В Краснодаре прошла мировая премьера мюзикла Александра Пантыкина
Так уж случилось, что для нас продукцией Музыкального театра Краснодарского творческого объединения «Премьера» им. Л.Г. Гатова, увиденной не на премьере, но предшествующей премьере 23 и 24 сентября сего года, о которой пойдет речь в этом обзоре, оказалась опера «Борис Годунов» Мусоргского. То была уникальная редакция с оркестровкой самогó композитора (впервые с польским актом!), возвращенная слушателям благодаря многолетнему научному подвигу музыковедов-текстологов, так что названный проект приобрел статус мировой премьеры…
Постановка на этой же сцене этой же труппой мюзикла Александра Пантыкина «На всякого мудреца…» на собственное либретто композитора по мотивам известной комедии Александра Островского «На всякого мудреца довольно простоты» – мировая премьера в чистом виде, ибо партитура лайт-оперы – именно так жанр нового опуса определен его создателем – написана по заказу Краснодара. Однако если не вдаваться в музыковедческие споры, которые в данном случае были бы просто надуманны и бесперспективны, а лишь стремиться к общности в подходе к музыкально-театральному жанру, то лайт-опера – не что иное, как искусно завуалированная разновидность мюзикла. Во всяком случае, театр заказывал именно мюзикл, и, что интересно, в премьерном буклете помимо официальной констатации сего факта слово «мюзикл» легко возникает и в экспликации самогó автора!
Но почему при разговоре о новом краснодарском мюзикле вдруг вспомнился именно краснодарский «Борис Годунов»? Да всего лишь потому, что в наставлениях персонажа этой оперы Пимена, адресованных Григорию Отрепьеву (будущему Самозванцу), есть одна интересная для нашего контекста пушкинская фраза: «Описывай, не мудрствуя лукаво, / Всё то, чему свидетель в жизни будешь». Между тем отцы-создатели нового мюзикла с открытым названием «На всякого мудреца…» помудрствовали не иначе как обстоятельно, но отнюдь не лукаво! И – по другому не скажешь! – их титанические усилия привели к весьма мощному итогу, коим и стало рождение музыкально-театрального шоу, созданного по лекалам высочайшего мастерства. При всей демократичности и зашкаливающей в наши дни популярности этого жанра, появление нового мюзикла – явное попадание в десятку!
В постановочную команду, центром которой стал композитор и, что важно, в одном лице либреттист Александр Пантыкин, вошли режиссер и балетмейстер Александр Мацко (главный режиссер и балетмейстер Музыкального театра), художник Максим Обрезков (сценограф и художник по костюмам), художник по свету Руслан Майоров и дизайнер видеоконтента Татьяна Баранова. Консолидирующей музыкальной скрепой всего проекта явилась работа приглашенного дирижера и музыкального руководителя Дениса Ивенского, а также хормейстера Светланы Токаревой (главного хормейстера Музыкального театра).
Мюзикл рождался в непростых творческих муках, и в год 200-летия со дня рождения Островского (1823–1886) тщетная попытка Александра Мацко найти подходящий для труппы музыкальный материал по знаковым произведениям ключевой фигуры русского драматического театра вновь привела его к Александру Пантыкину. В свое время с маэстро режиссера-балетмейстера творчески соединил мюзикл этого же автора (простите, лайт-опера) «Гоголь. Чичиков. Души» (в 2009 году мировая премьера прошла в Екатеринбурге, в 2011-м постановка получила Национальную премию «Золотая маска» за спектакль и за работу композитора, режиссера и дирижера, а в 2014-м состоялась премьера в Краснодаре).
Пьеса «На всякого мудреца довольно простоты» как основа драматургии для нового мюзикла – выбор Александра Мацко, но композитора этот выбор с ходу не захватил. И всё же из чувства противоречия порой способны рождаться весьма неожиданные озарения, и в процессе работы, к которой поначалу побудил чисто «спортивный интерес», Александр Пантыкин увлекся так, что, как и в случае с гоголевским материалом, за рамки одной пьесы, на сей раз изначально предложенной режиссером, «незаметно» вышел. «Незаметно» в аспекте мастерски выстроенной драматургии, ибо для завсегдатаев драмы не заметить смелой, но необычайно тактичной метаморфозы типажей и ситуаций, пусть и поразительно удачно вписанных в контекст театра Островского, априори, конечно же, невозможно.
