Завершился международный «Метнер-фестиваль 2007». Его главный идеолог и вдохновитель знаменитый пианист Борис Березовский вместе с единомышленниками представил впечатляющую антологию произведений композитора, чье творчество всегда находилось в тени великих имен. Сам Березовский — на сегодняшний день один из наиболее востребованных музыкантов, он выступает соло, играет с ведущими оркестрами мира, записывает многочисленные диски. Арт-менеджмент — его новое увлечение, и наш разговор начался с этой темы.
— Говорят: история всегда права, насколько это справедливо по отношению к композитору Метнеру, чьи произведения не назовешь слишком известными?
— Это, конечно, несправедливо. Тем более что я считаю Метнера по-настоящему популярным композитором в отличие от Рахманинова, который невероятно сложен, как это ни парадоксально. А у Метнера вполне доступная музыка, просто он сумел все это замаскировать сложным языком, гармоническими изысками. С другой стороны, у многих исполнителей просто не хватает техники, чтобы добраться до сути. А суть Метнера — это чистая и откровенная «попса», самая простая и приятная музыка. В то же время Метнер — очень закрытый композитор...
— Как это сочетается?
— Вот это загадка, Метнер вообще уникален. Он безумно сентиментален, это единственный композитор, который у меня прошибает слезы. От многих романсов, мелодий можно просто разрыдаться. Еще мне очень нравится, как он использует фольклор, но не в прямом, не в чистом виде, он его пересочиняет. У Метнера тысячи абсолютно русских тем (несмотря на то, что он был немцем!), которых не существует в природе. Он — феноменальный стилист. И если Рахманинов — русский композитор в том смысле, что у него все основано на колоколах и русском церковном пении, то у Метнера другое. Его можно сравнить с Мусоргским. У него фольклор древний, дохристианский, это то, что уже исчезало, и композитор запечатлел всю эту красоту.
— А Метнер имеет свою аудиторию слушателей?
— Существует довольно большой круг поклонников его музыки и в России, и за рубежом. Я не знаю другого композитора, у которого были бы такие бешеные поклонники, в том числе и среди профессиональных музыкантов. Люди, которые любят Метнера, на нем совершенно помешаны. Еще раньше в России они всегда концентрировались в Гнесинском институте, в Консерватории их не было. В Гнесинке, которая, как известно, считалась рангом ниже, всегда играли всего Скрябина, Метнера. А вот Московская консерватория в советское время, к сожалению, ушла в направлении международных конкурсов и стандартного, банального репертуара. Одному из профессоров не нравился Метнер только потому, что главная тема Первого фортепианного концерта напоминала русскую песню «Ямщик, не гони лошадей»...
— Этим фестивалем вы рассчитывали пополнить армию поклонников Метнера?
— Не думаю, что вся его музыка будет очень популярна, в силу того что она очень сложна для исполнения. Людей, которые по-настоящему хорошо могут сыграть Метнера, очень мало, а еще огромная инерция, музыка не на слуху, ее просто очень сложно выучить, нужна серьезная работа. Мне кажется, по-настоящему известными могут стать его гениальные романсы, это проще. А фортепианные вещи, с оркестром — это удел немногих.
— Кроме вас — англичанин Химиш Милн, исполняющий «Сказки» Метнера интригующе парадоксально?
— Ну Хемиш Милн на сегодня — самый крупный специалист по Метнеру в мире, поэтому он с нами.
— Как по-вашему, «Метнер-фестиваль» выполняет свою миссию?
— Мы чувствуем, что многим эта музыка нравится, поэтому все мы, вся наша команда страшно рады, и итог фестиваля самый позитивный.
— А вообще у вас много единомышленников в искусстве?
— Особо теплых отношений с коллегами у меня нет, за исключением людей, делающих со мной «Метнер-фестиваль». Это особый круг, нас объединяет любовь к одному композитору, мы все любим Николая Карловича, и нам хорошо вместе, при этом мы ощущаем какую-то свою уникальность.
— Такой клуб метнеристов?
— Пожалуй, да... Есть клубы мультимиллионеров, куда разрешен вход только самым богатым, а у нас свой клуб, но тоже очень эксклюзивный.
— Поговорим о вашей жизни. После победы на Конкурсе Чайковского в 1990 году прошло немало лет, как складывался ваш творческий путь?
— Он был неровным, как российские дороги. Вот сейчас у меня очень хороший период, все идет легко и гладко, под горку, а было очень тяжелое время, особенно в период окончания консерватории в классе моего профессора Элисо Вирсаладзе. У нас с ней замечательные отношения, я ее обожаю, но был очень тяжелый момент, я был студент и в точности выполнял ее указания — что и как играть... Она помогла мне выиграть Конкурс Чайковского. А потом мне пришлось долго искать себя, свой стиль.
