Завершился 58-й МКФ в Канне
58-й Каннский кинофестиваль не только прошел, но и закончился без сенсаций. Жюри под предводительством Эмира Кустурицы вынесло вердикт, никого при этом не шокировав, не оскорбив, а вполне здраво и взвешенно отметив качественные, умные картины, которыми данный фестиваль отличался. Кустурица обещал, что никакой политики в решениях жюри не будет, что только чисто художественные достоинства представленных картин будут оценены по заслугам. Как обещал, так и сделал. Хотя от него до последнего ждали какой-нибудь выходки: как-то же должен был проявиться буйный темперамент этого вечно взлохмаченного человека — эксцентрика. Но дело ограничилось тем, что на заключительную церемонию он явился без бабочки — обязательного каннского атрибута, без которого иных и на порог не пускают. Но Кустурицу пустили. Хотя, говорят, отправили на жительство в другой отель, поскольку приехал Эмир с любимой своей гитарой, на которой собирался побренчать не только на вечеринках, но и в отеле. Церемония вручения призов проходила под музыку из фильмов самого Кустурицы. Это, конечно, абсолютное исключение из правил. Вначале звучит Сен-Санс и его «Аквариум» — знаменитая каннская заставка, предваряющая все фестивальные мероприятия и показы, а потом... Под знакомые балканские мелодии выходят не только члены жюри, но и звезды Голливуда, как то: Пенелопа Крус, Хилари Суонк и другие, награждавшие лауреатов. Кустурица был очень доволен происходящим и самим собой. Во всяком случае, за решение жюри действительно стыдно не было.
И еще одно забавное обстоятельство отличало заключительную церемонию. Оценить его могла только немногочисленная русскоговорящая публика, представленная преимущественно журналистами. В короткометражном конкурсе маленькую «Золотую Пальмовую ветвь» получил молодой украинский режиссер Игорь Стрембицкий — за десятиминутный фильм «Попутчики», как указывалось в пресс-релизах, первую украинскую картину, участвующую в официальном конкурсе Каннского кинофестиваля. На сцену вышел и эксперт Каннского кинофестиваля Жоэль Шапрон, прекрасно говорящий по-русски и специализирующийся по кино стран Восточной Европы. И поскольку не знающий английского Стрембицкий не заготовил даже единственной фразы в качестве ответного слова ни на одном языке, доступном собравшейся киноэлите, он заговорил по-украински. Шапрон попросил: «Говорите по-русски». И получил ответ, что-то вроде того, что я не можу, я ж украинец. Минутный и довольно комичный для постороннего наблюдателя, но концептуальный для самоопределившейся Украины спор закончился тем, что режиссер упрямо говорил на украинском, ему одному в том зале понятном языке, а Шапрон переводил, как мог, что-то свое. Зато на родине Стрембицкий наверняка прослывет национальным героем. Выглядела эта сцена довольно глупо, но очень развеселила. Правда, мало кто из собравшихся понял, что же произошло в результате трудностей перевода.
В общем, никаких сенсаций нынешний Канн не преподнес. Все тихо, мирно, без сбоев. Никаких демонстраций, которые год назад чуть было не поставили под сомнение сам факт начала фестиваля. Забастовки в стране по случаю возможной отмены праздничного нерабочего дня прошли, но эти проблемы никоим образом не решались за счет Каннского фестиваля, как это случалось прежде. Возможно, его дирекция сумела такого рода ситуации загодя предотвратить.
Да и сама знаменитая набережная Круазетт, наводненная толпами зевак, праздношатающейся и жаждущей сенсаций публики, особенно ничем не удивила. Ничего равного прошлогоднему Иисусу Христу, разъезжающему в распятом виде на грузовичке, не было. Хотя кто-то красовался на Круазетт в атласном одеяле нежно-розового цвета. Приехала группа мотоциклистов, чтобы продемонстрировать причудливые и навороченные модели мотоциклов. Компания молодых людей на грузовике с криками разъезжала вдоль Круазетт, трубила в трубы, так, для собственного удовольствия, это был своего рода отрыв. Да еще скверные и явно непрофессиональные актеры в белых халатах демонстрировали прохожим головы огромной рыбы и разъятых кукол, делали друг другу уколы игрушечными шприцами, кучкуясь поближе к той части фестивального променада, где обычно стоят в длинных очередях журналисты в ожидании очередного конкурсного показа. Но в целом ничего хоть сколько-нибудь примечательного и изобретательного.
