Мюнг-Вун Чунг и Филармонический оркестр Ла Скала в ММДМ
Имя корейца Мюнг-Вун Чунга, давно вошедшего в первую десятку современных дирижеров, многие в России узнали впервые лишь в июне этого года, когда маэстро приезжал на Фестиваль оркестров мира с Филармоническим оркестром радио Франции и сразил всех своим Брукнером. И вот он снова в Москве — на сей раз с Филармоническим оркестром Ла Скала. Концерт, состоявшийся в Светлановском зале Московского международного Дома музыки, был организован Центром оперного пения Галины Вишневской совместно с Правительством Москвы и Комитетом по культуре, при поддержке Министерства иностранных дел России и Посольства Италии.
Как филармонический коллектив, ведущий обширную концертную деятельность, оркестр миланского театра заявил о себе без малого четверть века назад по инициативе Клаудио Аббадо. Мы слышали его в этом качестве шесть лет назад, когда по приглашению Валерия Гергиева оркестр во главе с Риккардо Мути приезжал в Петербург на «Звезды белых ночей», заодно заехав также и в Москву. Особенно запомнилась Девятая симфония Шуберта, сыгранная с редким совершенством, наглядно продемонстрировав всем, кто еще сомневался, что оркестр великого театра велик отнюдь не только в итальянской музыке. После вынужденного ухода Мути, возглавлявшего коллектив восемнадцать лет, Филармонический оркестр Ла Скала не обрел пока нового лидера, выступая только с приглашенными дирижерами экстра-класса, один из которых — Мюнг-Вун Чунг. И, судя по всему, альянс с ним оказался счастливым. В Москву они привезли Шестую («Пасторальную») симфонию Бетховена и Четвертую симфонию Брамса.
Бетховен был одним из ноу-хау оркестра при Мути, с которым даже записал полный цикл его симфоний. Нынешнее исполнение «Пасторальной» можно назвать безупречным, и присущая игре этого оркестра особая певучесть пришлась здесь как нельзя кстати. Маэстро Чунг предложил немного отстраненную, объективистскую трактовку, в полной мере передавая дух и атмосферу симфонии, но вместе с тем выдерживая определенную дистанцию и не пытаясь ускорять движение музыки. Не все в зале сумели настроиться на эту чуть стерильную пасторальную волну, и первое отделение было принято относительно сдержанно.
Второе отделение явило нам иного Чунга, представившего очень экспрессивную и личностную трактовку симфонии Брамса. Музыкальный романтизм — та стихия, в которой маэстро особенно силен, в чем мы имели возможность убедиться в прошлый его приезд на примере Шестой Брукнера. Правда, принадлежность Брамса к романтизму все еще остается дискуссионным вопросом. Многие с достаточным на то основанием считают его скорее классиком, прямым продолжателем Бетховена. В таком ключе трактовка Четвертой симфонии выдержана, например, в записи Караяна. Чунг же как раз подчеркивает романтическую сущность этой музыки и оказывается по-своему не менее убедителен. Пожалуй, такая интерпретация даже более близка сегодняшней аудитории. Буквально с первых же тактов симфонии в зале возникло мощнейшее поле эмоционального напряжения. Музыка захватывала и не отпускала ни на мгновение. И что особенно поразительно: случайную, казалось бы, публику, составлявшую, если судить по упорным и навязчивым аплодисментам между частями, немалую часть аудитории, по окончании было уже не отличить от более просвещенной ее части, и прием был столь горячим, как на симфонических концертах бывает не слишком часто. Ни один человек не вышел из зала, пока маэстро и оркестр не сыграли еще на бис увертюру к «Вильгельму Теллю» Россини.
Кое-кто из коллег морщил нос, что Россини звучит после Брамса, однако, на мой взгляд, увертюра к «Теллю» — музыка гораздо более высокого порядка, чем те сочинения Брамса, которые принято исполнять на бис вроде «Венгерских танцев». Таким образом, москвичи получили возможность оценить Чунга еще в одной ипостаси, а музыканты, оказавшиеся в родной стихии, смогли явить себя во всей красе в многочисленных соло, превращавшихся подчас в нечто вполне самоценное.
Дмитрий Морозов
