Незаменимых нет — Мастер опроверг этот афоризм
Моисеев не входил в нашу жизнь, он существовал в ней всегда. И казалось, что останется в ней навечно. Когда-то, в начале 80-х, в разговоре обмолвился, что ему в детстве нагадали жить долго, до 93 лет. Роковую дату прошел легко и отмечал все новые дни рождения, ставил все новые танцы и, казалось, понимал, что в России нужно жить долго. Несколько лет назад заболел, на людях не появлялся, но все это было не так важно, важно было, что он — есть. Его присутствие на четвертом этаже Зала Чайковского всегда ощущалось, даже, когда он был далеко. После столетия он словно отпустил жизнь и уже никого не приглашал в гости на следующий год, как это было ранее, даже на 90-летии. Сегодня ансамбль осиротел, и под мудрым взглядом Моисеева с портрета сиротство ощущается особенно остро.
Когда говоришь о Моисееве, понимаешь девальвацию слов. Все слова кажутся давно произнесенными: «первопроходец», «гений», «легенда»... Можно, конечно, повторить, что не его украшали премии, а он делал честь любой награде, ведь премиям и наградам в его послужном списке несть числа. Можно вспомнить, что он любил рассуждать о том, как много в его судьбе решал его величество Случай. Случайно на жизненном пути возникла балетная студия, повезло и потом — когда попал в Большой театр, где, проходя под сценой, чтобы оказаться в другой кулисе, столкнулся с начальством и получил предложение поставить спектакль. Не раз попадал в опалу и благодаря только случаю выходил сухим из воды. Уместно вспомнить и его любимую присказку «Поближе к кухне, подальше от начальства» или шутку, в которой бьется та самая доля правды: «Моя жизнь — путеводитель».
Также нежданно-негаданно он получил возможность построить «государство в государстве», словно его направили сюда свыше, чтобы уравновесить несправедливость общего миропорядка одной отдельно взятой страны. А получилось — всего мира. Это смахивает на утопию, но остается неопровержимым фактом: перестук каблучков иногда оказывался эффективнее дипломатических миссий. В водовороте танца таяли снега холодной войны, лихие пляски стирали недоверие к стране, отгороженной железным занавесом, который приоткрывался только для славного полка Игорева. Впрочем, об этом тоже написано и тоже — много. Он был одарен невероятной легкостью, умел не реагировать на частности, отделять зерна от плевел, творчество ставил превыше всего. Все остальное было средством, декорацией, антуражем.
Современникам и потомкам он загадал немало загадок, опровергающих театральные законы. Долго придется напрягать умы, чтобы понять, как сумел Игорь Александрович изобрести вечный двигатель: театр народного танца. Моисеев рождением нового жанра повернул ход развития искусства. Его танцы разлетелись на цитаты, как разлетелись на афоризмы реплики из грибоедовского «Горя от ума». Что ничуть не огорчало создателя танцев: «Пусть. Все равно так исполнять, как мы, никто не сможет». Он был прав. За семь десятилетий триумфа по подобию моисеевского создавались и тонули многие ансамбли. Его корабль плыл без пробоин.
Почему в противовес всем законам театра все его танцевальные программы, от небольших номеров до спектаклей, не подвластны разрушению временем и смотрятся так, словно это рождено вчера? Как могло случиться, что собранные фольклорные танцы, зачастую переработанные до неузнаваемости, народ признавал своими, а для отдельных народов он, лукавый мудрец, из кустарного промысла создавал эксклюзивные экспонаты, то есть изобретал фольклор?
Как сумел оставаться свободным и независимым в режиме запретов? Руководить коллективом, представлявшим лицо коммунистической страны, и оставаться беспартийным, 18 раз отклоняя настойчивые приглашения пополнить собой ряды КПСС, — как? Кто другой мог так высоко подняться над политикой и быть не то что любимым, но необходимым любой власти? Он был нужен всем — более социально разношерстной публики, чем на выступлениях моисеевского ансамбля, увидеть негде. Его танцы соответствовали требованиям любого вкуса.
Сегодня осиротевший коллектив оказался беззащитным, в утешение рефреном звучит: почти 102 года, дай бог каждому. С точки зрения закономерности жизни, верно. Но продуктивная логика творчества, когда сама магия имени охраняла коллектив, нарушена, и... нужно идти дальше, учиться жить без патриарха.
