Ivan Khandoshkin
Россия XVIII века была страной контрастов. Азиатская роскошь сосуществовала с нищетой, образованность — с крайним невежеством, утонченный гуманизм первых русских просветителей — с изуверством и крепостничеством. Одновременно быстро развивалась самобытная русская культура. В начале века Петр I еще стриг бороды боярам, преодолевая их яростное сопротивление; в середине столетия русское дворянство изъяснялось изящным французским языком, при дворе ставились оперы и балеты; придворный оркестр, составленный из прославленных музыкантов, считался одним из лучших в Европе. В Россию приезжали знаменитые композиторы и исполнители, привлекаемые сюда щедрыми дарами. И древняя Русь менее чем за столетие шагнула из тьмы феодализма к вершинам европейской образованности. Пласт этой культуры был еще очень тонок, но уже охватывал все области общественной, политической, литературной и музыкальной жизни.
Последняя треть XVIII века характеризуется появлением выдающихся отечественных ученых, литераторов, композиторов, исполнителей. Среди них — Ломоносов, Державин, известный собиратель народных песен Н. А. Львов, композиторы Фомин и Бортнянский. В этой блистательной плеяде видное место принадлежит скрипачу Ивану Евстафьевичу Хандошкину.
В России большей частью с небрежением и недоверчивостью относились к своим талантам. И сколь ни был известен и любим Хандошкин при жизни, ни один из современников не стал его биографом. Память о нем почти угасла вскоре же после его кончины. Первый, кто стал собирать сведения об этом необыкновенном певце на скрипке, был неутомимый русский исследователь В. Ф. Одоевский. Да и от его розысков остались лишь разрозненные листки, все же оказавшиеся бесценным материалом для последующих биографов. Одоевский еще застал в живых современников великого скрипача, в частности его жену Елизавету. Зная его добросовестность как ученого, собранным им материалам можно верить безоговорочно.
Терпеливо, по крохам восстанавливали биографию Хандошкина советские исследователи Г. Фесечко, И. Ямпольский, Б. Вольман. В сведениях о скрипаче было много неясного, путаного. Не были известны точно даты жизни и смерти; считалось, что Хандошкин происходил из крепостных; по одним данным, он учился у Тартини, по другим — не выезжал из России и никогда учеником Тартини не был и т. д. Да и сейчас далеко не все выяснено.
С большим трудом удалось Г. Фесечко установить по церковным книгам захоронных записей Волкова кладбища в Петербурге даты жизни и смерти Хандошкина. Считалось, что Хандошкин родился в 1765 году. Фесечко обнаружил следующую запись: «1804 года, 19 марта придворный отставной мумшенок (т. е. мундшенк. — Л. Р.) Иван Евстафьев Хандошкин умер 57 лет от паралича». Запись свидетельствует о том, что родился Хандошкин не в 1765, а в 1747 году и захоронен на Волковом кладбище.
Из записей Одоевского узнаем, что отец Хандошкина был портным, а кроме того литаврщиком в оркестре Петра III. В ряде печатных трудов сообщается, что Евстафий Хандошкин был крепостным Потемкина, но нет никаких документальных данных, подтверждающих это.
Достоверно известно, что учителем Хандошкина на скрипке был придворный музыкант, превосходный скрипач Тито Порто. Скорее всего Порто был первым и последним его воспитателем; версия о поездке в Италию к Тартини крайне сомнительна. Впоследствии Хандошкин конкурировал с европейскими знаменитостями, приезжавшими в Петербург — с Лолли, Шзипем, Сирмен-Ломбардини, Ф. Тицем, Виотти и др. Может ли быть, чтобы при встрече Сирмен-Ломбардини с Хандошкиным нигде не было отмечено, что они соученики Тартини? Несомненно, что и у Тартини не остался бы незамеченным столь талантливый ученик, к тому же приехавший из такой экзотической в глазах итальянцев страны, как Россия. Следы влияний Тартини в его сочинениях ни о чем не говорят, так как сонаты этого композитора были широко известны в России.
В общественном положении Хандошкин для своего времени добился очень многого. В 1762 году, то есть в 15-летнем возрасте он был принят в придворный оркестр, где проработал до 1785 года, достигнув должностей первого камер-музыканта и капельмейстера. В 1765 году он числился преподавателем в воспитательных классах Академии художеств. В классах, открытых в 1764 году, наряду с обучением живописи, воспитанникам преподавали предметы из всех областей искусств. Учили и игре на музыкальных инструментах. Поскольку классы открыли в 1764 году, Хандошкина можно считать первым скрипичным педагогом Академии. Обучалось у юного педагога (ему в то время было 17 лет) 12 человек, но кто именно — неизвестно.