Для композитора опыт либреттиста в этом опусе оказался первым, и к естественному фундаменту пьесы «На всякого мудреца довольно простоты» (1868), из которой изъят один персонаж (Иван Иванович Городулин) в качестве надстройки добавились герои следующей пьесы Островского «Бешеные деньги» (1869–1870). Речь о трудоголике-бизнесмене Савве Геннадиче Василькове, теперь гимназическом знакомом Егора Дмитрича Глумова и Егора Васильича Курчаева (соответсвенно троюродного и родного племянника богача Мамаева), а также о Василии Иваныче (помощнике Василькова). Пьеса-надстройка вполне логична, ведь «возмутитель спокойствия» главной пьесы Глумов – сквозной персонаж обеих пьес.
В финале последней пьесы он уезжает в Париж с богатой старой барыней в ранге ее личного секретаря-делопроизводителя. В мюзикле – тоже, и при этом имя не называемой в пьесе барыни теперь «вытащено» из более ранней пьесы Островского «За чем пойдешь, то и найдешь» (1861), больше известной как «Женитьба Бальзаминова». Домна Евстигневна Белотелова – теперь гротесково-фантасмагорический персонаж-символ, отчасти и резонёр ряда происходящих на сцене событий. Привычный любовный треугольник «Мамаева (жена богача Мамаева) – Глумов – Машенька (племянница богатой вдовы Турусиной)» теперь становится четырехугольником, вырождающимся в две сюжетные линии. Одна из них – потрясающе страстная и неожиданно эффектная линия «Мамаева – Курчаев», другая – романтически-светлая линия «Васильков – Машенька».
Голутвин – на сей раз проныра из актерской среды в сговоре с мошенницей Манефой, теперь владелицей «спиритического бюро знакомств». Она явно отождествляется с Улитой Шмыгаевой, в пьесе Островского не фигурирующей, но лишь упоминающейся. Манефа – теперь приговоренная к ссылке Улита, которой удалось сбежать с этапа. Она оказывается и прежней любовницей Мамаева, из-за чего номинально сохраняемые узы брака Клеопатры Львовны и Нила Федосеича Мамаевых давно уже претерпели безвозвратный разрыв. И в итоге, когда Манефа-Улита и Мамаев в лоб сталкиваются с Мамаевой и Курчаевым после «перекрестного адюльтера» в соседних комнатах, а Манефу-Улиту вновь берут под стражу, Мамаева остается со старым богатым мужем и молодым бедным любовником!
Бурное прошлое в отношениях Софьи Игнатьевны Турусиной и Петра Ипполитыча Крутицкого подчеркнуто на сей раз более рельефно. Крутицкий – по-прежнему «мастер трактата о вреде реформ», литературно обрабатываемого Глумовым, но теперь сочиняется он не самим стариком, а его косноязычным слугой Рабом Фёдоровичем. Знаменитый дневник Глумова теперь у автора крадет не Мамаева, а у его матери Глафиры Климовны Глумовой – Голутвин, выполняющий заказ Курчаева. Огласить же сделанные в дневнике записи перед всеми «фигурантами дела» теперь выпадает Курчаеву и Голутвину…
Но это еще не финал, в котором благодаря подряду Василькова построена железная дорога и новый вокзал. К его открытию из Парижа возвращаются Белотелова и Глумов. Последний становится известным писателем, ведь на деньги Белотеловой его роман на основе дневника был издан за границей. И, конечно же, по закону жанра из деревни от мужа Турусиной приходит сообщение о банкротстве. Приданного Машеньке не будет, а это значит, что решать ее судьбу Турусина уже не может, и браку по любви Машеньки с Васильковым, сколотившим состояние собственным трудом, теперь не мешает ничто!
