«Антар», Op. 9 — симфоническая сюита на сюжет арабской сказки Сенковского русского композитора Николая Андреевича Римского-Корсакова (1868, окончательная редакция — 1897)
Состав оркестра: 3 флейты, гобой, английский рожок, 2 кларнета, 2 фагота, 4 валторны, литавры, тарелки, большой барабан, арфа, струнные.
История создания
Сразу после окончания «Садко» Римский-Корсаков, еще не достигший 24 лет, но уже автор симфонических произведений, задумал следующее крупное оркестровое программное сочинение, которое первоначально назвал второй симфонией. «...Я, по мысли Балакирева и Мусоргского, обратился к красивой сказке Сенковского (барона Брамбеуса) "Антар", задумав написать симфонию или симфоническую поэму в четырех частях на ее сюжет. Пустыня, разочарованный Антар, эпизод с газелью и птицей, развалины Пальмиры, видение Пери, три сладости жизни — мщение, власть и любовь, — и затем смерть Антара, — все это было весьма соблазнительно для композитора, — пишет Римский-Корсаков. — Я принялся за сочинение в середине зимы (1867—1868 гг. — Л. М.)... I и IV части "Антара" были окончены мною... и заслужили похвалу друзей, за исключением Балакирева, одобрявшего их несколько условно. Сочиненная тогда же II часть — "Сладость мести" в h-moll — оказалась совсем неудачною и была мною оставлена без употребления».
О. И. Сенковский (1800—1858), к сказке которого обратился композитор, был личностью весьма примечательной. Поляк, родившийся в Виленском уезде, он в ранней молодости, получив финансовую помощь Виленского университета, отправился в многолетнее путешествие по странам Ближнего Востока, где в совершенстве изучил арабский, турецкий и персидский языки, занимался исследованиями древних документов, записывал предания и легенды. По возвращении ему были предложены должности в Вильно и Варшаве, но он предпочел Петербург, где стал профессором университета, в 22 года возглавив кафедру восточных языков. В это время русского языка он почти не знал, но быстро овладел им, а также китайским, монгольским, маньчжурским и тибетским. Начались и его занятия литературой — первоначально с записей сказок, услышанных во время путешествий. К этим ранним литературным опытам относится и «Антар», вдохновивший Римского-Корсакова.
На некоторое время другая работа отвлекла композитора от большого замысла. Вернулся к нему он только летом, работая в пустой квартире брата, выехавшего с семьей на дачу. «В течение лета 1868 г. мною были сочинены: II часть "Антара" в cis-moll (вместо прежней неудавшейся h-moll'ной) и III часть ("Сладость власти"). Таким образом, сочинение "Антара" в партитуре было вполне закончено к концу лета. Я назвал свое произведение — и довольно неудачно — второй симфонией, много лет спустя переименовав его в симфоническую сюиту. Термин сюита вообще был неизвестен нашему кружку того времени, да и не был в ходу и в западной музыкальной литературе. Тем не менее, называя "Антара" симфонией, я был не прав. "Антар" мой был поэма, сюита, сказка, рассказ или что угодно, но не симфония».
Первое исполнение нового сочинения состоялось 10 марта 1869 года в Петербурге в симфоническом концерте РМО под управлением Балакирева. Четыре части сюиты соответствуют эпизодам сказки Сенковского. «В "Антаре"... I часть есть свободное музыкальное изображение следующих один за другим эпизодов рассказа, объединенных в музыке всюду проходящей главной темой самого Антара» («Летопись»).
Партитуре композитор предпослал развернутую программу:
«I. Прекрасна шамская пустыня; прекрасны развалины Пальмиры, города, построенного злыми духами, но Антар, краса пустыни, не боится их и гордо стоит среди разрушенного города. Антар оставил людей навсегда и поклялся ненавидеть их, так как они заплатили ему злом за добро.