В клубе только избранные
В конкурс вошли картины людей проверенных и даже избранных. Одно имя краше другого. Франсуа Озону и Ким Ки-дуку места в основном конкурсе не хватило, и этих фестивальных любимцев отправили в программу «Особый взгляд», в которой в основном представлены начинающие режиссеры. Хотя у Озона и Ким Ки-дука взгляд и в самом деле всегда особый. Можно даже сказать, что нынешний Канн — своего рода элитный клуб. Первые имена и, в общем, никаких неожиданностей, аж страшно от такой кастовости.
Каннская звездная дорожка, предваряющая заключительную церемонию, говорит о многом. Мы вот все браним не являющихся на церемонии наших кинематографистов за то, что они заблаговременно всеми правдами и неправдами узнают о результатах голосования на соискание той или иной премии и в зависимости от этого приходят или не приходят на ее вручение. Но в Канне, в сущности, происходит то же самое. Правда, часто после показа своей картины съемочные группы уезжают, а потом их вызывают или не вызывают для участия в заключительной церемонии в зависимости от того, стали они победителями или нет. На каннской дорожке на этот раз отсутствовали Вим Вендерс, Ларс фон Триер, Дэвид Кроненберг, Атом Эгоян, участвовавшие в основном конкурсе. Наблюдавшие могли делать безошибочные выводы о вердикте жюри.
Его спецприз достался аккуратной, но скромной во всех смыслах китайской картине «Шанхайские мечты». Возможно, это было единственное проявление пресловутой политкорректности — надо же было хоть как-то отметить азиатское кино. Хотя «Три времени» тайваньского режиссера, неоднократно премированного в Канне в прежние годы Хоу Хсяо Хсиена, — куда более кинематографичное и чувственное зрелище, где искра пробегает от легкого касания рук. Может, решили, что цифра три становится какой-то сакральной для фестиваля? «Троекратные похороны Меликвадеса Эстрады», поставленные Томми Ли Джонсом, принесли сценаристу картины приз за сценарий, а самому Томми Ли Джонсу — приз за лучшую мужскую роль. То, что эта картина, герои которой бесконечно таскали по белу свету труп убиенного мексиканца, напоминавший куклу-страшилку, оказалась в фаворитах, слегка изумило публику, но, в общем, не вызвало никакого протеста. Выбор был и по части сценариев, а уж по части мужских ролей тем более. А вот с яркими женскими ролями в Канне было негусто (вечная беда всех фестивалей). В итоге отметили комедийную роль Ханны Ласло из израильской картины «Свободная зона» Амоса Гитая. Гитай практически монопольно представляет свою страну на фестивалях класса «А», но всякий раз остается без особого внимания жюри. Но вот ему повезло. Хотя награду получила не Натали Портман (сыграла роль американки, живущей в Иерусалиме), которую активно пиарили в течение всего фестиваля, особенно в связи с премьерой заключительной части «Звездных войн». Драматических актрис в мировом кино — пруд пруди, а вот комедию сыграть мало кто умеет в принципе. Хотя «Свободная зона» — отнюдь не комедийный фильм: ближневосточные проблемы активно отрабатываются Гитаем, а в них веселого мало. Ханна Ласло чем-то похожа на нашу Марию Кузнецову, не так давно приезжавшую в Канн с картиной Александра Сокурова «Телец», где она сыграла Крупскую. В «Свободной зоне» Ханна сыграла шофера, перевозящего страждущих из Израиля в Иорданию, женщину, не теряющую самообладания и жизнелюбия в самой экстремальной ситуации, каких на блокпостах хватает. Можно даже сказать, что Ханна Ласло была отмечена ввиду отсутствия хоть сколько-нибудь других заметных работ. Выбора просто не было.