В 1779 году ловкий делец и бывший заводчик Карл Книппер получил разрешение открыть в Петербурге так называемый «Вольный театр» и для этой цели набрать 50 воспитанников — актеров, певцов, музыкантов — из Московского воспитательного дома. По контракту 3 года они должны были проработать без жалования, а в течение последующих трех лет получать по 300— 400 рублей в год, но «на своем довольствии». Проведенное через 3 года обследование открыло ужасную картину условий жизни молодых актеров. В результате над театром был учрежден опекунский совет, расторгнувший договор с Книппером. Во главе театра стал талантливый русский актер И. Дмитревский. Руководил он 7 месяцев — с января по июль 1783 года — после чего театр стал казенным. Уходя с поста директора, Дмитревский писал в опекунский совет: «..в рассуждении вверенных мне питомцев да позволено будет мне без похвалы сказать, что я все меры прилагал о их просвещении и нравственном поведении, в чем ссылаюсь на них самих. Учителями они имели г-на Хандошкина, Розеттия, Манштейна, Серкова, Анжолинни и меня самого. Оставляю судить высокопочтенному Совету и публике, у кого дети больше просветились: у меня ли в семь месяцев или у предшественника моего за три года». Показательно, что фамилия Хандошкина стоит впереди остальных, и вряд ли это можно считать случайным.
Имеется еще одна дошедшая до нас страница биографии Хандошкина — его назначение в Екатеринославскую академию, организованную в 1785 году князем Потемкиным. В письме к Екатерине II он просил: «Как в Екатеринославском университете, где не только науки, но и художества преподаваемы быть имеют, должна быть Консерватория для музыки, то приемлю смелость всеподданнейше просить об увольнении туда придворного музыканта Хандошкина с пожалованием за долговременную его службу пенсии и с награждением чина мундшенка придворного». Просьба Потемкина была удовлетворена и Хандошкин направлен в Екатеринославскую музыкальную академию.
По пути в Екатеринослав он некоторое время жил в Москве, о чем свидетельствует объявление в «Московских ведомостях» о публикации двух Польских сочинений Хандошкина, «живущего в 12 части I квартала под № 75, под Новинским, в приходе Девяти Мучеников, в доме г. Некрасова».
По сведениям, сообщаемым Фесечко, Хандошкин уехал из Москвы примерно в марте 1787 года и организовал в Кременчуге нечто вроде консерватории, где имелись мужской хор из 46 певцов и оркестр в 27 человек.
Что касается музыкальной академии, организованной при Екатеринославском университете, то там в конце концов ее директором вместо Хандошкина был утвержден Сарти.
Материальное положение служащих Музыкальной академии было крайне тяжелым, годами им не платили жалованья, а после смерти Потемкина в 1791 году ассигнования вообще прекратились, академию закрыли. Но еще раньше Хандошкин уехал в Петербург, куда прибыл в 1789 году. До конца жизни он уже не покидал русской столицы.
Жизнь выдающегося скрипача прошла в трудных условиях, несмотря на признание его таланта и высокие должности. В XVIII веке покровительствовали иностранцам, к отечественным музыкантам относились пренебрежительно. В императорских театрах иностранцы имели право на пенсию через 10 лет службы, русские актеры и музыканты — через 20; иностранцы получали баснословные оклады (например, Пьер Роде, приехавший в Петербург в 1803 г., был приглашен на службу к императорскому двору с окладом 5000 р. серебром в год). Заработок русских, занимавших те же должности, колебался от 450 до 600 рублей в год ассигнациями. Современник и соперник Хандошкина — итальянский скрипач Лолли получал 4000 рублей в год, Хандошкин же — 1100. и это был высший оклад, полагавшийся русскому музыканту. Русских музыкантов обычно не допускали в «первый» придворный оркестр, а разрешали играть во втором — «бальном», обслуживавшем дворцовые увеселения. Хандошкин много лет работал концертмейстером и дирижером второго оркестра.
Нужда, материальные затруднения сопровождали скрипача на всем его жизненном пути. В архивах дирекции императорских театров сохранились его прошения о выдаче «дровяных» денег, то есть мизерных сумм для приобретения топлива, выплата которых задерживалась годами.
