Знаменитая певица Галина Вишневская только что отметила своё восьмидесятилетие. Она — младшая сестра великих русских самородков ХХ века: Максима Горького и Фёдора Шаляпина, Сергея Есенина и Михаила Шолохова. Как и они, певица, по выражению Чапаева, еще одного замечательного самородка минувшего столетия, "академий не проходила", а славу обрела всероссийскую и мировую.
В день юбилейного тезоименитства через Татьяну Викторовну Максимову, вдову писателя и нашу общую с ней знакомую, по приглашению Галины Павловны приехавшую из Парижа на празднество, я послал в подарок певице свою недавно вышедшую книгу об Александре Солженицыне. Когда-то он не один год жил у них на даче. А артистка ещё и появляется в одной из глав книги. Как же не послать! Может быть, ей это покажется интересно.
"Как, — удивится мой читатель, — подарок Вишневской? А столь суровая о ней статья "Филемон и Бавкида", напечатанная здесь же, в "Завтра"?" Да, конечно, необходимо объясниться. И это будет выглядеть довольно неожиданно.
22 июня 1941-го Черчилль, год тому, в дни разгрома Франции, назначенный премьер-министром, выступил по радио с речью. По своему мужеству, достоинству и выразительной силе она сопоставима с великой речью Сталина 3 июля. Он сказал: "За последние двадцать пять лет никто не был более последовательным противником коммунизма, чем я. И я не отрекаюсь ни от одного сказанного мной слова…"
Я полагаю, что, не будучи никаким премьером, имею основание сказать: "За последние двадцать лет никто не был более последовательным противником антикоммунизма и антисоветчины, чем я. Уж по крайней мере на страницах "Завтра". И я не отрекаюсь ни от одного сказанного мной слова, в частности, и в упомянутой статье".
Далее, признав, что в утро этого дня гигантская картина мира стала совсем иной, Черчилль продолжал: "Я вижу русских солдат, стоящих у края родной земли, защищающих поля, где их отцы трудились с незапамятных времён. Я вижу их, вступающих в сражение за родные дома, где их матери и жёны молятся, — да, да, ибо бывают дни, когда молятся все — за жизнь своих близких, за возвращение своего кормильца, своей опоры…"
А я вижу в нынешние дни, какое мужество потребовалось Галине Вишневской, чтобы накануне своего юбилея встать на защиту во весь рост у края неоглядного русского поля, где с незапамятных времен согласно трудились отцы нашей культуры: Пушкин и Чайковский, Лев Толстой и Сергей Прокофьев, Маяковский и Шостакович. Я вижу, как трудно и рискованно сегодня встать и вступить в бой за творения отцов.
Речь идёт о том, что русская культура, и прежде всего искусство оперы и драматургии, вот уже не один год подвергаются злобному глумлению бездарных паразитов искусства. И прежде всего они, не имеющие национальности паразиты и бездари разных стран, набросились на одну из самых драгоценных жемчужин нашего национального гения — на оперу "Евгений Онегин", на Пушкина и Чайковского.
Чтобы понять, что отчебучили с оперой, например, в Париже, достаточно было бы увидеть сцену бала, в которой французский Онегин спаивает до положения риз французскую Ольгу, или сцену дуэли, куда Евгений является с бутылкой шампанского и предлагает Ленскому выпить на брудершафт. Видно, и роман-то не читали: они же у Пушкина и так "на ты".
А вот опубликованный "Литгазетой" рассказ нашего знаменитого баса Михаила Казакова о том, что Дель Монако учинил с оперой в Дюссельдорфе: "Мне пришлось пережить шок… Открывается занавес, и вместо тех блестящих декораций, замечательной картинки, что мы видели в сцене бала в Большом,— чёрный лес, обгоревшие деревья, черный снег, хор в виде чёрных воронов, корифей — тоже ворон, но с шарманкой. Татьяна выходит седой старухой в невменяемом состоянии, её сделали наркоманкой. Онегин с непристойными жестами пристаёт к старухе. В общем, это было что-то…"
Поляки пошли еще дальше. В сцене объяснения в саду их Татьяна, выслушивая нотацию Онегина ("Учитесь властвовать собою…"), водит сорванной веточкой по его причинному месту, стремясь расшевелить холодного наставника. Ну, назвали бы её Ядвигой и проделывали бы с ней, что угодно. Нет, в чужой огород лезут!
А в Праге, говорят, переплюнули и ляхов. Их Онегин не упускает возможности воспользовался ситуацией уединенного свидания в полной мере.