Физиология жизни
Еще одна ассоциация с Сокуровым — это картина «Вдвоем» Николая Хомерики, удостоенная второго по значимости приза в программе «Cinefondation». Производство — французское, но с участием российских денег, а значит, и с русским сопродюсером Арсеном Готлибом. Снята картина в России и о России. Сам Хомерики учился когда-то во ВГИКе, потом во французской киношколе Ла Фемис, живет во Франции, получив грант, должен запуститься с тем же Готлибом с полнометражным проектом. А пока снял кино очень личное, про свою собственную жизнь и в память о матери, которой уже нет. Воспоминания были сильны, как сказал в своей краткой вступительной речи режиссер, и надо было создавать новую историю с новым героем. Мать и сын, как у Сокурова, в одной квартире переживают последние совместные дни. Наталья Коляканова чем-то даже похожа на сокуровскую Мать, каким-то общим очертанием. Жалкая, ободранная съемная квартира, в которой обитают герои, стирка тряпья прямо в ванне удивили иностранцев. Весь этот неказистый и убогий быт, да еще в черно-белом варианте, — такой увидели нашу жизнь на фестивале. Хомерики, очевидно, — человек способный, и его картина была посильнее многих других, из числа показанных в программе «Сinefondation», но уж очень напоминает сокуровский фильм. Похоже, сам режиссер об этом сходстве и понятия не имел. Для него эта картина больше чем кино, эта дань памяти.
Физиология жизни многое определяет на экране. Так или иначе она присутствует во многих фестивальных картинах. В мексиканской ленте «Сангре», удостоенной одного из призов ФИПРЕССИ, она доведена до абсолюта, и это действует безотказно. Мы становимся свидетелями незамысловатой, будничной жизни героев. Он трудится на каком-то предприятии, его жена — официантка (популярная профессия во многих фильмах). Отработав положенное, они возвращаются домой, едят, смотрят телевизор, занимаются сексом так же тупо, как живут. Такая скромная жизнь трудового народа, какой живут миллионы людей на этой Земле. Никаких радостей, один день походит на другой. Но некоторые сцены семейной жизни — из ряда вон. К примеру, муж, возвращаясь в скромное семейное гнездо, открывает входную дверь. И видит буквально у порога лежащую обнаженную жену с раздвинутыми ногами во всей красе. Слышит фразу: «Ты меня забыл, не любишь». И без лишних эмоций и объяснений доказывает не словом, но делом свою привязанность и любовь.
Скрытое и скромное
«Золотая Пальмовая ветвь» ушла к скромным братьям Дарденн, персонажам абсолютно не светским, не раскрученным, выходцам из театра, а потом документалистам, довольно поздно дебютировавшим в игровом кино. Но вот уже во второй раз они увозят из Канна награды. И это всего лишь пятый случай обладания двумя «Золотыми Ветвями». Две, кстати, и у Кустурицы. Но поскольку Дарденнов двое, то это скорее пятый и шестой случай одновременно. Лет пять назад их скромнейшая «Розетта», показанная в последний фестивальный день, когда уже наступила всеобщая расслабуха и многие не сочли для себя важным смотреть никому особенно не известных бельгийцев, возьми да получи «Золотую Пальмовую ветвь». После этого стали обращать внимание на неприметные картины. А потом их же фильм «Сын» принес приз за лучшую мужскую роль Оливье Гурме, никому не известному актеру, который содержит небольшой отельчик в Бельгии, чем, собственно, и живет. На этот раз картина Дарденнов «Ребенок» изначально была в центре внимания, у нее был высокий критический рейтинг. На мой-то взгляд, это действительно лучшая картина фестиваля, сколько бы ни говорили снисходительно о ее социальном запале, который, безусловно, присутствует, как присутствует в ней и многое другое. Дарденны, собственно говоря, бьют в одну точку, остаются верны себе, не перестают быть интересными, не повторяются (в отличие от Ларса фон Триера, который, идя по одному и тому же пути, по большому счету проиграл). Их кино — словно бы и не кино, а сама жизнь в ее поминутном течении, ничем не примечательная на первый взгляд. Такого рода картины особенно в последнее время ценятся не только в Канне.