В. Ф. Одоевский описывает сцену, красноречиво свидетельствующую о жизненных условиях скрипача: «Хандошкин пришел на толкучий рынок... оборванный, и торговал скрипку за 70 рублей. Купец сказал ему, что в долг не даст, потому что не знает, кто он. Хандошкин назвал себя. Купец сказал ему: «Поиграй, я тебе даром отдам скрипку». Шувалов был в толпе народа; услышав Хандошкина, он пригласил его к себе, но когда Хандошкин заметил, что его везут к дому Шувалова, то сказал: «Я знаю тебя, ты Шувалов, я к тебе не поеду». И согласился уже после долгих увещеваний».
В 80-х годах Хандошкин часто концертировал; он был первым русским скрипачом, дававшим открытые публичные концерты. 10 марта 1780 года о его концерте объявлялось в «С.-Петербургских ведомостях»: «В четверток 12 числа сего месяца, на здешнем немецком театре будет дан музыкальный концерт, в котором г. Хандошкин играть будет соло на расстроенной скрипице».
Исполнительское дарование Хандошкина было огромным и разносторонним; он великолепно играл не только на скрипке, но еще на гитаре и балалайке, много лет дирижировал и должен быть упомянут в числе первых отечественных профессиональных дирижеров. По отзывам современников, он обладал огромным тоном, необычайно выразительным и теплым, а также феноменальной техникой. Он был исполнителем большого концертного плана — выступал в театральных залах, учебных заведениях, площадях.
Поражала и захватывала слушателей его эмоциональность, задушевность, особенно при исполнении русских песен: «Слушая Адажио Хандошкина, никто не в силах был удержаться от слез, а при неописуемо смелых скачках и пассажах, какие он с истинно русской удалью исполнял на своей скрипке, ноги слушателей и слушательниц сами собой начинали подпрыгивать».
Хандошкин поражал искусством импровизации. В заметках Одоевского указывается, что на одном из вечеров у С. С. Яковлева он сымпровизировал 16 вариаций с труднейшей настройкой скрипки: соль, си, ре, соль.
Он был выдающимся композитором — писал сонаты, концерты, вариации на русские песни. Свыше 100 песен было «положено им на скрипку», но мало что дошло до нас. С великим «расейским» равнодушием отнеслись наши предки к его наследию, а когда хватились, то оказалось, что сохранились лишь жалкие крохи. Утеряны концерты, из всех сонат осталось 4, да полтора-два десятка вариаций на русские песни, — вот и все. Но и по ним можно судить о душевной щедрости и музыкальном таланте Хандошкина.
Обрабатывая русскую песню, любовно отделывал Хандошкин каждую вариацию, украшая мелодию затейливым орнаментом, словно палехский мастер свою шкатулку. Лирика вариаций, светлая, широкая, песенная, имела истоком деревенский фольклор. И по-народному же его творчество было импровизационным.
Что касается сонат, то их стилистическая направленность очень сложна. Хандошкин творил в период бурного формирования русской профессиональной музыки, выработки ее национальных форм. Время это было к тому же противоречивым для русского искусства в отношении борьбы стилей и направлений. Еще жили художественные тенденции уходящего XVIII века с характерным для него классическим стилем. Одновременно уже накапливались элементы грядущего сентиментализма и романтизма. Все это причудливо сплелось и в сочинениях Хандошкина. В его самой известной соль-минорной Сонате для скрипки без сопровождения I часть, характеризующаяся возвышенной патетикой, словно создана в эпоху Корелли — Тартини, буйная же динамика аллегро, написанного в сонатной форме, — пример патетического классицизма. В некоторых вариациях финала Хандошкина можно назвать предтечей Паганини. Многочисленные ассоциации с ним у Хандошкина отмечает и И. Ямпольский в книге «Русское скрипичное искусство».
В 1950 году издан Концерт для альта Хандошкина. Однако автографа концерта не существует, по стилю же многое в нем заставляет сомневаться, действительно ли Хандошкин его автор. Но если все же Концерт принадлежит ему, то можно лишь поразиться близости средней части этого произведения к элегическому стилю Алябьева — Глинки. Хандошкин в ней словно перешагнул два десятилетия, открывая характернейшую для русской музыки первой половины XIX века сферу элегической образности.
Так или иначе, но творчество Хандошкина представляет собой исключительный интерес. Оно как бы перекидывает мост от XVIII к XIX столетию, с необыкновенной четкостью отражая художественные тенденции своей эпохи.
Л. Раабен