Но вот показывается газель, легкая и прелестная; Антар готов ее настигнуть, вдруг страшный шум раздался в тишине и воздух омрачился черной тенью; чудовищная птица преследовала газель. Вмиг Антар переменил свое намерение, и копье его вонзилось в чудовище, которое с криком улетело; через мгновение исчезла и газель. Антар, оставшись один среди развалин, размышляя о случившемся, вскоре заснул...
И вот он увидел себя в чертогах, где множество невольниц служили ему и услаждали слух. То было жилище царицы Пальмиры пери Гюль-Назар. Пери была та самая газель, которую он спас от преследования злого духа. В благодарность пери обещала Антару три великие сладости жизни, и когда Антар решился испытать их, видение исчезло, и он очнулся среди развалин.
II. Первым наслаждением, дарованным Антару царицей Пальмиры, была сладость мести.
III. Вторым наслаждением была сладость власти.
IV. Вновь Антар появляется в развалинах Пальмиры; третьим и последним наслаждением была сладость любви. Антар умолял пери отнять у него жизнь, лишь только заметит в нем малейший признак охлаждения, и она клялась исполнить это.
Когда, после долгого обоюдного счастья, однажды заметила пери, что он рассеян и задумчиво смотрит вдаль, то тотчас угадала причину; тогда она страстно обняла Антара, огонь ее сильной искрой перелетел в его сердце... и пери с последним поцелуем соединила душу Антара со своей, и он уснул навеки на груди ее (Сюжет из арабской сказки Сенковского.)».
Музыка
Первая часть открывается темой пустыни. Ее рисуют вытянутые суровые аккорды фаготов и валторн, поддержанные еле слышными ударами литавр. К ним присоединяются струнные с короткими мотивами, переходящими к деревянным духовым. После небольшого вступления в теплом тембре альтов возникает тема Антара, в которой раздумье сочетается с мужественностью. По свидетельству композитора, она навеяна некоторыми мелодиями из оперы Кюи «Вильям Ратклиф». Обе темы — пустыни и Антара — некоторое время чередуются, после чего вступает прихотливая, в восточном духе, изящно оркестрованная (флейтовая мелодия на фоне арпеджио арф, взволнованного, словно скачущего ритма, отбиваемого скрипками, и непрерывно тянущегося звука валторн) тема Гюль-Назар — газели. Дальнейшее течение музыки живописует схватку Антара с грозной птицей. Ее композитор передает непрерывным тремоло струнных, на фоне которого звучат «клевания» (определение Бородина) страшного джинна. Свистящая нисходящая октава у флейт и высоких струнных со специфическим звучанием флажолета изображает меткий удар копья. Победа одержана.
Одинокое звучание сначала темы Гюль-Назар, а следом за ней Антара переводит музыкальное повествование в следующий эпизод — в чертогах пери. Его открывают легкие аккорды флейт на фоне вытянутых звуков валторн и деревянных инструментов пианиссимо. Атмосферу волшебства помогают создавать тихие созвучия у скрипок, отдельные пиццикато виолончелей. Появляющаяся далее изящная мелодия заимствована композитором из имевшегося у Бородина сборника арабских мелодий Алжира, составленного Ф. Сальвадором-Даниелем. На этой мелодии, неторопливо развивающейся, подвергающейся вариационным изменениям, строится центральный раздел, изысканно инструментованный, с легкими пассажами флейт и засурдиненных скрипок, переливами арфы. После большой сольной каденции арфы несколько раз звучит тема Гюль-Назар, затем — тема Антара. Заключает часть, обрамляя ее, тема пустыни. Последние такты с темой Антара, интонируемой струнными, флейтами и английским рожком, рисуют героя, оставшегося в пустыне.