Он и она — совсем еще молодые и инфантильные, самые настоящие дети. Но вот рождается ребенок, и мало что меняется на первый взгляд в их взаимоотношениях. Молодые родители выходят с ним на улицу и продолжают играть друг с другом, бегать, прыгать — настоящий детский сад. Живут скромно и словно без будущего. Кстати, во многих европейских картинах у молодых людей как бы нет горизонтов, нет работы, возможности нормально и качественно жить, особенно если ты — иммигрант, имеешь не тот цвет кожи, не ту национальность. Однажды Брюно, молодой отец, вышел с коляской на улицу, а вернулся без младенца. Он продал своего сына, чтобы иметь хоть какие-то деньги в кармане. И заявил своей юной жене, чтоб она особенно не переживала, что родят они еще и другого ребенка, какие их годы. И тут все перевернулось. Девушка попадает в больницу от нервного потрясения, и когда молодой папаша с трудом вернет дитя, возвратив полученные за него деньги, ничего поправить уже будет нельзя. Все изменилось — и мир вокруг, и близкий человек. Дарденны скрупулезно, как под микроскопом, показывают развитие событий, метания парня, который моментально теряет весь свой инфантилизм, словно трезвея и взрослея от произошедшей беды, которую он распознает слишком поздно. Все по правде, вроде бы без метафор и какой бы то ни было кинопоэтики, но при этом так ассоциативно и пронзительно.
Актеров Дарденны выбирают им одним известным способом. Кажется даже, что это не актеры, а персонажи из жизни, оказавшиеся, как в картине Ханеке, в объективе невидимой им камеры, которая следит за каждым их шагом. Актеры Дарденнов вполне могли бы претендовать на призы за лучшие актерские работы, но это даже не актерские работы, а словно бы герои документального кино перед нами, как и в случае Оливье Гурме из фильма «Сын».
«Ребенок» — картина поразительная и поражающая тем кошмаром, который происходит перед нами не по злой воле героев (они неплохие и даже симпатичные люди), а по какому-то недомыслию, отсутствию способности думать, правильно чувствовать. Конечно, это картина не для массового просмотра, куплена она российской компанией «Другое кино». Но подобная, как сказали бы, «жизненная» ситуация, может быть, более всего проецируется не на куда более благополучную европейскую жизнь, а на российскую, особенно провинциальную, где нужда и бедность, отсутствие воспитания приводят еще и не к таким исходам.
Скромные братья Дарденн скромно прошли по красной ковровой дорожке, получили высшую награду главного мирового фестиваля и так же скромно и тихо будут делать свой очередной скромный фильм, который наверняка увидит через пару лет Канн.
Картина Джима Джармуша «Сломанные цветы» тоже абсолютно неэффектная, многим она даже не понравилась, показалась банальной, не лучшей в творчестве режиссера, давно причисленного к кинематографическому лику святых. Но это настоящее кино, похожее и не похожее на жизнь, где важен не лихо закрученный сюжет, а чисто кинематографические вещи, столь ценимые в кинематографической среде и называемые атмосферой, малейшая нюансировка настроений и движения в кадре. Поразительно, как это вообще удается делать. Билл Мюррей — исполнитель главной роли — вроде бы ничего не играет. Он абсолютно спокоен во время своего путешествия, отчасти напоминающего российским зрителям картину «Семь невест ефрейтора Збруева», герой которой посещает в разных городах девушек, которым писал письма из армии. Герой Мюррея немолод, и он отправляется по волнам своей памяти в прошлое, встречая тех, с кем когда-то его связывали романтические чувства. Он все время невозмутим, и достаточно одного только поднятия брови на его забавном и почти безэмоциональном на первый взгляд лице, чтобы оценить происходящее. Это хай-класс актерского мастерства, настоящее наслаждение для истинного киномана.
Джим Джармуш получил Гран-при за картину «Сломанные цветы». Исполнителю главной ее роли Биллу Мюррею многие предрекали награду за лучшую мужскую роль. Но прогнозы критиков в Канне очень часто не оправдываются. Так, лучшим фильмом в критических рейтингах и претендентом на «Золотую Пальмовую ветвь» до самого конца был австриец Михаэль Ханеке с картиной «Скрытое». Он уже завоевал эту награду четыре года назад с «Пианисткой». Но на этот раз жюри присудило Ханеке только приз за режиссуру. Сложно сказать, концептуально ли это решение, или просто так карта легла. Мог бы получить и более высокую награду, и никто бы не бросил камень в жюри.
