Валерий Афанасьев завершил фестиваль в честь Эмиля Гилельса
Международный музыкальный фестиваль в честь великого пианиста завершился в Камерном зале ММДМ, где выступил его ученик Валерий Афанасьев. Наверное, память выдающихся личностей и должна быть отмечена чем-то неординарным. Во всяком случае, таковым видится творчество Валерия Афанасьева — пианиста и литератора, пишущего философские эссе о музыке и стремящегося воплотить свои концепции в звуках. В программке концерта, организованного Фондом «Русское исполнительское искусство» совместно с Госконцертом, был опубликован ряд таких эссе, прояснявших смысл разворачивавшегося музыкального действа перед слушателями.
Выбранные Афанасьевым композиторы — Моцарт и Шуберт — символизируют для него Рай и Ад. Размышляя о Моцарте, В.Афанасьев пытается постичь сущность моцартовской амбивалентности — человеческой суетности и музыкантской гениальности, — выражая ее парадоксом: «Моцарт всегда был в Раю: иногда отлучаясь». Тогда как в Шуберте, по словам Афанасьева, «есть что-то ледяное и неподвижное». И ассоциируется у него шубертовское творчество с Девятым кругом Дантова Ада. Вот эти «потусторонние» пространства«, которые композитор, а вслед за ним и пианист маркируют приглушенной звучностью, открылись в Экспромте для фортепиано до минор, с которого начался этот необычный вечер.
Безусловно, трактовки В.Афанасьева очень субъективны, но музыкант обладает подлинным даром убеждения: во время исполнения само звучание рояля зачаровывает, и лишь некоторое время спустя после концерта наступает момент отрезвления и желание объективно осмыслить происходящее. В Большом дуэте Шуберта для скрипки и фортепиано ля мажор к В.Афанасьеву присоединился Владимир Спиваков. Музыкальное содружество двух маэстро явилось в известной мере продолжением фестиваля в Кольмаре, который в этом году Спиваков посвятил памяти Гилельса. Соединение двух таких музыкальных противоположностей, какими видятся В.Спиваков и В.Афанасьев, должно было породить некий компромисс между непринужденной, несколько салонной манерой музицирования скрипача (которая, кстати, вообще распространена в отношении многих сочинений Шуберта) и рефлексией пианиста. Поначалу нарочито бесстрастное звучание фортепиано резко контрастировало с певучей экспрессией скрипки, однако в дальнейшем оба музыканта нашли «общий язык». Игра Спивакова стала более строгой, дыхание фраз протяженнее, а фортепиано, в свою очередь, вступило в диалог с солистом.
Продолжением начатого музыкального разговора стало исполнение Концерта ми-бемоль мажор Моцарта, где В.Спиваков уже выступил в роли дирижера камерного оркестра «Виртуозы Москвы». Разумеется, и здесь В.Афанасьев остался верен своему исполнительскому кредо — поиску «утраченного времени», вслушиванию в тишину, стоящую за звуковой материей, так что оркестру пришлось приспосабливаться к этим особенностям солиста. Однако художественный результат получился поразительным. Концерт прозвучал как цельное произведение, где пианист и оркестр дышали в едином ритме и фразы рояля были органичным продолжением оркестровой фактуры. Музыка Моцарта, очищенная от ложно трактуемой оптимистичности, предстала во всей своей мистической глубине, озаренная божественным светом. В.Спиваков и «Виртуозы Москвы», доверившись В.Афанасьеву, сыграли один из своих лучших концертов, завоевав новые художественные высоты.
Евгения Кривицкая