Если говорить о драматургии либретто, то перед нами – восхитительное пастиччо, в основе которого лежит изобретательная компиляция текстов самогó Островского (иногда, в зависимости от ситуации, с передачей того или иного текста от одних персонажей другим). А почему бы и нет, ведь музыкальный театр живет по своим особым законам, беря за точку отсчета известные (реже оригинальные) сюжеты и рождая на их основе, в сущности, новые произведения в той или иной жанровой сфере. Если говорить о музыкальном аспекте, то с точки зрения лайт-оперы или мюзикла (называйте как угодно!) партитура удалась вне всяких сомнений! В ней есть и хоровой пласт, и танцевальный, и разговорные диалоги, и музыкальные номера (ансамблевые и сольные). Есть, конечно, инструментальные эпизоды, и есть довольно много мелодрамы (мелодекламации певцов-солистов на фоне оркестра).
Понятно, что для подобного музыкального жанра всегда культивируется микрофонный вокал, так что воспримем это просто как объективную данность. Именно поэтому, ничуть не умаляя высочайшего профессионализма краснодарской труппы, и на сей раз важно отметить, что в мюзикле, в принципе, всегда нужно в первую очередь сыграть и лишь во вторую спеть. А в этом мюзикле мощнейшая постановочная фантасмагория выступает как необычайно действенный и сильный художественный прием, и это весомый довод в пользу того, что озвученный выше тезис верен вдвойне! В силу «специфики повышенных децибелов» завсегдатаю оперного театра в мюзикле порой может быть даже неуютно, и это неизбежная плата за чрезвычайно контрастную родственность жанров, но как бы то ни было, в мощную воронку нового музыкального шоу вашего покорного слугу затянуло, что называется, с головой. Интерес к происходящему на сцене как к синкретизму визуального и музыкального, актерского и вербального возник с первой же минуты и не ослабевал на протяжении всего спектакля. И это главное, ради чего и стóило оказаться на премьере!
Фантасмагорию рождает не только кустодиевская исполинская «барыня на чайнике» Белотелова, но и сама сценография, взывающая к реалистичности абстракции. За счет царства колонн и движущихся стен-порталов, стилизованных под фасады купеческих особняков заповедной Москвы XIX века, за счет исторически-ироничного видеоконтента, за счет подлинного пиршества детально проработанных исторических костюмов (а для ряда героев и утрированных париков с накладными носами), за счет действенной динамики уличных сцен, в которых большой город бурлит и дышит, словно живой организм, как раз и создается «картинка», изменчивость которой так маняща и сюжетно непредсказуема. Она не пестра, но празднична, и по общей цветовой палитре сбалансирована вполне органично.
В спектакле много воздуха и света, много эффектных мизансцен, много виртуозной пластики и танцевального рисунка, чем изумительно владеют не только балетные артисты, но и хористы, и певцы-солисты в рамках задач, что поставлены перед ними режиссером-балетмейстером. Это спектакль удивительных иллюзий и аллюзий, и в их создании важную роль играет необычная музыкальная форма, которую композитор назвал «венок сонетов». Финальный хоровой номер – зарифмованные названия всех пьес Островского. Разрозненно они звучат на протяжении всего спектакля, словно постоянно цементируя его музыкальный остов, но в конце как раз и слагаются в венок-приношение великому русскому драматургу.
Единая интонация всего опуса – музыкальная фраза, положенная на рифмованную со смыслом связку названий его пьес: «На всякого мудреца довольно простоты, / Не было ни гроша, да вдруг алтын». Как замечает сам автор на страницах премьерного буклета, из этой интонации как раз и вырастают все основные темы спектакля. Постановочный подход к нему во всех отношениях – абсолютная классика, однако при этом новая продукция выглядит чрезвычайно современно. Застарелых штампов вы в ней не найдете, но открытий у вас будет предостаточно: взглянуть на удивительно простой и сложный мир Островского сквозь призму музыкального театра, уверен, вы сможете легко и самозабвенно!
