Опера Ханса Хенце на Мюнхенском фестивале
Каждое лето Мюнхен объят лихорадкой. Ее имя — оперный фестиваль, старейший в Европе. Баварская Опера — редкий творческий организм, способный превратить домашние радости в событие. Конвейер фабрики грез работает бесперебойно, несмотря на уход в 2006 году выдающегося интенданта сэра Питера Джонаса. Новый руководитель Клаус Бахлер из венского Бургтеатра (приступает к работе осенью) уже обнародовал наполеоновские планы: утвердить Баварскую Оперу безусловно первым театром Германии, а в мире — входящим в элитное общество с Ла Скала, Мет, Ковент Гарден и Венской Оперой. Задумано много интересных проектов и многообещающих премьер.
Однако и двухлетнее междуцарствие (художественное руководство осуществлял дирижер Кент Нагано) не помешало компании провести как всегда мощный разнообразный фестиваль. Помимо известных работ прежних лет, показывались новые: этого сезона («Евгений Онегин», «Набукко», «Идоменей» Моцарта, «Бассариды» Хенце) и две фестивальные премьеры — «Доктор Фауст» Бузони и «Ариадна на Наксосе» Рихарда Штрауса.
Опера Бузони (1925), наряду с «Историей доктора Иоганна Фауста» Шнитке (1995) — самая значительная попытка ХХ века прибавить новые смыслы к легенде о Фаусте. Бузони использует не версию Гете, а народную кукольную комедию, трактуя ее как старинную мистерию. В постромантической мистике этого Фауста — прощание с XIX веком, здесь переплетаются мотивы неоклассицизма, символизма и экспрессионизма. В центре — «смятение незаполненной души» (Томас Хэмпсон, выдающийся интерпретатор Фауста), что влечет искус и крушение разума. Лейтмотив — интеллектуальная трагедия, вбирающая опыт века («Доктор Фаустус» Томаса Манна и пр.). Фауст не в силах вырваться из лаборатории своих химер. Его поиск обречен. Последний вопрос Ночного сторожа (он же Мефистофель): «Должен ли этот человек быть несчастным?» — остается без ответа.
Работа Баварской Оперы на основе незаконченной авторской редакции не дает нового театрального хода (режиссер — Николас Бригер), но воздействует прежде всего музыкальным уровнем (дирижер — молодой Томаш Нетопил). История о кризисе художника с галлюцинациями в мансарде-мастерской рассказана в эклектике конца ХХ века. Вязкая палитра замешивает современный психологический триллер с привкусом романтической демонологии (демоны — эффектно висящие вниз головой над сценой обнаженные гимнасты) и жутковатыми видениями экспрессионизма. Эту сложную конструкцию отлично выдерживают на своих плечах Вольфганг Кох (Фауст, впечатляющий дебют певца в Баварской Опере), Джон Дашак (Мефистофель/Ночной сторож) и Кэтрин Наглстад (герцогиня Пармская).
Досадно выглядит «Евгений Онегин» в постановке Кшиштофа Варликовского (художник — Малгожата Щчезняк) — умозрительная параллель гомосексуальных комплексов и переживаний Чайковского в период сочинения оперы (известная попытка стать «нормальным» человеком, неудачная женитьба). Лейтмотив драматической истории конца 1960-х (телевизор у Лариных показывает высадку астронавтов на Луну в 1969-м) — сексуальная идентификация Онегина: обретение страсти к женщине через изживание гомосексуальных отношений с Ленским. Фатальность происходящего утверждает центральный, второй акт: интрига против друга на балу, ссора, дуэль и смерть — предопределенность событий чувствуют оба. Дуэль происходит в комнате с общей кроватью, где дуэт «Враги» с четырехкратным финальным «Нет!» знаменует прощание друзей-любовников. Расстегивая рубашку, Ленский подставляет грудь к пистолету, вложенному Зарецким в руку Онегина (брутальный Михаэль Фолле).
Концепция последовательна. Ее усиливают видения героя на балу в Петербурге (кровать доминирует на сцене до финала оперы): полонез танцуют ковбои-геи, экоссез — трансвеститы, а превращение Зарецкого в Гремина — мужа Татьяны — новая провокация для Онегина. Отказ Татьяны и ее уход (опять четырехкратное «Нет!» героя) довершают катастрофу человека, не нашедшего себя: «Позор! Тоска! О жалкий жребий мой!» Специфическая логика режиссера понятна, как и ее искусственность, усугубленная трактовкой Нагано — вне сути музыки. Даже Татьяна Моногарова (Татьяна) в такой версии лишается своей необыкновенной пронзительности.
По контрасту потрясают «Бассариды» живого классика Ханса Вернера Хенце — сильнейшая вариация на тему последней трагедии Еврипида «Вакханки». Написанное по заказу Зальцбургского фестиваля сочинение (1966) утверждает закат античности через призму оперы-seria, но, прежде всего — в обращениях к трактовке античности модерном (исток — Ницше и др.). Смертельное противостояние рацио, аскезы и ограничивающего закона с безграничной свободой, праздником эроса и разложением.
Однако это не просто известная схема конфликта: аполлоническое — дионисийское. Восставая против разнузданной воли богов, человек хочет отстоять самостояние, свои принципы и предотвратить катастрофу. Здесь герой Хенце, царь Фив Пенфей (Михаэль Фолле) концентрирует проблемы и экспрессию современности. В поединке с Дионисом (Николай Жуков), развращающим все вокруг, Пенфей теряет свой дом — мать и сестру (они во главе жаждущих наслаждений и разъяренных бассарид) и свой народ: всеобщий распад необратим. Конец Пенфея ужасен: его мать Агава (внушительная Габриель Шнаут), не помня себя, в ритуально-вакхической истерике отрубает сыну голову, а бассариды разрывают его тело.
Хенце интерпретирует античную трагедию как трагедию личности ХХ века. В этом «Бассариды» близки «Царю Эдипу» Стравинского (1927), также повлиявшему на Хенце: замысел и воплощение, особенно трактовка оркестра. Звуковое богатство партитуры удивительно. Хоры бассарид и менад пленяют красотой мелодической пластики, а призывная лирика и виртуозные эскапады Диониса завораживают. Главный герой спектакля — дирижер Марк Альбрехт, создавший трагедию из духа музыки.
Метафизике музыки ответила скупая, точная по выразительности и символике сцена режиссера Кристофа Лоя и художника Йоханнеса Лайакера. Сцена и зал объединились в одухотворенное пространство смысла, не терявшего напряжения весь вечер (опера идет без перерыва два с половиной часа). Вершина — вторая часть спектакля. Катастрофу по аналогии с античной драмой комментирует хор — коллективный герой достоин высшей оценки (хормейстер Андрес Масперо). Его замирания, лирические истаивания и кульминации — союз традиции и современного мышления. После драматической вспышки — убийства Пенфея — наступает катарсис. Прекрасны финальные хоры никнущих перед Дионисом бассарид. Человек покоряется богам: «Ах! Ах! Непостижимая мистерия, не предназначенная для смертных; мы не видим, мы не слышим; мы преклоняем колена и молимся». Огромная печаль. Уходящее время большой культуры и большого стиля. Спектакль Баварской Оперы — событие.
Михаил Мугинштейн
