Пласидо Доминго спел папу в Большом театре России
28-я «Опералия» прошла в Москве в октябре нынешнего года. На пресс-конференции по случаю этого чрезвычайно важного для маэстро события, давно переросшего в мощный музыкальный бизнес по рукотворному зажиганию новых оперных звезд, Пласидо Доминго, отвечая на вопрос, когда после конкурса Москва увидит его снова, сразу назвал две «Травиаты», запланированные на конец ноября. То есть, «улетая, обещал вернуться». Слово свое маэстро сдержал, хотя при этом подстраховался. Перед началом второго спектакля с его участием 28 ноября, на который и пал выбор рецензента, публике по громкой связи объявили: несмотря на недомогание, знаменитый тенор, давно уже переметнувшийся на баритональные партии, в спектакле выступит!
Просто гениально придумано, ведь это заявление – что палочка-выручалочка: убивает практически всех зайцев. Если что-то у артиста пойдет не так, спасительная индульгенция ему уже заранее выписана. Главное – то, что схода с дистанции нет, а значит, гонорару в полном объеме ничто не угрожает. Да и в глазах широкой (и, что важно, богатой) публики, для которой услышать самогó Доминго – не что иное, как дело престижа, ее кумир еще даже не выходя на сцену, тотчас же – да еще как эффектно! – зарабатывает себе бонусные дивиденды. Смотрите: плохо себя чувствует, а поет… При этом как поет – абсолютно неважно. Главное – поет вообще, ведь если бы в этот вечер кумир на сцену не вышел, операция «престиж» для гламурной (широкой плюс богатой) публики была бы провалена…
Кумир, согласно сюжету появляется лишь во второй картине, которая, собственно, и предстает для него непосильным уже испытанием. Да, теперь он не Альфред (не Альфред Жермон, каковым был когда-то), а его папа Жорж Жермон, но в двух больших сценах этой картины (сначала с Виолеттой, а затем с Альфредом) петь надо много, по-настоящему, расточая флюиды вердиевской кантилены в звучании лирического баритона. В силу этого услышать «аутентичное» пение заведомо не удалось, ведь Доминго – тенор драматический, и партия баритона, за которую он так лихо взялся, изменить природу звучания его голоса, понятно, не могла. Так что на сей раз два Жермона (отец и сын в связке, опробованной впервые на этой же сцене еще в прошлом сезоне в мае) предстали двумя тенорами: один – в драматическом формате, другой – в лирическом (мексиканец Артуро Чакон-Крус).
При подобной раскладке контраст тембров проступил всё же довольно рельефно, но на первозданность вердиевской музыкальной ауры рассчитывать объективно не приходилось. На этом контрасте выяснилось, что голос Артуро Чакон-Круса, никогда не отличавшийся объемностью и свободной пластичностью эмиссионной фактуры, былого обаяния, теплоты и привлекательности теперь лишен вовсе и звучит глухо и стерто, лишь в иные моменты являя узнаваемый тембр (благо что слышать этого певца в Москве в разные годы довелось немало). Но, как ни странно, даже понимая, что певческой кантиленой «баритон» Доминго не располагает уже давно, а техника певца и владение даже диапазоном баритона в силу объективных возрастных причин постоянно вызывают к нему одни лишь многочисленные вопросы, исполнителю невозможно не отдать должное: сохранять узнаваемость тембра голоса на forte – и к сему штриху приходится прибегать там, где надо и не надо, в силу невозможности применения иных штрихов – ему всё ещё парадоксально удается!
Безусловно, такую певучую партию, как Жермон в «Травиате», в 80 лет (практически в 81 год!) не поют! Но в большой развернутой сцене с Виолеттой, апофеозом которой становится изумительнейший двухчастный дуэт, порох в теноровых пороховницах Пласидо Доминго порой всё же заставляет проникнуться к нему уважительным пиететом. Именно сцена Виолетты и Жермона (согласно оперной традиции отца Альфреда будем называть именно так и далее) становится в обсуждаемом спектакле с участием Доминго его главным достижением. Пласидо Доминго как феномен мировой оперной сцены всегда был, прежде всего, потрясающим драматическим актером, который мог сыграть всё что угодно, традиционные трафареты существования оперных певцов на сцене мастерски расширяя. И лишь к актерскому драматизму всегда органично добавлялся драматизм музыкальный.
