А люди всё шли. Они шли наугад, испытывая тревогу и опасаясь найти то, что они искали.
Виктор Гюго. «Девяносто третий год»
У Виктора Гюго есть роман «Девяносто третий год» и у Сергея Шаргунова тоже есть книга с похожим названием — «1993». Два столетия, но единый смысл — поведение человека на сломе вех. В конце эпох. В 2023 году режиссёр Александр Велединский взялся за экранизацию романа, и никто не ждал ничего путного — учитывая все те коряво-тенденциозные «ретро-фильмы», коими нас потчевали долгие годы.
И — о, чудо! Киноверсия получилась мощнее первоисточника. Там, где у Шаргунова — схема, у Велединского и его команды вышло нечто, вроде откровения. Больше того — авторам удалось то, чего мы давно уже и не требуем от создателей — уловить дух времени. 1990-е обычно рассматривают в целом — для кого-то они «святые», для иных — адские; кому-то — лихая младость с право-лево-радикальными тусовками, а другим — становление взлелеянного бизнеса. Вместе с тем, начало, середина и финал десятилетия — это три временных пласта с различным наполнением. 1990–1993 год — брожение и сомнения, и потому неслучайна реплика главного героя: «А вот я сомневаюсь».
Этот Виктор (Евгений Цыганов) в августе-1991 защищал «молодую демократию» от серых пиджаков ГКЧП, а, спустя пару лет, крепенько призадумался. И есть повод! Когда-то он был сотрудником секретно-космической отрасли, а теперь — замызганный работяга аварийной службы. То есть повелитель канализационных труб, император сливного бачка и, как вещает его циничная дочь: «Мой папа — черепашка-ниндзя».
Повествование перенасыщено деталями прошлого, уже подзабытыми. В начале 1990-х был популярен мультсериал «Черепашки-ниндзя» о храбрых мутантах, обитающих в канализации, но при том — борющихся со злыми силами города Нью-Йорка. Так и Виктор…борется с засорами да прорывами. Идеальна, хотя и прямолинейна символика — человек, а если шире — весь социум обмишурился, променявши высокое Небо на подземную темь и всё то, чем богаты канализационные колодцы.
Это гладко звучит, но по факту — не совсем так. Нынче многие зудят, что мы из царства социалистической благости окунулись в дикий мир бандитизма и наживы, причём не сами туда ринулись, а «кто-то» пришёл и всё изгадил. Отнял! Беспрестанные обвинения в адрес Горбачёва, Ельцина, Буша с его «ножками», рок-музыкантов с их «Пе-ре-мен!», ещё каких-нибудь мутных младореформаторов, но никто не ругает сам себя.
Перестроечное общество было настолько готовым к развалу и раздраю, что кукловодам и трудиться-то особо не пришлось. Легонько подтолкнуть, чтобы всё покатилось. Советский обыватель 1980-х — начала 1990-х в своей массе грезил не космосом, а жвачкой, джинсами и ста пятьюдесятью видами колбасы. «Чем кумушек считать трудиться, / Не лучше ль на себя, кума, оборотиться?» — вопрошал, точнее советовал баснописец Крылов, и всем страдальцам по «яблоням на Марсе» надо бы корить самих себя, а не Лёню Голубкова из телерекламы МММ. Отрадно, что в фильме нам показана эволюция героя — из горячего поклонника рыночного парадиза он превращается в противника ельцинизма.
Узнаваемо и даже гротескно явлена тогдашняя житуха — смесь нищеты и надрывного желания дольче-виты. Эпизодик — очкатый парень стоит в переходе с картонкой: «Физик-ядерщик ищет работу. Интим и гербалайф не предлагать». Эра тотальной распродажи! Все торгуют всем. Компьютерами, Шанелью номер 5 польского розлива, фальшивым Адидасом, видеотехникой — впрочем, настоящей, а ещё — цветметом, Родиной и совестью.
