Гастроли Бежара в Кремле
Морис Бежар хорошо известен в России. Его помнят, его любят, его ценят. Нетерпеливо ждут каждого его появления, надеясь на открытия и откровения.
В свой пятый приезд французский мэтр-академик привез программу под многообещающим названием «Лучшее из Бежара», куда вошли четыре пропитанных ностальгией произведения. Два из них («Концерт для скрипки» и «Жар-птица») посвящены Игорю Стравинскому, музыка которого сыграла решающую роль в карьере знаменитого хореографа: именно с его «Весны священной» (1960) и началась международная слава Бежара. В третьем («Брель и Барбара», 2001) балетмейстер вспоминает своих друзей — двух популярных французских шансонье 60-х годов, уже покинувших наш мир. Да и бежаровское «Болеро» Равеля (1960), давно ставшее классикой современной хореографии, — еще одно напоминание о триумфах середины прошлого века...
За последнее десятилетие сильно изменились мир, эстетика танца, состав труппы «Бежар Балле Лозанн», в ней теперь нет ярких индивидуальностей. Неизменным остался только сам Бежар, легко узнаваемый как по лексике, так и по постановочным приемам. Он до сих пор обожает самолично появляться перед спектаклем на сцене, где танцовщики при открытом занавесе проделывают свои бесконечные экзерсисы. Так когда-то начинался его балет «Ромео и Юлия» (1966) на музыку Г.Берлиоза, так сегодня начинается и «Скрипичный концерт»...
На этот раз Бежар поведал зрителям занятный эпизод своего знакомства с Игорем Стравинским, упомянутым в одной из его книг, — словно ребенка, он принес на руках престарелого композитора, не смогшего одолеть самостоятельно крутую лестницу в концертный зал. По завершении его рассказа начался бессюжетный балет — почерк балетмейстера угадывается уже с первых па, которые встречаются в каждой постановке. В отличие от Баланчина, Бежар никогда не блистал в области бессюжетного балета: бежаровская постановка «Скрипичного концерта» явно уступает баланчинской, давно признанной лучшей среди прочих. Тут сравнения не в пользу нашего знаменитого гостя — в свое время его бессюжетные композиции неплохо смотрелись лишь в контексте полнометражных концептуальных постановок, хотя сами по себе не представляли особой художественной ценности. Их трудно причислить к лучшему, что создано Бежаром. Да и его лозаннская труппа в классике не очень-то сильна...
Ностальгическими воспоминаниями овеяна и его «Жар-птица» (1970), показанная Бежаром еще во время первых гастролей в России его незабываемого бельгийского «Балета ХХ века». Тогда его танцевальная сюита о повстанцах и революционерах, показанная на сцене все того же Кремлевского дворца, где и сейчас выступала бежаровская труппа, была созвучна времени, замечательно вписывалась в международный «исторический контекст». Да и центральную партию в ней танцевали такие «светоносные», харизматичные танцовщики, как его незаменимый премьер Хорхе Донн, (в Парижской Опере — Микаэль Денар). Нынешние бежаровские исполнители, здорово натасканные на его хореографии, тем не менее осмыслить ее не в силах — проблематика балета давно утратила свою актуальность, она вне сферы интересов нынешней молодежи. Не говоря уже о том, что к очень русской музыке Стравинского она никакого отношения никогда не имела...
«Болеро» Равеля — одна из культовых партитур ХХ века: она в постановке Бежара до сих пор пользуется особым зрительским успехом. В этом бежаровском шедевре всего один-единственный персонаж — Мелодия, которую, танцуя на красном круглом столе, воплощает танцовщица, (или танцовщик), притом что хореография всегда остается неизменной. Эту партию Бежар, как правило, доверял только избранным — Сьюзенн Фаррелл, Майе Плисецкой, Хорхе Донну, Сильви Гийем... На этот раз Мелодия в исполнении Элизабет Рос «прозвучала» весьма неубедительно: вялая и нечеткая работа ног, формальные пассы руками... В ее танце скорее угадываются некие «мотивчики» нашей повседневной безликой жизни, где нет места ни ритуальной магии, ни «сакральной» эротике, словом, всему пафосу бежаровского жертвоприношения Эросу и Танатосу, что и составляет саму суть его очень восточного «болеро». «Брель и Барбара» — одна из последних постановок Бежара, которая была создана по заказу Генерального совета департамента Роны, — премьера прошла в Лионе. Она насыщена многочисленными ассоциациями, к сожалению, доступными только французам, притом знающим определенный культурный контекст Франции 60-х годов. Балет имеет и другое, трудно переводимое на русский язык название «Lumiere» — это и свет, и метафора кинематографа, который в Лионе на своем заводе изобрели братья Люмьер. Бежара с детства завораживало кино — впоследствии он сам снял ряд кинофильмов. В одном из них — «Я родился в Венеции» — одну из главных ролей сыграла его подруга, знаменитая певица Барбара (настоящее имя Моник Серф — ее мать была родом из России), однажды она сказала ему: «Я — черный свет!» Она всегда выступала в черном, была одной из самых эксцентричных фигур парижской богемы 60-х годов — с ней очень дружил знаменитый шансонье Жак Брель — автор песни под названием «Свет»...
К сожалению, на гастролях была показана лишь серия фрагментов этого балета, о чем зрителей забыли предупредить. Поэтому понять логику сценического повествования не удалось даже знающим подробности биографии двух певцов — она отсутствовала...
Наслаждаясь замечательными шансонами «шестидесятников», я поражалась примитивности и иллюстративности хореографии Бежара, хотя понимала — этот балет ему дорог как воспоминание о былом!
Каждому художнику судьбой предначертан свой путь в искусстве. Марселец Мариус Петипа под закат творческой жизни поставил свою блистательную «Раймонду» (тогда ему было 80 лет!). Другой его соотечественник, Морис Бежар, уже сейчас тоскует по годам былой славы — по ХХ веку.
Виолетта Майниеце