Случай с Триером и Вендерсом
Самая страшная история, какая только может произойти с режиссером, приключилась с Ларсом фон Триером. Два года назад он буквально сразил Канн, да и весь кинематографический мир, своим «Догвиллем», который, однако, не завоевал главного приза на Лазурном Берегу, хотя все шло к тому. Тогда «Золотая Пальмовая ветвь» нежданно-негаданно досталась «Слону» Гаса ван Сента (на этот раз его «Последние дни» жюри оставило без внимания). Теперь Триер практически повторил самого себя, переместив свою героиню Грэйс из Догвилля в Мандерлей, заштатный городок на юге США. Фильм так и называется «Мандерлей». Это вторая часть задуманной трилогии, где главную роль исполнила уже не Николь Кидман, отказавшаяся от дальнейшего участия в проекте по причине занятости, а молодая американская актриса Брайс Даллас Ховард. Каннские журналы задавались вопросами: кто следующий? Кто сыграет Грэйс в заключительной части трилогии? Но теперь последней, возможно, и не будет вовсе. Похоже, опыт Канна скорректировал планы Триера. «Мандерлей» с интересом смотрели, но повторение ранее найденного гениального приема не сработало. Копия — она копия и есть. А в искусстве всегда требуется новизна, со старым багажом далеко не уедешь.
Грэйс, как и прежде, пытается изменить мир к лучшему, на сей раз попав в городок, населенный темнокожими. Но, похоже, изменить этот мир невозможно. Многие ахнули от смелости Триера, замечали, что никто еще до него не говорил так о взаимоотношениях белых и темнокожих. Да, негров унижают, постоянно попирают их права, но они во многом и сами виноваты в том, что с ними так обходятся. На долю Грэйс выпадает всякое. Как и в «Догвилле», она подвергается насилию. Одна только сцена ее соития с негром чего стоит. Но мир, где нет Бога, не изменить к лучшему. Люди ничего не слышат, и заставить их слышать нет никакой возможности, разве что прибегнуть к помощи гангстеров. Белых актеров заменили темнокожие. Темный, разделенный на меловые квадраты пол заметно посветлел, но ничего не изменилось, по существу. Молодая и неплохая актриса повторила рисунок роли Николь Кидман. Многие в этом усмотрели причину неудачи картины. Но какую ни возьми актрису, она мало что могла бы изменить в заданной системе координат. Сними Триер всего лишь добротный, качественный фильм под названием «Догвилль», а потом сделай его сиквел, — все бы ничего, но продолжение и повторение чрезвычайного в искусстве, подлинного открытия как такового невозможно. Даже для фон Триера. В финале «Мандерлея» идут кадры, запечатлевшие страдания и унижения темнокожих, идут, как набор фотографий из фотоальбома, далее — изображение Джорджа Буша, постепенно становящегося непременным киноперсонажем.
Вим Вендерс работал над картиной «Не входи, постучав» в течение нескольких лет. Он уверен в том, что снял свой лучший фильм, который и встретили в Канне долгой овацией, что случается нечасто. А потом жюри не сочло его достойным награды.
Неуемная жажда странствий привела Вендерса на этот раз в почти неизвестную нам Америку, куда-то в Аризону, Неваду, Монтану. Первые кадры фильма — очень эффектные — напоминают давнюю картину, ставшую в России культовой, «Золото Макенны» с ее неведомыми экзотическими пейзажами, к которым у Вендерса совершенно особое отношение. В данном случае это пейзаж, достойный вестерна. Герои Вендерса, как и он сам, часто куда-то едут, даже особенно не размышляя над тем, куда. Главное, двигаться в поисках неизвестного, обретая свободу. Они возвращаются в прошлое, зависят от него, не подозревая, насколько сильна эта зависимость. Таков и герой новой картины, сыгранный Сэмом Шэпардом, сценаристом этой картины. Такой немолодой уже ковбой по жизни, актер вестернов, персонаж, довольно известный даже в заштатном американском городке, где, кажется, не больше двух улиц и один бар. Он находит дочь и сына, которые тоже никогда прежде не встречались. В общем, получилась, как всегда, у Вендерса, мужская история прежде всего. Хотя две яркие женщины тут тоже есть — героини Сары Полли и Джессики Лэнг. Но они, скорее, — фон для главной мужской линии. Тема отца и сына по-прежнему остается ключевой в мировом кино наряду с комплексом вины перед страдающими народами, проходящим сквозной линией через многие картины. В проходном итальянском фильме «Однажды, когда ты появился» рассказывается о том, как совсем случайно, упав в волны открытого моря с борта фешенебельной яхты, итальянский мальчик из благополучной семьи оказывается в каком-то лагере, где обитают румыны, курды и прочие представители неблагополучных народов. Европейцы преисполнены чувства вины, пытаются как-то помочь страдальцам, при этом так боятся выпасть из своего благополучного и сытого гнезда. За пределами Евросоюза для них простирается какой-то страшный и непостижимый мир. Что говорить о кино, когда достаточно поговорить в любой каннской лавке с продавцом, чтобы все понять про них и про нас. Москва для рядового француза — это просто планета Сатурн, где живет неизвестно кто и как. Жизнь меняется, входит в более или менее цивилизованное русло, а границы представлений о нас непоколебимы. И кино в этом — подспорье. Взять хоть картину «Вдвоем». Она может только укрепить в мысли, что Россия — это нечто страшное.