Вторая часть — «Сладость мести» — по словам композитора «построена всего лишь на одной основной теме самого Антара и вступительной фразе грозного характера. Первая тема есть, в сущности, разработка мотивов темы Антара и вступительной фразы...» Она начинается рокотом большого барабана и литавр, тремоло струнных. Затем появляются восходящие ходы. Звучность нарастает, разворачивается картина битвы, в которой тема Антара в тембре медных духовых звучит решительно, мужественно, воинственно. Слышатся призывные фанфары, непрерывное движение имитирует топот коней, удары тарелок звучат, словно лязг оружия. Внезапно все обрывается. Кончилась битва. Тема Антара в изложении скрипок и гобоя завершает часть.
Третья часть — «Сладость власти». Это «род торжественного марша ... с побочною певучей восточной мелодией и заключением на теме Антара, — пишет композитор в «Летописи». — Род средней части и легкой разработки обеих главных тем, возвращение к главной теме марша, переход к заключительной антаровой теме и кода из побочной восточной темы. В заключение расходящийся ход аккордов на восходящей 8-ступенной гамме — тон, полутон, тон, полутон и т. д., уже примененной однажды в "Садко". <...> Мне кажется, что возможность выразить сладость мести и власти была удачно понята мною с помощью внешней стороны; первая — как картина кровавой битвы, вторая — как пышная обстановка восточного властелина». Часть открывается помпезным звучанием духовых групп оркестра в сопровождении большого барабана с темой маршевого характера, носящей ориентальный оттенок. Звучание расширяется — подключаются остальные инструменты. Певучая тема, возникающая у скрипок — снова подлинная, хотя и несколько измененная, мелодия из того же сборника Сальвадора-Даниэля. Она широко развивается, приводя к теме Антара — величественной, в мощном звучании тромбонов и тубы. На этих трех образах строится часть, завершаемая аккордами tutti.
Четвертая часть — «Сладость любви» — основана на подлинной арабской мелодии, «...тема IV части была дана мне А. С. Даргомыжским с его гармонизацией, а им взята из сборника арабских мелодий Христиановича. Для начала Adagio этой части я сохранил оригинальную гармонизацию Даргомыжского», — читаем в «Летописи». Финал сюиты открывается небольшим быстрым вступлением (Allegretto vivace), в котором повторен эпизод из первой части, рисующий чертоги пери Гюль-Назар (пассажи флейт на фоне тянущихся звуков валторн). Основной раздел начинается в скупой оркестровке — арабскую мелодию, интонируемую английским рожком, сопровождает двухголосие фаготов. Появляются темы Антара и Гюль-Назар, принимающие нежный, мечтательный характер. Он сохраняется на протяжении всего финала, который и завершается этими двумя темами в тихих истаивающих звучаниях.
Л. Михеева
Художественные идеи «Садко» получили развитие в многочастном симфоническом цикле «Антара». К сюжету этой восточной сказки О. И. Сенковского Римский-Корсаков обратился по совету Мусоргского и Балакирева. И здесь снова сказалась обобщающая направленность мышления композитора. Например, восточная тема в романтически-байроническом ее преломлении связана не только с сочинявшейся одновременно балакиревской «Тамарой», но также с «Саламбо» Мусоргского, фрагментами которой Римский-Корсаков восхищался.
(С Востоком Мусоргского, запечатленным в «Саламбо», косвенно связаны музыкальные образы двух средних частей «Антара» — «Мщение» и «Власть» (именно о них идет речь в переписке друзей). Кроме того, основная тема «Власти» («восточный марш») состоит в некотором родстве с темой раннего «Марша Шамиля» Мусоргского, а фигурационный остинатный фон в первоначальном варианте «Мщения» был построен на начальной попевке-фигурации «Ивановой ночи». В окончательном варианте рисунок фигурации иной, но форма, как бы заданная «Ивановой ночью», остается.)
Характеристика главного героя, по замечанию самого автора, «сочинена под влиянием некоторых фраз Вильяма Ратклифа». Главную тему четвертой части — арабскую мелодию из сборника Христиановича — Римскому-Корсакову дал Даргомыжский с собственной ее гармонизацией, из рук Бородина получил он сборник Сальвадора-Даниэля, где нашел темы для первой и третьей частей. Известно, что один из двух основных лейтмотивов «Антара» — пери Гюль-Назар — был привезен с Кавказа Балакиревым, который намеревался использовать тему в неосуществленной опере «Жар-птица».