То, что пьесы Островского «на злобу дня» – пьесы социального толка – современны во все эпохи, – сентенция избитая, но верная, ибо в мире пороков и денег, движущих этими пороками, власть денег для простых и искренних отношений всегда была и будет помехой. Вот почему тема денег, музыкально ярко – даже провокационно эффектно! – возникающая в разные моменты спектакля, в финале уступает место чувству света и большой любви…
Для большинства ключевых персонажей премьерные спектакли предъявили два состава исполнителей. Глумов – Роман Вокуев и Даниил Чайковский. Курчаев – Максим Рогожкин. Васильков – Павел Гришин и Владимир Потапов. Голутвин – Игорь Завада. Мамаева – Гюльнара Низамова и Татьяна Ерёмина. Машенька – Екатерина Подгорная и Екатерина Стебекова. Манефа-Улита – Наталья Бызеева и Наталья Арзяева. Мамаев – Владислав Емелин и Вячеслав Егоров. Крутицкий – Владимир Кузнецов и Алексей Григорьев. Турусина – Анастасия Подкопаева и Марина Шульга. Глумова – Карина Петровская и Инна Разумовская. Белотелова – Елена Семикова и Анастасия Подкопаева.
В прочих ролях расклад по большинству позиций также предъявил два состава. Василий Иваныч – Сергей Малахов и Дмитрий Меренков. Раб Фёдорович – Владимир Булатов. Григорий Алексеич (слуга Турусиной) – Владимир Попов и Дмитрий Трескин. Тихон Николаич (слуга Мамаева) – Геннадий Шлыков и Сергей Тесля. 1-я приживалка Турусиной – Джейма Карапетян и Марина Семенцова. 2-я приживалка Турусиной – Наталья Абаимова. Для полноты протокола не забудем и пару эпизодических персонажей. Городовой – Сергей Тесля и Геннадий Шлыков. Официант – Алексей Хворостов.
Как видим, действующими лицами эта постановка явно перенаселена, ее масштабность впечатляет, но составы абсолютно разные, и в ткань спектакля каждый исполнитель вносит что-то свое, личностное. В чисто психологическом аспекте, когда речь идет о премьере, о совершенно новом спектакле, первое восприятие, как правило, всегда предстает наиболее сильным и ярким. Так произошло и на сей раз, и потому в случае двух составов на одну партию отдать пальму первенства весьма и весьма сложно. Но из четверки молодых людей «Глумов – Курчаев – Васильков – Голутвин» безусловными фаворитами премьерных дней становятся бессменные Курчаев (Максим Рогожкин) и Голутвин (Игорь Завада).
При новом драматургическом раскладе партия Курчаева, как ни крути, выигрышнее партии Глумова. При этом гипертрофированно-страстный, неимоверно приторный романс, который Курчаев поет Мамаевой, окончательно сбивает с толку, одним лишь этим сразу отправляя публику в нокаут! Оба Глумова (гуттаперчево-подвижные, неподдельно живые и проворные Роман Вокуев и Даниил Чайковский) в спектакле живут, несомненно, на одной эмоционально-чувственной волне, а партия Василькова являет тонкий психологический контраст, две грани которого – обходительно-вкрадчивый, слегка меланхоличный Павел Гришин и чуть сдержанный, но «классически правильный» Владимир Потапов.
А как выбрать между двумя Мамаевыми – между огненно-темпераментной Гюльнарой Низамовой и обольстительно-мягкой Татьяной Ерёминой! Да не надо выбирать! Надо лишь наслаждаться волшебством театра, утопать в море типажей, будь то наивная Машенька или даже комическая пара Приживалок Турусиной, будь то такие харáктерные персонажи, как Мамаев и Манефа-Улита, как Турусина и Крутицкий, как Глумова и благоприобретенная для этой постановки Белотелова. Надо просто заново открыть для себя давно изведанное!
Фото Татьяны Зубковой