При огромном уважении к Вирсаладзе как музыканту, как человеку мне не очень близок ее подход к музыке. Она, например, не любила Метнера, считала его каким-то казусом в музыке, случайностью. Могла сказать, что Рахманинов — второсортный композитор. Я знаю много людей, которые считают точно так же. Это их право, но мне это не подходило. Два года у меня был творческий кризис. Я играл много концертов, но не очень удачно. Мне очень помог Александр Сац. Он преподавал в Гнесинке, а потом уехал в Австрию, в Грац. Я к нему много ездил, он, кстати, открыл мне Метнера. Постепенно все наладилось.
— Вы ведь давно живете на Западе?
— Лет пятнадцать.
— А гражданство?
— Двойное.
— В последнее время вы все чаще играете в России, у публики российской и западной есть отличия?
— Везде есть профессионалы, любители и просто сочувствующие. Конечно, в России много потрясающе подготовленной публики.
— Вы играете и записываете диски со многими известными в мире оркестрами и дирижерами, с кем из них у вас сложились творческие контакты?
— На Западе из дирижеров — мало с кем. Не потому, что кто-то кого-то не любит, просто все происходит обычно в рабочем режиме: одна репетиция — и сразу концерт. И в России у меня тоже много подобных концертов. По-настоящему я работаю только в Екатеринбурге с Уральским филармоническим оркестром. Здесь замечательный дирижер Дмитрий Лисс, отличный оркестр, у нас всегда есть возможность полноценных репетиций.
— Вы выступаете с Уральским оркестром на международных фестивалях, записали несколько дисков, а как вы нашли друг друга?
— Как ни странно, я познакомился с оркестром в Петербурге. Меня попросили сыграть с ними Концерт Рахманинова, мы отыграли, и во втором отделении я пошел слушать Третью симфонию Рахманинова. Я был совершенно поражен. Мне первый раз в жизни понравилась эта симфония, это было довольно убедительно (как много зависит от исполнения!). Мне безумно понравились и стиль дирижирования Лисса, и звучание оркестра, было невероятно сильное впечатление от этого концерта, и с тех пор я стараюсь как можно чаще работать с этим коллективом. У меня есть возможность играть с разными оркестрами и дирижерами, но мне приятнее работать с теми, с кем есть контакт. От добра добра не ищут.
— Кроме Метнера и Рахманинова, кого вы еще считаете своим автором?
— Еще я очень люблю одного из абсолютных гениев, которого также мало исполняют, — это Хиндемит. Ну и классика, конечно. Вообще, у меня нет каких-то фобий по отношению к композиторам, стилям или периодам, я играю многое.
— А как же вы тогда относитесь к очень распространенной на Западе специализации: каждый выбирает свою делянку и ее вспахивает; или вы универсал, если еще вспомнить, что вы много играете в ансамблях?
— Я не то чтобы универсал, фортепианный репертуар ограничен, даже в истории музыки все начинается с Баха, на органе, клавесине, струнных инструментах я не играю... тем не менее большая часть классического репертуара все-таки остается для пианистов, тут хватит всем на много лет.
— У вас есть любимые фестивали?
— Я занимаюсь этим фестивалем, потому что очень люблю Метнера, и есть еще один любимый фестиваль, это «La Folle JournОe» — «Сумасшедшая неделя», которую проводит в разных странах Рене Мартен. Все остальные очень скучны для меня, это просто гастроли, все проходит и даже в памяти не остается. Вообще, обычно жизнь музыканта сконцентрирована вокруг собственного эго. А на «Сумасшедшей неделе», где на концерты приходят сотни тысяч человек, ты попадаешь в ситуацию, когда многие просто не знают, кто ты такой. И это правильно, я в принципе считаю, что композиторы более важны, чем исполнители, мне нравится этот аспект — затеряться в толпе и быть частью общего действа.
— Прямо скажем, Борис, вам затеряться в толпе не удалось, я видела, как вас любят во Франции, как выстраиваются в очередь за вашими автографами в Японии. А как вы вообще относитесь к своей популярности?
— Да, во Франции меня любят, я как бы в моде, конечно, есть и поклонники. Но я в принципе терпеть не могу никакой культ личности и, например, этот фестиваль я организовал как фестиваль музыки Метнера, который гораздо важнее, чем любое имя, которое его исполняет. Это фестиваль музыки гениального композитора, а не мой. Я всегда рассчитываю на людей, которые любят музыку.
Беседу вела Лариса Барыкина