При всем том конечный художественный результат оказался необыкновенно ярким и самобытным. По напряженности, остроте экспрессии рядом с «Антаром» в творчестве Римского-Корсакова 60–80-х годов могут быть поставлены лишь отдельные страницы «Псковитянки» и «Снегурочки», один-два романса, «Ночь на горе Триглаве» из «Млады».
В весьма хвалебной рецензии Кюи на премьеру «Антара» говорится, однако, что четвертая часть («Сладость любви») увлекательна и поэтична, но «несколько холодна для выражения упоения любовью». Здесь отразилось, видимо, среднее мнение публики: на премьере (в концерте Бесплатной музыкальной школы 10 марта 1869 года) сочинение прошло благополучно, но не более того; враждебная кучкистам пресса искала в музыкальном тексте прямые соответствия опубликованной программе и недоумевала относительно возможности выразить в музыке «Сладость власти» или «Сладость мщения».
Между тем «Антар» — это прежде всего лирическое высказывание художника. И дело даже не в решении образа главного героя (единственный в творчестве Римского-Корсакова байронический образ), а в том, что первое же обращение к ориентальной теме (правда, «Антару» предшествовало несколько «восточных» романсов) высвободило в художнике скрытые до поры силы. Тут пригодились, вероятно, и впечатления от далеких теплых стран и морей, полученные во время путешествия на «Алмазе». Произведение Римского-Корсакова «не столько иллюстрирует или перелагает сказки Сенковского на музыкальный язык, сколько досказывает недосказанное словом, — писал Б. В. Асафьев. — Восстановлением красочно-звуковой стороны и звукоатмосферы места, вернее — исполнением воображаемого пространства действия музыкальными светообразами, Римский-Корсаков обогащает сказку реальной данностью, красками природы и воздухом различной степени напряженности. <...> „Обычное население“... сказочных мест становится... глубоко одушевленным: вокруг него природа и воздух!». Асафьев указал также на основополагающий для всего творчества композитора смысл парности «Садко» и «Антара»: «В „Антаре“ выявилось параллельное национально-русскому лицо композитора: значение его русской музыки о Востоке и русской восточной музыки соревнуется с его русской сказочной звукописью. Восток Римского-Корсакова постоянно с ней перемежается, составляя некое двуединство».
Часто цитируется тот фрагмент восьмой главы «Летописи», в котором Римский-Корсаков, уже зрелый мастер, удивляется «складности и логичности» строения «Антара», написанного им в 24 года «помимо всяких посторонних влияний и указаний», тому, с какой легкостью была решена им трудная задача сочетать «повествовательное» и «чисто лирическое» начала.
«Антар» — не симфония в общепринятом смысле, но, вероятно, и не сюита, как назвал ее автор во второй редакции: это сложный жанр, включающий элементы оперной и, быть может, даже балетной драматургии («дуэты» Антара и пери в крайних частях, торжественный марш в третьей части). Традиционной симфонической разработки здесь почти нет, организующий принцип большинства разделов — рондо и вариации, часто многотемные; в первой и четвертой частях есть фрагменты «свободного музыкального изображения следующих один за другим элементов рассказа, объединенных в музыке всюду проходящей темой самого Антара».
Композитор полагал, что «„Антар“ представлял значительный шаг вперед в гармонии, фигурации, контрапунктических попытках и оркестровке по сравнению с „Садко“». Можно смело назвать этот шаг огромным: не говоря уже о тончайшей звукописи, достаточно вспомнить прекрасные гармонии пустыни во вступлении первой части, исключительную по смелости характеристику злого волшебника в образе птицы, как бы внеладовый линеарно-гармонический склад «Мщения», «варварское», но гармонически изысканное завершение «Власти» и многое другое.
М. Рахманова
