за все, он — необыкновенный человек: интеллигентнейший, обладающий потрясающим вкусом, чувством меры. Он был первым в Москве, кто поговорил со мной по-человечески. Но самое главное: он мне и всем моим сокурсникам очень многое в жизни открыл. Ведь многие из тех, с кем я училась, приехали в Москву из далекой провинции, некоторые до поступления в институт очень мало читали и даже всерьез не были в театре (я не говорю о школьных культпоходах). Мастер учил нас относиться к профессии по самому большому, гамбургскому счету. Поэтому я не могу халтурить даже в мыслях. Потом после РАТИ я встретила Евгения Миронова и очень рада работать с ним. Женя очень демократичен, никогда не навязывает свое мнение, жесткие нормы и правила. Он для меня стал не просто художественным руководителем, а по-настоящему родным человеком.
— А съемки в сериалах — это тоже гамбургский счет?
— Да, я часто снимаюсь в сериалах, но еще ни разу в жизни не соглашалась на это ради денег. Мне, наверное, везло, хотя, скорее всего, были ошибки в выборе и материала, и режиссеров, но в любом сценарии меня всегда что-то заинтересовывало. Только тогда я соглашалась сниматься. На съемках тебя часто торопят, подгоняют, стараются как можно скорее добиться результата. И если в этот момент у тебя возникнет мысль: «А, ладно, сойдет, как-нибудь сыграю!» — то это конец! Тебе надо тотчас перечитать гоголевский «Портрет». Этому меня научил Мастер. И я стараюсь не позволять душе лениться.
— Увидев вас в фильме Кати Шагаловой «Однажды в провинции» и азербайджанской картине «Крепость» Шамиля Наджафзаде, у меня сложилось впечатление, что ваш удел — драматические и даже трагические роли. Но после спектакля «Шведская спичка» и, тем более, «Рассказов Шукшина» в Театре Наций не осталось сомнений, что вы — прирожденная характерная и даже комедийная актриса.
— Слово «амплуа» для меня пока категория непонятная. Например, все говорят, что моя героиня в «Шведской спичке» — очень смешная. Но для меня это вовсе не комедия. Ведь у этой женщины отнимают любовь и мечту, и для нее это большая трагедия. Но режиссер Никита Гриншпун выстроил все так, что получилось смешно. А в трагедии, я убеждена, должен быть свет. В институте я играла Андромаху в трагедии Еврипида «Троянки», у нее убивали мужа Гектора и сына Астианакта. Поначалу я не выдерживала, просто физически не могла читать это до тех пор, пока наш педагог Светлана Васильевна Землякова не сказала мне: «Ты должна играть это светло!» И тогда все получилось. Именно на «Троянках» я поняла, что театр обладает огромной силой воздействия на людей. И актер должен ощущать ответственность за то, что играет. После этого спектакля ко мне подходили взволнованные незнакомые люди и долго рассказывали о своей жизни, о проблемах и бедах.
— Авторов трагического фильма «Однажды в провинции» и прежде всего Катю Шагалову упрекали как раз в отсутствии света, сгущении красок. Как вы относитесь к этим обвинениям?
— К сожалению, этот фильм — совсем не перегиб. Если выехать недалеко за МКАД, то в этом можно убедиться воочию. Ведь снимался фильм в подмосковном Подольске. Да и во Пскове мне приходилось сталкиваться с подобным. Ведь люди на самом деле живут в таких условиях. Единственное, что не удалось передать на экране — запах. Это усилило бы впечатление. Начиная с Катей Шагаловой работу над фильмом, думала, что он будет о любви. Ведь на фоне ужасной действительности встречаются два человека, которые влюбляются друг в друга. Но главная проблема этой картины, да и нашей жизни вообще, — в том, что молодые люди разучились думать. Легче и проще — расслабиться, начать «бухать», поплыть по течению. Конечно, у молодых много проблем, особенно у тех ребят, которые вернулись с войны. Но если эти проблемы пустить на самотек, произойдет то, что случилось в нашем фильме.
— Как вы думаете, смогла бы справиться с подобными проблемами в реальной жизни ваша Настя из фильма «Однажды в провинции»?
— Она в итоге оказывается одной из них: тоже пустила все на самотек. Доказательством тому — сцена, где играют в карты. И если бы она не разбилась вместе со своим возлюбленным, то утонула бы в этом жизненном болоте.