Еще один ковбой
Роберт Родригес появился на звездной дорожке все равно что ковбой, в сногсшибательной шляпе, выглядел очень стильно и экстравагантно. На ковбойскую атрибутику, похоже, возрождается киномода. Спасибо Вендерсу и Томми Ли Джонсу, который в своем фильме с ковбойской шляпой не расстается. Родригес ее носит не на экране, а наяву. Ему идет. Стильности же его картине «Город грехов» хватило на двадцать минут. Черно-белое фотографическое изображение, разбавленное сиянием красной помады, красного платья или зеленых кошачьих глаз девушек в кадре, перестает работать довольно быстро. Родригес — не Тарантино, у него иной масштаб дарования. Что удается одному, другому недоступно, как бы он ни изощрялся. Хотя Тарантино и выступил в качестве приглашенного режиссера (это такая рекламно-дружеская фишка: Родригес Тарантино — музыку для «Убить Билла» одолжил, а Тарантино Родригесу в ответ — фрагмент режиссерского видения в виде отдельно взятой и снятой сцены). Зато бесспорные визуальные открытия «Города грехов» отметила Высшая техническая комиссия по изображению и звуку, чья премия очень престижна. За звуковую партитуру отметили и картину Гаса ван Сента «Последние дни», которую уже купили российские прокатчики и которая наверняка станет популярна в определенной среде, поскольку живописует уход легендарного рок-музыканта Курта Кобейна.
Свои
Российской картины в конкурсе не было. Как любят в последнее время у нас повторять, нет нового фильма у Сокурова («Солнце» показали в Берлине), вот и некому представлять Россию в Канне. Но все же российское, а еще шире — постсоветское присутствие имелось. Прежде всего в лице вышеупомянутого Николая Хомерики и его картины «Вдвоем», а также Игоря Стрембицкого, истово боровшегося за свое украинское самоопределение. Помпезный и стоящий немалых денег прием устроили на террасе отеля «Нога-Хилтон» казахские кинематографисты, заключившие выгодный контракт с компанией «Мирамакс». Собрались по случаю грядущего в сентябре кинофестиваля «Евразия», всего лишь второго по счету. Первый, о котором автор этих строк имела честь писать, проходил в Алма-Ате семь лет назад. Литовец, выпускник ВГИКа и гражданин мира Шарунас Бартас представил картину «Семь невидимых людей», основанную на литовских реалиях, но с участием русских актеров. В ее производстве участвовали Франция, Литва, Португалия.
Проект «Монгол» представляли в отеле «Мажестик» Сергей Бодров и Сергей Сельянов при участии исполнителя одной из главных ролей — японского актера Таданобу Асано.
На Кинорынке показывали новую картину Алексея Учителя «Космос как предчувствие». А кадр с обнаженной грудью из фильма Ильи Хржановского «4» так полюбился кинорынку, что в течение нескольких дней украшал программки ежедневных показов.
Грузин Леван Закарейшвили участвовал в двухнедельнике режиссеров с фильмом «Тбилиси-Тбилиси». Отар Иоселиани, давно уже живущий во Франции, отсматривал фильмы, представленные в Неделе критики.
Александр Мамонтов, возглавляющий питерский Фестиваль Фестивалей, по традиции давал в Канне прием по случаю грядущего в июне феста. Кто-то видел на Круазетт Никиту Михалкова, который должен был устраивать какой-то прием по поводу «Статского советника», но российская пресса туда звана не была. Так что и сказать не беремся, каким образом эта картина была задействована в сонме многочисленных каннских вечеринок и акций.
Светлана Хохрякова
