Концерт Даниэле Альберти
Казалось бы, время ошеломляющих содержательных открытий в фортепианной игре прошло. Стремление к заманчивым миражам гениальных откровений среди музыкантов младшего и среднего поколения ныне не в моде. Более популярна либо «качественная и стильная» академическая традиция, либо игра в ассоциации, сводящаяся зачастую к не всегда понятной публике внутренней полемике исполнителя с «великими стариками», в самом честном варианте имеющей еще и оттенок здоровой самоиронии.
Есть и третий путь — абсолютного доверия нотному тексту, стремления раскрыть композиционный каркас с проповеднической отрешенностью, но такого рода музицирование доступно лишь самым любознательным и терпеливым, тем мальчикам и девочкам «в сандалиях и с йогуртом» (по меткому выражению сэра Норрингтона), которые составляют новую в академической музыке касту играющих историков, готовых отказаться от собственных индивидуалистических амбиций ради одной лишь надежды поймать ускользающую в историческом потоке истину.
Даниэле Альберти не принадлежит ни к одному из этих типов исполнителей. Блистательный выпускник Парижской школы музыки им. А. Корто, он прекрасно владеет академической школой, не находится в плену у ее стереотипов. Не позволяя себе ничего, что впрямую противоречило бы авторскому замыслу, он тем не менее легко подчиняет текст своим собственным содержательным идеям.
В программе из произведений Листа (в которую вошли 123-й сонет Петрарки, Си-минорная соната, «Долина Обермана», «Погребальное шествие» и Концертная парафраза на темы из вердиевского «Риголетто») причудливые противоречия романтического мира обрели четкую и завершенную драматургию, превратившись в своеобразный спектакль о страданиях человеческой души, выстроенный опытным режиссером.
Несомненно, главный акцент в концерте был сделан на Си-минорной сонате, сыгранной с эпической неспешностью, смакованием деталей и парадоксальными динамическими контрастами. Каждая драматургическая линия успела обрести свою судьбу, сложиться в свою собственную форму, прийти к своему собственному итогу. И потому столь логичным показалось вознесение в последних тактах хрупкой и холодноватой лирики в недоступные райские вершины и отозвавшееся эхом падение в гулкую басовую глубину, знаменующие взаимообратимость света и тьмы — ту самую взаимообратимость, которая, быть может, и обеспечивает движение жизни.
Ольга Филиппова