— Какие впечатления остались у вас от съемок в фильме «Невеста» режиссера Эльера Ишмухаммедова?
— Эльер Мухитдинович долго искал актрису на роль, у нас были длительные пробы. Ему нужна была трогательная девочка. И он выбрал меня, за что я ему очень благодарна. Он очень точно чувствует состояние артиста и умеет выстроить в кадре его внутренний мир. Поэтому фильм «Невеста» получился добрым, что сейчас большая редкость. Может быть, фильм нельзя рассматривать как какое-то откровение, он вряд ли получит призы на кинофестивалях. Но я знаю, что многие люди, в том числе мои друзья и родители, на этом фильме плакали от радости и просветления.
— В фильме Шамиля Наджафзаде «Крепость» вы пронзительно сыграли то, что никогда сами не переживали, — состояние человека в условиях межнационального конфликта. Что помогло в работе над ролью?
— Однажды я была свидетельницей ужасного случая, связанного с межнациональным конфликтом. Там не было никаких беженцев, это было бытовое хулиганство, можно даже сказать — бандитизм. До сих пор мурашки бегут по телу. Не могу сказать, что на съемках я все время помнила об этом случае, но, наверное, это отозвалось. Мы снимали высоко и далеко в горах под Гедебеком в деревне, которая называется План. Некоторые из жителей, по-моему, никогда не видели светловолосых женщин. Они, конечно, не приставали ко мне, а просто останавливались, как вкопанные, и долго молча смотрели вслед.
— Каждый актер мечтает найти в жизни «своего» режиссера. Ищете ли вы такового или, может быть, уже нашли?
— Мне очень повезло с режиссерами в театре. Первую роль на профессиональной сцене я сыграла в спектакле Кирилла Серебренникова «Figaro. События одного дня» в «Театральной компании Евгения Миронова». Теперь мне посчастливилось поработать с Алвисом Херманисом в спектакле «Рассказы Шукшина». Эти два режиссера — абсолютно разные, очень интересные, каждый в своем роде уникален. Работаю я и с моим сокурсником Никитой Гриншпуном. Но какого-то одного «своего» режиссера я не нашла. Пока что все они — мои.
— Как вы думаете, в чем секрет Алвиса Херманиса, почему прозу Шукшина нам заново открыл именно этот латышский режиссер?
— Трудно сказать. Может быть, дело в том, что, когда русские режиссеры ставят Шукшина, они стараются подробно показать детали быта: топоры, фуфаечки и т.д. Алвис же нам сказал сразу: не будет никаких телогреек и резиновых сапог. Мы будем делать спектакль о людях с большими сердцами. Для этого мы поехали на Алтай, в Сростки, встретились с прекрасными бабушками, которые напели нам чудные песни, частушки, их мы использовали в спектакле. Алвис хотел, чтобы мы напитались духом тех мест, где родился Василий Макарович. В нашем спектакле на сцене — огромные фотографии людей, с которыми мы общались в Сростках. Алвис говорит, что в нас всегда должно быть чувство ответственности перед ними. В этом, наверное, секрет.
— Вы успели сыграть и в спектакле «Школы современной пьесы» «Холостой Мольер». Не было ли желания войти в труппу этого или какого-либо другого репертуарного театра?
— Нет, я еще не готова к тому, чтобы пойти работать в репертуарный театр. Это — серьезный шаг, как... замуж выйти.
— Не стал ли для вас выход на сцену или съемочную площадку обычной работой, производством?
— Нет, слава богу! Я всегда очень боюсь этого.
— Но разве уверенность в себе, ощущение, что ты выходишь делать свое дело — не признак высокого профессионализма? — Нет, это признак того, что профессия в тебе иссякла. Недавно Алвис нам сказал очень интересную вещь: «Актер должен быть слабым». Все, что делает актер на сцене, должно даваться ему с определенным трудом. Если актер сильный, то зрителю это не интересно, и он ему не сочувствует.
— А зачем вам вообще это надо — выходить на сцену, сниматься в кино?
— У меня, наверное, наивное и максималистское представление о жизни. Но я думаю, что это нужно людям, приходящим в театр и кинозал. И если хотя бы у одного из ста человек после спектакля или фильма в душе родится что-то светлое, настоящее и чистое, будут затронуты какие-то потаенные струны его души, я буду счастлива.
Павел Подкладов
