Г. Верейский. Встречи
О такой яркой и колоритной личности, какою был Иван Васильевич Ершов, трудно говорить сухим и прозаическим языком. Каждое его проявление, хотя бы и малозначительное, для своего изображения нуждалось бы в ярких красках, выразительных словах. Мои воспоминания об Иване Васильевиче связаны главным образом с портретными сеансами.
Внешность Ивана Васильевича была совершенно необычайной. Это то, что с первого взгляда восхищало художника.
Профиль греческого бога в сочетании с необычно мужественными, крупными, энергичными чертами. И, несмотря на это сходство с античными образами,— нечто очень русское, удалое в лице.
Напряженно-волевые черты лица сочетались то с детски-наивной улыбкой, то с трагическим оттенком в выражении больших красивых глаз.
И вся фигура Ивана Васильевича, мощная и пластически выразительная, всегда обращала на себя внимание не только на сцене, где он был в этом отношении совершенно исключительным явлением, но и в повседневной жизни — на улице, в трамвае.
Это необычайно яркая, в высшей степени характерная внешность, казалось, легко должна была бы поддаваться изображению, но происходило большею частью наоборот — художника ждала неудача. Причина этого заключалась в том, что Иван Васильевич весь был озарен тем внутренним огнем, который горел в нем непрерывно и непрерывно менял его облик.
Иван Васильевич сам был художником не только в театральном искусстве, но и в изобразительном. Мы знаем его живописные работы. Это еще больше связывало его дружескими узами со многими художниками, которые часто обращались к нему с просьбой позировать, вдохновленные его необычайной внешностью на сцене и в жизни. Такими его друзьями были Ционглинский, Кустодиев.
Я сказал о неудаче, которая часто постигала художников при попытке передать замечательный облик Ивана Васильевича. И я также терпел неудачи, мне все хотелось продолжить свои попытки, и в результате — я в конце 1939 года и в 1940 году почти каждое воскресенье рисовал Ершова, иногда работая вместе с его сыном Игорем Ивановичем, всегда встречая со стороны Ивана Васильевича большую готовность позировать. Это настолько вошло в привычку, что когда в какое-нибудь воскресенье я не мог прийти, Иван Васильевич все же настоятельно требовал, чтобы наш очередной сеанс состоялся.
В результате, считая и более ранние попытки, я сделал пятнадцать рисунков, литографий и офортов с Ивана Васильевича, в которых, как я уже говорил, я часто терпел неудачи.
В первый раз я рисовал Ивана Васильевича в 1922 году, когда издательство «Аквилон» предлагало издать альбом литографий, посвященный Ивану Васильевичу в различных его ролях. Альбом этот не был осуществлен из-за затруднений с выдачей костюмов для позирования. Тогда я сделал только голову Ивана Васильевича для первого листа альбома. Рисунок был сделан литографским карандашом, но на камень переведен не был.
В последний раз я рисовал Ивана Васильевича осенью 1940 года.
Я глубоко привязался к Ивану Васильевичу за время наших встреч и очень оценил этого человека, столь непохожего на других. Он позировал весьма напряженно, взволнованно, подолгу выдерживая определенную позу и как будто переживал образ. Позируя, он действительно, должно быть, чувствовал себя в той или иной роли.
Евгений Александрович Мравинский, у которого имеется моя литография 1940 года, говорил мне, что определенно знает, какое место из роли Зигмунда переживал Иван Васильевич, позируя для этого портрета.
Трудно представить себе Ивана Васильевича вне пластически оформленного движения. На улице ли, дома ли, в любом положении — казалось, что он играет, но позерства в этом не было и тени. Жест у Ивана Васильевича никогда не был оторван от переживания.
С другой стороны, его темперамент требовал внешнего выражения. Это выражение было всегда без всяких усилий со стороны Ивана Васильевича художественно оформленным, потому что он был до мозга костей артист, человек, насквозь пропитанный своим искусством. Он был весь проникнут музыкой, звуком. Я всегда отмечал в наших разговорах, что Иван Васильевич вместо «я вижу», «я чувствую», даже там, где эти выражения были бы единственно уместными, говорил «я слышу». «Я слышу, что у вас сегодня работа пойдет», «Я слышу, что вы недовольны своей работой» и т. п.
Из разговоров наших с Иваном Васильевичем, в числе других, вспоминается разговор о Шаляпине. Иван Васильевич сказал, между прочим, что ему непонятно, как можно в один вечер играть две роли. Это очень характерное для Ивана Васильевича замечание. Он уже за несколько дней до спектакля целиком отдавался своей роли, жил жизнью единственного своего в тот момент героя.
Помню его интересный рассказ о том, как в Париже он пел в присутствии Козимы Вагнер и вызвал большое одобрение у слушателей.
Не раз Иван Васильевич говорил о своих филологических изысканиях, которыми упорно занимался, высказывая подчас очень любопытные соображения о происхождении того или иного слова.
Часто мы говорили с Иваном Васильевичем о балете. Он чрезвычайно интересовался им. В былое время он не пропускал ни одного балетного спектакля и говорил, что оперный артист должен учиться игре у мастеров хореографии.
Мы много говорили с Иваном Васильевичем о Галине Сергеевне Улановой, выступлениями которой он очень интересовался. Ершов был большим поклонником ее искусства и говорил, что ставит ее выше Павловой. Как-то я показал Галине Сергеевне сделанный мною портрет (литографию) Ивана Васильевича. Она попросила дать ей оттиск. На нем Ершов пожелал сделать надпись. Он написал на свободном месте стихи, в которых говорилось, что во время сеансов, работая над этим портретом, мы чаще всего с восторгом говорили о ней и что стихи эти — дань восхищения ушедшего со сцены артиста гениальной молодой артистке.
Ивана Васильевича все время очень тянуло на сцену, с которой он тогда уже ушел навсегда. «Эх, еще раз сыграть бы какую-нибудь роль!» — часто повторял он.
Я счастлив, что мне пришлось видеть на сцене и слушать этого замечательного, единственного в своем роде артиста, а позже познакомиться с этим интереснейшим, своеобразным человеком.
Об авторе:
Георгий Семёнович Верейский (1886-1962) - художник, график. Действительный член Академии художеств, Заслуженный деятель искусств.