К тем самым вопросам, которые он поставил, справедливости ради стоит добавить его же любимый афоризм: «Незаменимых — нет». Незаменимые — есть. Моисеев — незаменим. Престол свободен, только вряд ли кто-нибудь сможет на него взобраться! Да и не надо. Нельзя. Отлаженный механизм, где деталь к детали подогнана с ювелирной точностью, как часы работает в его отсутствие. Больше — как хронометр. Два недавних концерта с двумя разными программами — тому свидетельство. Реакция зрителя была столь же восторженной и бурной, как десять, двадцать, семьдесят лет назад. Сохранить достигнутое — в этом есть миссионерство. Наши собеседники — те самые миссионеры.
Он сам распорядился будущим
Директор ансамбля, педагог-репетитор, народная артистка России Елена ЩЕРБАКОВА:
— Каким вы видите дальнейший творческий путь ансамбля?
— Игорь Александрович хотел, чтобы его театр танца был всегда, радовал людей. Ансамбль работал, что бы ни случалось в мире, в стране: и в военные годы, и в августе 1991-го, когда под окнами гудели танки: «Закройте окна, и продолжим работу».
Коллектив потерял своего хозяина, второго Моисеева не будет, он — единственный. И не должно быть второго художественного руководителя коллектива. Игорь Александрович был настолько мудрым человеком, что всю систему работы ансамбля выстроил при своей жизни, запрограммировав на много лет вперед. Сам распорядился будущим: подобрал помощников, вырастил и воспитал их — все мы прошли его школу: сначала как артисты, потом как педагоги и ассистенты. Продумал каждому задания, и каждый четко отвечал и отвечает за то, что делает. Репертуар поделил среди ассистентов, четко зная, кто на что способен. Сегодня работа отлажена точно, и место художественного руководителя не вакантно — оно останется за Хозяином.
— Как теперь будут приниматься решения?
— Думаю, что необходимо создать художественную коллегию из тех педагогов, которые помогали Игорю Александровичу много лет. Среди них люди разных поколений. Старшее — Лев Голованов, в ансамбле он с 1943 года, Ирина Моисеева, которая 30 лет была его помощником, среднее — Виктор Никитушкин и Ольга Моисеева, более молодое — Сергей Аникин, Лариса Аристова, Андрей Евланов. Вся их жизнь с юности прошла в ансамбле, они — хранители традиций. Любой другой человек даже с самым отменным балетным образованием придет в ансамбль, и что? Ему всему придется учиться заново. Совсем не уверена в результате — моисеевской школой надо жить долго, с детских лет.
— Последние годы ансамбль фактически жил без Моисеева?
— И да, и нет. Он болел, лежал в стационаре, но все равно был в курсе всего, что происходит в ансамбле, а мы знали, что решенные сообща художественные вопросы будут им одобрены или нет. Поэтому степень ответственности была высочайшей.
— Что радовало Моисеева в последние годы?
— Ему нравился молодой состав исполнителей, их энергетика. Сейчас средний возраст танцовщиков 24 — 25 лет. Был удовлетворен составами и тем, что не забывается его завет: молодежь осваивает весь репертуар, «все учат всё». Понятно, что весь репертуар не может идти одновременно, но сохранение, его восстановление только и может сберечь моисеевскую школу, его искусство. Это необходимо, чтобы никто не мог переделать, модернизировать или привнести какие-то свои новшества в моисеевские шедевры: по отношению к классике (а Моисеев — классика, и классика востребованная!) это будет преступлением. Мы ни при каких обстоятельствах не будем сокращать состав исполнителей, иначе исказится хореография. Коллектив задуман масштабным — в этом-то и есть его смысл: большой ансамбль, представляющий великую страну. Мы выстояли в перестройку, в самое сложное время, и доказали, что коллектив может и обязан быть таким, каким создавался.
— Вы мыслите ансамбль только на моисеевском репертуаре или будут появляться новые произведения?
— Моисеев много лет назад создал грандиозный цикл «Танцы народов мира», который все время пополнялся. В его формате есть свободные «пазлы»: у нас есть не все танцы, нет, к примеру, ирландского, индонезийского. Их хорошо бы поставить, но для этого нужно искать и находить талантливых хореографов в других странах. Главное, чтобы их постановки влились в стиль ансамбля. Такой опыт был при жизни И.А.: за последние три года мы смогли включить в репертуар два корейских танца хореографа из Кореи. Игорь Александрович понимал, что в 100 лет он уже не будет ставить, и просил продолжать эту работу, словно определяя модель на будущее.
Наша школа — это знак качества
Педагог-репетитор, народный артист России Виктор НИКИТУШКИН:
— Ансамбль и школа — едины?