Вакханалия тряпично-табачных ларьков, мимо которых бредут герои фильма и отовсюду выглядывают лейблы. Ветхие стены гастрономов и галантерейных отделов не ремонтируются — выщербленная ущербность прикрыта рекламными щитами, сулящими процветание. Тотальный Exchange — доллар правит бал. На баксы можно купить и спирт «Ройаль», и офисное помещение, и долгоногую девочку ярких леггинсах. Держалась мода на зелёно-фиолетовые, аквамариново-фуксиевые, чудовищно дешёвые шмотки. Буйство спортивных костюмов — их тогда носили повсеместно, и в пир — и в мир, и в музей, и на баррикады.
У замотанных женщин, вроде жены главгероя Лены (Екатерина Вилкова) теплилась мечта — быть роскошной, то есть носить рединготы-кардиганы, как в журнале «Бурда» и получать в подарок златые цепи. Лена, работница той же аварийной команды, сидя в конторке, листает всю эту бурду, которая Burda, и пытается хотя бы в грёзах быть выхоленной красоткой. Но как дотянуться до бурды, если муж, выныривая из недр, пахнет отнюдь не «Фаренгейтом» от Dior?
Подворачивается годный вариант — на одном из тренингов личностного роста Лена пересекается взорами с эффектным лектором-миллионером (Максим Лагашкин). Тот витийствует в стиле американского проповедника: «Деньги — барометр общественной добродетели». Мужчина-фатум! Глаза Лены возгораются хищным пламенем. И — понеслось! Но — не вынесла. Потому что любит своего мужа-неудачника, работающего черепашкой-ниндзя. Тут рассказано ещё и о том, что не все люди в 1990-х бежали в сторону пороков и предательств, а если и бежали, то вовремя останавливались. Эпоха проверки.
Мучительная пора выбора! Сборища и толковища. Сполохи и закаты. Литературно-книжные лотки — они предлагали всё — от античной эстетики Лосева, изданной на газетной бумаге до «Конана-варвара» с картинкой Бориса Вальехо, коему, надо полагать, не заплатили ни цента авторских.
Мафия как реальность. Спины уверенных мужчин в кашемировых пальто и добротных пиджаках. Могучие, тупые затылки. Эти мафиози тоже выползли не из преисподней — они выросли в соседнем дворе, завидуя мажорам и пухлым отличникам. Теперь волчата выросли жёстко расправляются с нуворишами. Среди героев повествования — честный предприниматель Янс (Александр Робак). Мужика убивают, и всем известно, кто выпустил пулю — пацанчик из местной шантрапы, прошедший своеобразную инициацию, почуять вкус кровищи, влиться в стаю.
Исчез андеграунд, зато наступила цветущая пора непуганных неформалов — их перестали замечать, им разрешили носить чёрные косухи и выкрикивать любой рок — теперь он преспокойно лился с телеэкранов. Семья Виктора вяло наблюдает по «ящику» знаковый клип «Иду, курю» группы «Ноль». С такими лицами обычно смотрят нечто приевшееся и типовое. Кстати, в 1991–1993 годах был настоящий бум сериалов — мексикано-бразильской тягомотины плюс нескончаемая «Санта-Барбара», и такие, как жена и дочь Виктора однозначно смотрели бы 1001 серию проекта «Моя вторая мама», «Просто Мария», «Никто, кроме тебя». Странно, что сей живописнейший нюанс не был отражён в киносценарии.
Начало 1990-х — эра политической борьбы, и воевало не столько новое-бизнесовое со старым-коммунистическим, сколько все — со всеми. Чад и жесть! Митинги и рейтинги. Портреты Сталина и — хоругви. Калейдоскоп течений, флагов и нарукавных повязок. Колоритные личности, порождённые той эпохой, ныне волнуют лишь историков. Названия газет, партий и партиек, прозвища — всё отдавало каким-то маскарадом. Полит-сообщества организовывались не для победы, но ради самой динамики. Ради бесконечного движения. Куда? Пока неясно.
