Замахнуться в один вечер на всего виолончельного Баха — это поступок. Не только для музыканта, но и для слушателей.
Вечер виолончелиста Александра Князева возник в филармонической афише внезапно – отменился концерт итальянца Марио Брунелло. Тем более удивительна программа, которую музыкант предъявил публике – сюиты для виолончели соло Иоганна Себастьяна Баха. Их шесть. Написаны они были, когда Бах служил при дворе в Кётене, где имелся хороший виолончелист. Так возникли – впервые в истории – произведения, где виолончель является единственным героем. Ее голосом в череде обязательных частей создается стройная картина мира с его радостью (жига) и скорбью (сарабанда), плавным (аллеманда) и бурным (куранта) движением, свободой (импровизационная прелюдия) и структурой (менуэт и бурре). Сюита – это упорядоченный пейзаж, состоящий из контрастных по настроению и кинетике сегментов. Драматургия ее безупречна, а последовательность составляющих неизменна. Казалось бы, в каждом цикле – все одно и то же. Но возможность убедиться в том, каким разным может быть существование в рамках канона, дарит слушателю огромное наслаждение. Исполнение баховских сюит – всегда попытка создать вечный образ того, что является, по сути, мимолетным: нашего времени, наших ощущений, нашего способа жить.
Для сольного вечера этого более чем достаточно, да и само намерение замахнуться разом на все сюиты вызывает большое уважение. Пустая сцена Большого зала Консерватории, подиум в центре, на нем единственный стул. Такой визуальный аскетизм пришелся бы по душе композитору: Бах, хоть и написал эту светскую и даже почти танцевальную музыку, был глубоко верующим человеком и большую часть жизни провел, служа в церкви. Музыка сюит, напоминая телу о танцевальных ритмах, все же апеллирует к душе – и даже духу. И передает она то особое состояние сосредоточенности, которое возникает при молитве.
Но Князев подходит к этой музыке не как анонимный барочный музыкант. Он насыщает ее своими личными переживаниями. Его игра энергична и страстна. Поначалу это отпугивает: зачем, например, столько вибрато в музыке, где оно вроде бы вовсе не предусмотрено? Вибрато – это искусственное продление и усиление звука. Из-за него ясная речь, свойственная барокко, превращается в крик, которым стараются привлечь внимание. Однако эта манера, сначала сбивающая с толку, постепенно убеждает. А в лучшие моменты – потрясает. Кульминация вечера пришлась на Пятую сюиту, которой заканчивалось второе отделение; музыкант словно подключился к какому-то потоку, и его игра обрела внеземное измерение.
В этом месте стоило поставить точку, хотя заявлено было еще третье отделение с Шестой сюитой. И когда слушатели, несмотря на поздний час, после второго антракта вернулись в зал, музыкант вышел к ним без инструмента и сказал: кажется, хватит, доиграю в другой раз. И самое удивительное – все его поняли. Так, совсем по-домашнему, и закончился один из самых серьезных вечеров филармонического сезона.
Марина Борисова, openspace.ru
