Освободить в парижской суете бесконечных премьер и вернисажей, целый вечер на концерт пианиста было непросто, но меня мотивировало желание разобраться в двух вопросах: почему у женской и мужской половины московских пианистов, слышавших Люка Дебарга на Конкурсе Чайковского, столь полярные мнения, и какими особенностями он отличается от других пианистов, чем выделяется.
— Я иду на Дебарга, — радостно сообщила я одному мужчине-пианисту, — Он сыграет си-минорную сонату Листа!
— Не сыграет, — мрачно парировал собеседник.
— Почему?
— Потому что нечем.
При этом с женской половины доносятся восторженные вопли и грохот падающих в обморок тел. Такое полярное отношение, хотя и на той, и на другой стороне находятся пианисты-профессионалы с консерваторскими дипломами. Надо было вникнуть и проанализировать это противоречие.
В трансляциях я Дебарга не слышала, поскольку то ли мой предыдущий компьютер, то ли провайдер, то ли оба, не вытягивали видео в реальном времени, и я довольствовалась отзывами, подогревающими любопытство. Да и вообще, я всегда предпочитаю доверять впечатлениям исключительно от живого исполнения, а не от записей, в которых никогда не знаешь, какой компонент потеряется.
Но что было точно понятно: московская публика выбрала именно Дебарга на ежеконкурсное амплуа «гениального иностранца», которое началось с Клиберна и без которого очередной конкурс Чайковского рискует не стать интересным событием.
Как всех московских детей-пианистов, меня с пелёнок таскали на всё конкурсы Чайковского, и я каждый раз заново поражалась безудержному обожанию, обрушивающемуся на голову очередного заезжего гусара и той скоростью, с которой этот энтузиазм гас, ещё не успев дожить до следующего конкурса. Где-то в глубинах моего детства толпы поклонниц с цветами кидались под колёса Питеру Донохоу, выделявшемуся тем, что вместо фортепианного репертуара он играл транскрипции симфоний Бетховена, чем снискал себе загадочно-возвышенную репутацию. Кто сейчас будет заваливать его цветами? А ведь он ничем не стал хуже, чем тогда.
Единственным полезным эффектом от ежеконкурсной истерии вокруг отдельно взятого пианиста становится стабильность его карьеры и гонораров на его родине, поскольку все знают, что Россия — это Мекка пианизма, и раз уж сами русские так восторгаются, значит есть чем. Вот и в биографии Дебарга львиную долю текста занимает рассказ о его успехе в России. За его будущее можно уже не беспокоиться.
К концерту Дебарга я готовилась серьёзно: чтобы точно понять, чем его исполнение «Ночного Гаспара» Равеля и си-минорной сонаты Листа отличается от других, я этих других самым внимательным образом прослушала с нотами в руках. Если Равелю это никак не навредило, то с Листом лучше бы я этого не делала, поскольку переоригинальничать и переинтересничать Женю Кисина и Марту Аргерих практически нереально, а вот не догнать — легко.
Но разберёмся по порядку.
Концерт в фонде Луи Виттона начался с четырёх сонаток Скарлатти, в которых кроме нескольких мелизмов, играть практически нечего. И тут-то и проявилась главная особенность Дебарга. Помните, как в романе «Три товарища», Ремарк пишет, что «Женщина должна уметь создать атмосферу»? Вот именно это он и умеет делать. Не обращая никакого внимания на стилистические критерии эпохи, в которую произведение написано, он прямо обращается к тому настроению, которое здесь можно создать, создаёт его и удерживает в нём слушателя столько времени, что тот погружается в транс. Причём арсенал разных «состояний» у него достаточно разнообразный, и погружаться то в одно, то в другое достаточно интересно и приятно.
Дальше последовал «Ночной Гаспар» Равеля. Здесь французскому пианисту и все карты в руки. Если для русских пианистов Равель слишком мутен и расплывчат, и даже когда они его играют, то не всегда уверены, что делают то, что нужно, для французского уха, менталитета и темперамента, Равель очень органичен, и я никогда ещё не слышала, чтобы кто-нибудь из французов его плохо играл или публика скучала. Это их стихия. Запись «Ночного Гаспара» в исполнении Дебарга висит в Ютьюбе и вы сами можете послушать. Это тонко, интересно, органично и убедительно. Можно с удовольствием переслушивать, растворяться и воспарять.
И тут наступает очередь си-минорной сонаты Листа. Наш коллега Дебарга недооценил: он всё-таки сыграл, дожал и дожил до последнего такта. Надо понимать, что, кроме вышеперечисленных достоинств, у него ещё есть очень сильные волевые качества, умение концентрироваться и держать себя в руках. Но дело в том, что в сонате Листа есть две стихии: одна прозрачно-лирическо-философская, а вторая — страстно-темпераментная и, извините, виртуозная. Лист позиционировал себя в парижских салонах, в которых виртуозы соревновались между собой, как самого мощного победителя. Это правила игры. Виртуозу всё легко. Послушайте, например, Горовица. Виртуозная игра — это «бурный поток».
В тех местах, в которых можно растворяться, переливаться тембрами и оттенками, Дебарг это делает с наслаждением, увлекая за собой и погружая слушателя. Но как только начинается страстная виртуозная стихия, ему сразу становится трудно играть: плечи задираются к ушам, локти притискиваются к бокам, лицо искажается мучительной гримасой, а левая нога болтается в воздухе. Видно как мышцы зажаты, и человек волевым усилием, через боль, преодолевает огромные трудности, про которые никто не сказал, что их в тексте нет — они есть. Но виртуозы с ними справляются легко.
Кроме того, звучание должно раскрываться огромной мощной волной цунами. Этого уровня звучания у Дебарга просто нет, его максимум — меццо-пиано или совсем маленькое форте. Это видно, это слышно и с этим глупо спорить. Вполне возможно, что технический аппарат француза ещё дозреет, учитывая его огромное трудолюбие. В спортзалы тоже приходят хилые юноши и становятся в конце концов культуристами. Но на сегодняшний день Люка Дебарг вытягивает и выволакивает это произведение, что называется «на бровях».
Тут есть два варианта: либо учить, пока не дозреет, либо держаться своего репертуара. Когда он заиграл на бис Баркароллу Форе, всё опять встало на свои места.
Так что для себя я поняла, чем Дебарг нравится, чему у него можно поучиться. Во всяком случае слушать его интересно: он знает, о чём конкретно играет и умеет обаять и увлечь своими идеями публику.
Алёна Ганчикова, Париж