— Школа организована в 1943 году — в тяжелое военное время. Несвоевременно? Нет, Игорь Александрович отлично понимал, что без школы, без новых танцовщиков, воспитанных в его системе, просто не сможет двигаться дальше, воплощать свои замыслы. Школа дала немало выпусков. Ребята приходят к нам в возрасте 12 лет и получают среднее специальное образование, изучают не только народный танец и классику, но и модерн, акробатику, историю театра, музыки, балета и историю нашего ансамбля. Мы выпускаем полноценных специалистов в области хореографии, и тех, кто не попадает в ансамбль, с удовольствием приглашают другие коллективы. Наша школа — это знак качества. Педагоги, которые преподают в школе, в прошлом — солисты ансамбля, их всегда выбирал сам Моисеев. Выбирал только тех, кто его устраивал творчески и педагогически.
— Кто же теперь будет этим заниматься?
— Будем говорить откровенно. Игорь Александрович понимал, что мы практически работаем без него, и результат его удовлетворял. Он одобрил смену поколения — уже шестой «призыв», — которая произошла в эти годы, ансамбль практически обновился. Работает отлично — мы это знаем не только по отзывам критиков, мы это чувствуем по приему публики и по неизменным аншлагам. Планка поднимается, и уже новый состав заставил подняться со своих мест восторженных зрителей Прибалтики — это, поверьте, непросто. А в Лос-Анджелесе мы думали, что 15 тысяч ликующих зрителей разнесут сцену.
Потеря Игоря Александровича для нас большая трагедия. Но тот состав его помощников, который сейчас работает и в ансамбле, и в школе, может выполнять, осуществлять задачи, которые перед ними ставил И.А. Мы в силах держать систему Школа — Ансамбль на должном уровне.
Что ты падаешь, как доллар?
Педагог-репетитор, народный артист СССР, лауреат Государственной премии СССР Лев ГОЛОВАНОВ:
— Вы встретились с Игорем Александровичем в ансамбле 65 лет назад?
— Знал его еще до того, как поступил в ансамбль. Был среди поварят в поставленном им для Большого театра дивном спектакле «Три толстяка», он занимал нас, детей, в танцах. Запомнил его легким, подвижным и всегда требовательным. Таким он и оставался всю жизнь. Он, по-моему, не менялся, я менялся под влиянием общения с ним, мы все брали с него пример.
— Сейчас ансамбль в отменной форме...
— Да, нисколько не хуже того, что было ранее. Держать ансамбль таким, каким он был при Моисееве, — наша задача. Чтобы никто не мог сказать: вот Моисеева нет, и ансамбль разваливается.
Мы уже несколько лет работаем самостоятельно: Игорь Александрович не ходил на репетиции, только на расстоянии следил, что происходит, говорил, что нам делать, на что обратить внимание, интересовался концертами, спрашивал, какие номера идут успешно, какие менее, и вносил свои коррективы. Каждое его замечание ловили на лету, старались выполнить как можно лучше, подтягивались.
— Традиции ансамбля — каковы они?
— «Ансамбль должен работать, несмотря ни на что», — повторял Моисеев. Он ценил профессионализм и честное отношение к материалу. Не относиться небрежно к тому, что уже выучено, не считать это пройденным этапом, по-новому смотреть даже на старые номера. Чтобы они не старели, чтобы в них, в этих старых номерах, всегда ощущалось свежее дыхание. Свежее не потому, что там что-то будет меняться, а по отношению, по исполнению. Конечно, эмоциональному исполнению. Моисеевские танцы нельзя затанцовывать, заигрывать, добавлять в их текст новую технику. Все должно быть со смыслом. Он говорил: «Пропустите все сначала через голову» и советовал артистам ходить в музеи, читать книжки, знакомиться с другими видами искусства. Каждый танец, даже миниатюра — произведение, где есть образы, характеры. Моисеевский танцовщик-актер должен быть универсальным, уметь все. «У нас нет кордебалета, все — солисты».
Важно внутри коллектива заблаговременно воспитывать репетиторов из числа тех, кто еще танцует. Так делал и Игорь Александрович.
— Из публикации в публикацию, и это закономерно, кочуют описания одних и тех же эпизодов. Соратники, вспоминая Мастера, рассказывают одни и те же истории. Получается — памятник. Что-нибудь несказанное вспомните?
— К сожалению, так многое забыто! Моисеев был очень остроумным человеком. Когда-то работал у нас совсем молоденький танцовщик Смыслов. Он настолько волновался, что все время падал, в каждом танце. От старания. Игорь Александрович не зло, с доброй улыбкой, говорил: «Что ты все время падаешь, как доллар?» А в то время в советских газетах смаковалось падение американского доллара. Такие шутки были. Они во многом создавали атмосферу, моисеевский дух. Его повторить никто не может, просто от нас, его учеников, коллег и последователей, зависит, чтобы он не исчезал.
Елена Федоренко