Нынешний возврат драматического тенора в лоно баритона, понятно, далеко ведь не случаен: темная матовая окраска голоса певца дает для этого вполне объяснимый повод, тем более что примерять на себя специфику баритона знаменитому тенору доводилось и в начале его карьеры. Но как ни крути, Пласидо Доминго – тенор драматический, коим был всегда и остается сегодня, несмотря на окончательную перебежку последнего десятилетия (и даже бóльшего срока) на территорию баритона. Доминго всегда был хорош там, где требовался музыкальный драматизм, героическая пафосность и матово-темная насыщенная середина, и непременно буксовал там, где требовалась изящная подвижность звуковедения, гибкость кантилены и широта певческого диапазона. При непомерно высоких творческих амбициях тесситурная свобода этого артиста всегда была для него камнем преткновения…
Еще раз подчеркнем: партия Жермона – что ни на есть певучая. Это не Родриго в «Дон Карлосе» Верди, певучесть которой – совершенно иная, тяготеющая к мелодически тонкой, изысканной речитации. К слову, в сей баритональной партии, без кантилены также не мыслимой, не так давно – в прошлом сезоне в апреле – на Исторической сцене Большого театра России Доминго также отметился. Жермон – тем более не Симон Бокканегра, ведь в этой баритональной партии в одноименной опере «повзрослевшего» Верди перед певцом ставятся совсем иные музыкальные и драматургические задачи. Свидетелем погружения в нее Пласидо Доминго рецензенту довелось стать в 2010 году в Милане на постановке театра «Ла Скала». Понятно, что Жермон «а-ля Доминго» его же Симону Бокканегре почти двенадцатилетней давности проигрывает и фактором времени, важным для состояния вокальной формы исполнителя, и сложностью самих вокальных задач, решение которых возможно лишь на уровне техники вокала, которую вполне можно назвать вердиевским драматическим бельканто.
Однако в нынешнем техническом арсенале Доминго нужных технических средств уже решительно нет: нет piano, нет legato, нет кантилены… И если в дуэте с Виолеттой маститому «тенору-баритону» нас всё же удается по большей части «перехитрить» и со скидкой на возраст даже вызвать сентиментальность, то в сцене с Альфредом, где Верди дарит Жермону потрясающе кантиленную арию, все иллюзии тотчас же рассеиваются. Что ни говори, а петь Жермона в 80 лет Доминго всё же героически вышел, и поэтому пять минут провала на фоне всей картины этого акта – сущие пустяки! При этом певцу крупно повезло, ибо петь стретту после арии ему не пришлось вовсе, так как в этой постановке Франчески Замбелло она весьма удачно для гастролера была изначально купирована. К слову, повезло и Альфреду, давившемуся и «зашкаливавшему» на верхах в стретте после его арии в начале этой же картины, ибо ее повтор еще на премьере также был снят.
Подумаешь, пять минут фиаско! Кто об этом кроме зловредного рецензента будет помнить к концу следующей картины, когда при очередном выходе Жермона-Доминго, обличающего своего сына в бесчестье по отношению к Виолетте, «тенор-баритон» пропоет пару фраз и сразу же «утонет» в грандиозном хоровом финале? Обе картины с участием Пласидо Доминго составляют второй акт, но в данной постановке разделены антрактом, и в этом именитому гастролеру также повезло. А несколько фраз в третьем (финальном) акте, которые ничего уже не решат, но на нейтральном фоне априори звездный статус «тенора-баритона» восстановят, операцию «престиж» завершат как нельзя лучше… Собственно, так ведь всё и было, и по-другому произойти не могло. «Siamo in Russia!» – вот наш ответ итальянцам на их вечное «Siamo in Italia!», которым они всегда с легкостью отговариваются от любого недоразумения в жизни. «Мы – в России!», и этим всё сказано…
Мы так «увлеклись» Жермонами (преимущественно – старшим), что совсем забыли о главной героине. Драматически чувственный, музыкально продуманный, по-настоящему вердиевский образ Виолетты Валери в этот вечер создала Динара Алиева. Верди всегда ратовал за драматическую Виолетту, и как раз в подобном музыкально-артистическом ключе всегда подходит к ее воплощению певица. Партия Виолетты – одна из коронных партий Динары Алиевой, и, спев ее многим больше сотни раз на разных оперных сценах мира, певица, кажется, сказала в ней всё. Но исполнительница – каждый раз новая. Каждый раз образ Виолетты создается ею «здесь и сейчас». С какими только Виолеттами за свою долгую творческую карьеру не пел Пласидо Доминго, будучи Альфредом! Но совершенно очевидно, что в этот вечер мощная энергетика Динары Алиевой, помноженная на чувство стиля и выверенность техники, вселила в сердце старика ту чарующую силу, которая под дирижерскими пассами Тугана Сохиева смогла вселиться и в сердца зрителей…
Фото с сайта trend.az