Разумеется, всё это жадно подхватывают наши доморощенные паразиты, бездари и холуи. Как же-с, Европа! Французское непотребство показали по каналу "Культура", а для польской мерзости предоставили сцену самого Большого театра…
Но это в недавнем прошлом. А ныне свой 231-й сезон Большой открыл "Онегиным" уже собственного изготовления. Тут поработали режиссер Д.Черняков и дирижёр А.Ведерников, сын весьма достойного отца. Как поработали? Разумеется, в духе "Детей Розенталя". Там на московской площади трех вокзалов для услады порождённых демократией бомжей и проституток являются "малютка Моцарт", "сопелка Верди", "крикуха Вагнер", "улыба Петя" (Чайковский), "плакса Мусоргский" и, кажется, кто-то еще из русских композиторов.
Писатель и оперный режиссер Николай Савинов в статье "Звон вилок, хохот и пощечины" (ЛГ № 43), видимо, правильно пишет, что Черняков "не внёс в оперу ничего нового". По сравнению с той бездарной иностранной похабщиной, что шастает по миру под прикрытием великих имен Пушкина и Чайковского. Ведь сами-то по себе — ноль без палочки.
Поэтому пересказывать ещё и это доморощенное варево нет никакой нужды, да и тошно. Достаточно сказать, что вот тут-то и встала во весь рост Галина Вишневская и от имени русской культуры так и сказанула: "Бездари и паразиты! Холуи и ничтожества!" До нее только мужественная Ольга Бородина гордо отказалась от партии в "Царской невесте", в том же гаерско-русофобском духе поставленной в Германии. Она гневно разорвала контракт и уехала из страны, которая когда-то была страной Бетховена. Наши бесстыже раболепные СМИ замолчали её благородный поступок. Они замолчали бы и Вишневскую, но помешал юбилей, дали ей эфир, и она еще раз врезала, как водится у нас на Благуше: "Бездари и паразиты!" И отказалась праздновать свой юбилей в оскверненном Большом, предпочла Зал Чайковского, который в 1937 году по распоряжению Сталина был передан ансамблю Игоря Моисеева, еще одного титана русской культуры. Телевидение не могло не показать её юбилейный вечер. О, это было роскошное пиршество красоты…
А кругом-то все молчат. Молчит большинство самых известных артистов, режиссеров, художественных руководителей. В лучшем случае говорят об этом, как упомянутый Михаил Казаков о "Детях Розенталя": "На основной сцене Большого театра такие постановки, наверное(!) всё же(!!) нежелательны(!!!)". А на новой сцене — "почему бы и нет".
И Николай Савинов: "Оперные спектакли последних лет в Большом, мягко говоря, не вызывают энтузиазма". Боже милосердный, что же ещё должно произойти, чтобы защитники русского искусства, наконец, перестали говорить с врагами его мягко!
А дальше деликатно вопрошает: "Уж не ксенофобией ли продиктованы все эти фантазии?" Дорогой товарищ Савинов, именно ею, только ею и ничем другим. Наши правители, наши министры Нургалиев (МВД), Патрушев (ФСБ), Соколов (Культуры) ищут днём с огнём ксенофобов в далёкой Кондопоге, где недавно чеченцы убили двух русских, ещё дальше — в Омске, где тоже убили двух русских, во Владивостоке… А ксенофобы-то у них под министерским носом — в центре столицы, в десяти шагах от их умных ведомств — в Большом театре, на телевидении, в кино. И разжигают они там межнациональную вражду, никого не боясь, ничего не стесняясь. Ещё и премии, и почётные звания, и высокие должности с сумасшедшими окладами огребают. Один провокатор Швыдкой чего стоит. И ведь Большой театр подчинен именно ему. Направил батя козла в огород. А директором там — дружок Иксанов. Тоже, что ли, из киргизских?
Н.Савинов опять же деликатно замечает: "Большой попал в странные
руки". Да не в руки и не в странные, а в мохнатые лапы ни уха, ни
рыла не смыслящих в искусстве вообще, а в русском особенно, его
лютых врагов, поставивших целью уничтожение всего русского…
Да, бывают дни, когда молятся все. И молитва наша коротка: "Разрази
вас гром небесный, бездари и паразиты!"
Не молятся вместе со всем народом только названные министры да глава правительства, патриарх да президент. У них от робости язык присох к гортани, словечка сказать не смеют.
А Черчилль закончил так:
"Я вижу тысячи деревень России, где средства существования
добываются с таким трудом, но где всё же существуют человеческие
радости, где играют и смеются дети. Я вижу надвигающуюся на всё это
ужасающую мощь германской военной машины. Отныне у нас одна цель,
одна-единственная — уничтожение нацистского режима. И пока мы не
освободим народы, находящиеся под нацистским ярмом, любой человек,
который сражается против Гитлера, будет нашим союзником".
Сегодня на наш народ опять надвигается машина ужасающей мощности, она уже захватила одну из наиглавнейших цитаделей русской культуры — Большой театр и множество других театров. Галина Вишневская вступила в бой против этой машины, против Гитлера-2006. Сегодня мы с ней союзники. Поэтому, посылая ей книгу, я и написал на заглавной странице: "С благодарностью за мужественную защиту русских святынь".
Владимир Бушин, zavtra.ru