На фоне устрашающей и — забавной пестроты возникла ситуация, которую в словарях называют «правительственным кризисом». Однако же случилось беспрецедентное — глава государства напал…на само государство, ибо на тот момент верховным органом власти являлся съезд Советов. Его-то и «отменил» не просыхавший Борис Николаевич. Защиту Белого Дома часто рисуют, как «левый» бунт против торгашеско-попсовой диктатуры Бориса Николаича, и в драме Велединского основной движущей силой показаны красные.
Пара юных радикалов — мальчик и девочка, одетых в серпасто-молоткастые футболки да кожанки с заклёпками, волею судеб знакомятся с Виктором. Он их дважды спасает. Причём, второй раз — помогает добраться до мятежного Белого Дома через канализационные пути. Этот акцент на коммунистическом, просоветском дискурсе хорошо вплетается в ностальгическую злость главгероя — он печалится об исчезнувшей Красной Империи, когда-то покорившей Космос.
По делу, главными игроками в защите Дома Советов были ребята из Русского Национального Единства (на сегодняшний день РНЕ в целом не признано экстремистским сообществом — суд признал таковыми ряд отделений). Но в кинокартине весь фокус внимания смещён в «левую» сторону, а «правые» движения заявлены слабо — в виде пары-тройки чернорубашечников с имперками, белогвардейцев в корниловских и марковских фуражках, представителей казачества.
Отображение событий сделано с почти хроникальной точностью и кадры выхвачены прямиком из репортажей-1993. Костры, флаги, палатки, пение под гитару. Итак, Виктор оказывается возле Дома Советов, а его супруга Лена бежит в район Тверской улицы, где кучковались сторонники рыночной воли. Одна из идей романа и фильма — бытийный разлом коснулся каждого семейства.
Наверняка (и мне хочется ошибаться) фильм будет интересен лишь тому, кто успел пожить в 1990-х и кого зацепили события осени 1993 года. Так сказать, «бойцы вспоминают минувшие дни и битвы, где вместе рубились они». К тому же, за последние годы российские кинематографисты создали, по крайней мере, с десяток отличных фильмов, но их забывали, не успев толком прочувствовать.
Кто сейчас вспоминает «Легенду № 17» или, допустим, «Балканский рубеж»? Даже громкий «Вызов», где Юлию Пересильд запустили в космос. Критики хвалили, а патриотическая журналистика взрывалась неподдельным восторгом. Виват! Российское кино оживает! И что? Оно тридцать лет и три года всё никак не догонит советское — ни по качеству, ни по смыслам, а единичные победы тонут в унылой жиже поделок и подделок.
Безусловно, «1993» приятно удивляет актёрской игрой — и Евгений Цыганов, и Екатерина Вилкова, и остальные участники не просто отбарабанили текст, но и прожили на экране. Делаем вывод — актёры-то у нас есть, а вот режиссура чаще халтурная. А тут сошлись всё звёзды, чтобы получился настоящий, живой фильм. Кроме того, это настоящая пощёчина либерализму с его Ельцин-центром и камланиями о «святых девяностых».
Все годы тема расстрела Белого Дома так или иначе заметалась под ковёр и делался вид, что ничего эдакого не случилось в самом центре Москвы. Всего-навсего мелкая заварушка с участием красно-коричневой поросли, сумасшедших бабок и бывших физиков-лириков, изгнанных из прикрытых НИИ. Чёрный фасад здания отремонтировали так быстро, что не все успели его сфотографировать. Забор вырос тут же, дабы неповадно было шляться всяким-яким около дворцов победившей демократии. Да, с 1990-х началась эра заборов, железных дверей, охранников, домофонов, секретных кодов — свобода, она такая! Но это, братцы, уже совсем другая история.
Галина Иванкина
Источник: газета «Завтра»
