Перед самым завершением ушедшего года Театр оперы и балета во Владикавказе, а это, напомним, филиал Мариинского театра, показал успешную премьеру – оперу Верди «Аида». Идея постановки принадлежала художественному руководителю театра Ларисе Гергиевой. «Аида» стала второй постановкой в этом театре петербургского режиссера Алексея Степанюка.
Триумф воли
Тот, кто знает творчество Алексея Степанюка, понимает, что в любом спектакле при максимальном уважении к композитору и либреттисту режиссер, как бомбу замедленного действия, закладывает десятки аллюзий, подтекстов, образов и метафор, что превращает его постановку в философское высказывание. Как правило, о нашем времени. Так было и в «Евгении Онегине», в «Пиковой даме», «Идиоте», идущих на сцене Мариинского театра, да и практически во всех режиссерских работах Степанюка. Не стала исключением и «Аида» во Владикавказе.
По некоторым визуальным впечатлениям можно предположить, что оперный театр во Владикавказе – не самый богатый, но при этом умеющий достойно выходить из сложных ситуаций. Степанюк стал не только постановщиком «Аиды», но и сценографом, и художником по свету, сотворив свою Вселенную из символов и знаков, где много чего зашифровано.
Небольшое зеркало сцены было обыграно максимально, и в этой компактности даже была некая прелесть. Золотые колонны по бокам, силуэты пирамид, ступени и видеопроекции – вот основные элементы сценографии практически на протяжении всего спектакля. Камерность словно приблизила действие к зрителю.
Стилизованность костюмов, придуманных Варварой Евчук, стилизованность четких, как на древних вазах, поз у балета (хореограф-постановщик и одновременно ассистент режиссера талантливый балетмейстер Илья Устьянцев), — и атмосфера в спектакле создана. Атмосфера тревоги, нарушения мировой гармонии и порядка. При всей стилизованной статичности видеоряда — это именно так.
Конечно, Алексей Степанюк ставит свою «Аиду» не про любовный треугольник Аида (Мария Баянкина) – Радамес (Савва Хастаев) – Амнерис (Елена Скалдина). Он, как всегда, в частном видит общее, в банальной любовной истории у него прочитывается трагедия цивилизаций, где-то там, за задником, зрители, особенно чуткие из них, ощущают зарево мирового пожара.
Мирового пожара, который терзал планету в прошлом веке и разгорается то там, то здесь и в веке новом. Кадры видеохроники напоминают о том, как расцветала и как обрушилась одна мощная империя – мы видим улыбающихся Адольфа Гитлера и Бенито Муссолини, принимающих парады. Сотни бойцов маршируют, бьют барабаны, развеваются знамена, а где-то там, вдалеке, «Ночь длинных ножей», убийство бывшего соратника фюрера Рема, горящий Рейхстаг…Но пока непризнанный художник и неплохой поэт-футурист переживают свой триумф, за который жизнями заплатят миллионы.
На фоне этого говорящего самого за себя видеоряда, возможно, принадлежащего гениальной пиарщице Лени Рифеншталь, идет сцена триумфа в «Аиде», и для нас все до прозрачности понятно. Триумф воли, бесчеловечной, лишенный толики гуманизма, привел к краху. И в этом месседже режиссера – предупреждение Планете, которая так одинока в огромном космосе, и ее благополучие такое ранимое.
«Любовь того вампирственного века»
Мир стоит на пороге глобальной катастрофы, все так хрупко, так призрачно, так смещены понятия. И любовь – это только недолгая остановка на пути в бездну. И об этом тоже идет речь в спектакле Алексея Степанюка. Аида – Мария Баянкина – соткана из противоречий, даже ее костюм, состоящий из цветов-антиподов красного и синего – это подчеркивает. Она смела и осторожна, она отважна, упряма и может быть женственно-слабой. Ее любовь к Радамесу – это еще и любовь к свободе, попытка вернуться к своему первоначальному «я». Баянкина, которая исключительно одарена и вокально, и драматически, фантастически точна в каждое мгновение спектакля.
Радамес – Савва Хастаев, это, скорее всего, герой волею обстоятельств, рожденный под счастливой звездой, которому почему-то изменила удача. Он скорее ведомый двумя сильными женщинами. И так бывает.
И вершина треугольника – Амнерис, женщина с внешностью загадочной, с нервной природой, напоминающая медиума. Пожалуй, в нынешней трактовке «Аиды» Степанюком Елена Скалдина с ее «астральным» тембром голоса стала идеальной исполнительницей этой партии.
Все трое – любящие, страдающие, верные и коварные, самоотверженные – только песчинки, которые вот-вот унесет звездный вихрь. Хор и оркестр (дирижер Леонид Корчмар) только дополняют картину грядущего космического хаоса, который трагически передает музыка Джузеппе Верди.
И космос с его лиловыми дождями, с падающими звездами настигает зрителей в финале, когда мы видим обреченных Аиду и Радамеса, заключенных в некое подобие магического треугольника. Они в белых одеждах, и движения таковы – словно они в невесомости.
Финальный дуэт так красив, и голоса словно вплетаются в мировой оркестр. Аида и Радамес уже где-то там, в иной реальности, в параллельной действительности, навсегда вместе.
А справа стоит красивая грустная женщина в шляпке-таблетке и платье, напоминающем довоенные модели Коко Шанель. Это Амнерис. Реальная, земная, грустная от того, что все понимает, а многие знания – это и многие печали. Ее бледное лицо, огромные глаза напоминают фаюмские портреты. Но она еще жива. Жива ли?
Цельность и простота постановки Алексея Степанюка в Театре оперы и балета Владикавказа, где банальные смыслы и даже штампы, которыми порой обрастают постановки этой оперы, вынесены за скобки, отсечены волей режиссера, эта простая ясность ценна и драгоценна. За ней – так называемое «лицо жизни», живое, естественное, которое убивают немотивированные переосложненные иные режиссерские концепции.
…Над этой «Аидой» словно блистает в лиловом сумраке осколок какой-то погибшей звезды, поющий нам о других мирах. О том, что не стоит смотреть в бездну. О любви, только она и может удержать нас на краю.
