Два концерта Энрике Маццолы
Энрике Маццола — итальянский маэстро, родившийся и выросший в Испании (чем объясняется столь редкое сочетание испанского имени с итальянской фамилией), — посвятил каждой из этих стран программу одного из двух своих московских концертов, осуществив таким образом своеобразный музыкальный переход через Пиренеи. Главным событием стал, несомненно, первый из них, прошедший в КЗЧ, где Маццола выступил с Российским национальным оркестром.
Программа концерта называлась «Viva Espana» и включала в себя «Испанскую рапсодию» Мориса Равеля, «Фантастические танцы» Хоакина Турины и сюиту из балета «Треуголка» Мануэля де Фальи. Должно было прозвучать еще и интермеццо из оперы «Гойески» — неведомого россиянам шедевра Энрике Гранадоса, но не пришли ноты. И устроители решили заменить его другим интермеццо — из «Сельской чести» Масканьи, появление которого несколько нарушило не только тематическое единство данной программы (к Испании опера Масканьи ни малейшего отношения не имеет), но и ее изысканный характер. Впрочем, уже хотя бы в силу своих скромных размеров миниатюра сия, сыгранная, кстати, превосходно, не могла существенно повлиять на характер концерта.
Маццола выстроил программу по нарастающей. Открыли ее раритетные для нашей публики «Фантастические танцы» Турины. Изобразительная музыка, к каковой, несомненно, относятся и «Фантастические танцы», требует прежде всего определенного качества оркестровой игры и умения дирижера воссоздавать такую вот своеобразную звуковую живопись. Всего этого в данном случае было более чем достаточно, и партитура Турины предстала в максимально выгодном свете.
Но говорить об отражении Испании в музыке не только в звукоописательном плане, а на каком-то более глубинном, сущностном уровне можно, скорее, применительно к «Испанской рапсодии» француза Равеля, звучащей у нас, к сожалению, не слишком часто. Впрочем, всего несколько месяцев назад ее исполнял в том же зале еще один из лучших наших оркестров под управлением молодого и способного дирижера, но тогда эта музыка звучала несколько плоско и суетливо. Маццола же отработал «Рапсодию» с РНО практически идеально, преподнеся один из шедевров музыкального импрессионизма так, что хотелось упиваться буквально каждым звуком этого тончайшего кружева, в котором зыбкость и текучесть линий очень органично сочетались с испанским духом и драйвом.
Последнего, впрочем, было куда больше в музыке балета де Фальи «Треуголка», которая и стала бесспорной кульминацией всей программы. Вот уж где раскрылось в полном блеске то фольклорное начало, которого слушатели во всем мире прежде всего и ждут от испанской музыки и которое доведено здесь гениальным автором до какого-то ослепительного совершенства, с каким «Треуголка» и была в этот вечер исполнена. А Маццола еще и настроил зал соответствующим образом, сперва скинув пиджак и оставшись в ярко-красной рубахе, что поначалу показалось лишь подчеркнуто демократическим жестом, а чуть позднее выглядело уже явной аллюзией на ту самую красную тряпку для быка, особенно когда оркестр по знаку дирижера стал издавать возгласы, напоминающие о публике корриды. Вскоре, правда, все вернулось в академические рамки, но дело было сделано. И аудитория, больше знающая Фалью в качестве автора вокального цикла «Семь испанских народных песен» да гитарных пьес, зачастую и не подозревая, что речь идет об одном из величайших музыкальных творцов двадцатого столетия, похоже, наконец-то это почувствовала, о чем свидетельствовала ее реакция, пусть даже не всегда адекватная (бурные овации между частями, в балетной музыке, впрочем, куда более уместные, нежели в симфонических произведениях).
Почти неделю спустя Энрике Маццола выступил в БЗК с оркестром Большого театра. Здесь, напротив, все было известным и популярным, начиная от «Итальянской» симфонии Мендельсона и кончая первым актом вердиевской «Травиаты». Тем не менее, несмотря на такой сравнительно «легкий» характер программы, маэстро репетировал ее дольше, чем предыдущую, поскольку и сам оркестр был не совсем того класса, и работали они вместе впервые. И усилия во многом себя оправдали. Оркестр Большого продемонстрировал в этот вечер весьма высокий уровень, какой услышишь у него не так уж часто. Маццола очень скрупулезно проработал с коллективом «Итальянскую» симфонию, вплоть до тончайших штрихов и деталей, наглядно продемонстрировав, что эта музыка отнюдь не столь поверхностна, как может показаться по многим ее исполнениям.
Дирижер и оркестр были героями и в «Травиате». Вот только солисты ощутимо подпортили впечатление. О качестве звучания тенора Олега Кулько в партии Альфреда корректности ради лучше умолчать. Определенные ожидания были связаны с именем Анны Аглатовой, впервые примерившей на себя партию Виолетты. И поначалу даже казалось, что она эти ожидания оправдывает. Но такая иллюзия сохранялась лишь до тех пор, покуда не завершилась медленная часть знаменитой арии. Когда же зазвучало бравурное «Sempre libera», стало вполне очевидным, что к этой партии молодая певица технически не готова. Серьезнейшие проблемы с верхним регистром, ощущавшиеся сразу, не заставили ее, однако, отказаться от попытки вскарабкаться в финале арии на вставное «ми-бемоль», закончившейся фиаско. Дело, конечно, не в одной ноте. Если певица, которую мы все дружно произвели в восходящие звезды, не умеет слышать себя со стороны и трезво оценивать собственные возможности, то даже при самом большом таланте вряд ли достигнет настоящих высот...
Работа с Энрике Маццолой, несомненно, много дала оркестру Большого. Очень бы хотелось, чтобы сотрудничество маэстро с театром продолжалось, хотя при нынешнем состоянии оперной труппы и качестве проводимых там кастингов говорить о какой-либо постановке с его участием явно преждевременно. Если некому петь, то Маццола со всем его перфекционизмом тут вряд ли поможет.
Дмитрий Морозов
