Как Курентзис разде(ла)л Девятую симфонию Бетховена
После прошлогоднего оглушительного успеха моцартовского «Милосердии Тита» ажиотаж вокруг Бетховенского цикла в исполнении оркестра musicAeterna под управлением Теодора Курентзиса никого не удивил (билетов как не было, так и нет). Но, несмотря на пламенный скепсис бетховенофилов по поводу успеха этого предприятия («Бетховен — это вам не Моцарт»), я решил, что лучше один раз услышать, и пошёл. Услышав, я понял, что действительно — лучше один раз, но не более. Тем не менее, начну с хорошего.
Четвёртая (хоровая шиллеровская) часть симфонии прозвучала экстатично и чисто, с мягким вкрадчивым вступлением, мощным динамическим крещендо и сверхзвуковой экспрессией. Залогом фееричности этого оригинального прочтения стала яркая, сочная, экспрессивная работа зальцбургского Баховского хора и, конечно, идеальной выделки вокал ансамбля солистов — Янай Бруггер (переливающееся неземной красотой сопрано), Элизабет Кульман (бархатный альт), Себастьяна Кольхельппа (нежный перламутрово-матовый тенор) и Михаэля Наги (светлый красивый бас).
Собственно, уже за это можно было бы поблагодарить музыкантов, целый час отстоявших на ногах, но как назло Бетховен в нагрузку к оде «К радости» включил в свою Девятую симфонию ещё три части, и тут-то всё и началось. Вот буквально с самого начала.
Удивительно ватное вступление первой части я пропустил мимо ушей (ну с кем не бывает: интерпретация). Когда начали расслаиваться «дудки», я напрягся, но опять же значения не придал (ну мало ли — разок разошлись). Когда киксовать и «шепелявить» начали валторны, а валторны в Девятой — это святое, ибо их впервые здесь аж четыре штуки и ибо они тут «нашёптывают» метрономное эхо центральных партий почти всегда (а в третьей части - особенно настырно), я почувствовал, что дело пахнет керосином. Ведь хрюкать валторнам в Девятой симфонии никак нельзя, равно как нельзя и «дудеть» посреди паузы. Впрочем, вздуднули в третьей части (адажио) уже не валторны, а кларнеты.
Дальше по мелочи было всего понемногу, но на печальное изумление набралось с лихвой. И это я ещё не касаюсь «дерева» (впрочем, гобоистка была прекрасна) и не трогаю струнные: там было всё более или менее на месте, но не вместе. Пару раз у меня мелькнула мысль, что музыканты играют с листа, но я точно знаю про минимум две большие репетиции накануне концерта, поэтому следующая мысль, возникшая по следам этого исполнения, меня самого напугала: музыканты просто не понимают, что они играют. Но ведь в Моцарте всё было прекрасно?!
Дело в том, что если в Моцарте подобные «шалости», по всей видимости, простительны (это моё допущение — не буду утверждать), то в Бетховене это плосковатое, маловнятное и нечистое звучание приводит к полной потере звукового стиля. Иными словами, можно ли сыграть Девятую симфонию на гармошке? Ну а почему ж нельзя? Стоит ли это показывать за большие деньги в месте, где Венские филармоники, Берлинские филармоники, Кливленд всякий и вообще Западно-Восточный «сборный диван»? Ну показывают же, — значит, можно.
А если серьёзно анализировать, что же было в принципе не так в этой работе, кроме технических недочётов, то мне страшно резала слух ни с чем не спутываемая провинциальность звучания. То, что простительно в почти камерном по духу инструментальном стиле Моцарта, то недопустимо в громоподобном, пульсирующем и страстном мире Бетховена. К слову о громоподобности: литавры были на высоте, и вообще вся группа ударных произвела прекрасное впечатление, но, как я уже отметил выше, отсутствие межгруппового баланса, разрозненность музыкальной ткани не то чтобы убили музыку Бетховена, но закопали её живьём однозначно.
Теоретически неплохо, когда ты слышишь каждый инструмент в отдельности (Венские филармоники, например, «Лоэнгрина» так всю жизнь играют, и их не переубедишь); плохо то, что каждый этот инструмент не работает на общее zusammen (вместе), ведь именно в нерасчленимости звуковой ткани оркестра и есть смысл звучания оркестра — в этом самом «вместе», которого музыканты musicAeterna не показали. Скорее это исполнение (ещё раз оговорюсь, довольно яркое и беглое) напоминало патологоанатомическую гимнастику: перед нами предстала блистательная звуковая расчленёнка, в которой части трупа Девятой симфонии извивались, как ужаленные разрядами дефибриллятора.
Отчего это произошло?
Рискну предположить, что от желания соригинальничать (о, это волшебное слово «ин-тер-пре-та-ция»!): маэстро Курентзис приглушил струнные, «отвинтил» в отдельный блок медь, рассовал «по кулькам» деревянные духовые, заставил почти замолчать басы и дал зелёный свет «бубнам». Ну вот оно всё и рухнуло. Очень надеюсь, что остальные симфонии цикла прозвучат хотя бы пособраннее, но слушать это желания у меня уже нет.
Фестивальную публику легко обаять, но разочаровать её ещё легче. Вялый приём исполнения Девятой симфонии нашими музыкантами — знак не очень хороший. Если в России пляски на дирижерском подиуме могут убедить кого угодно, то в Зальцбурге одной экспрессивной жестикуляции маэстро явно недостаточно. Тем более что эта вдохновенная пантомима маэстро Курентзиса ни при каких обстоятельствах не способна была заслонить от восприятия невероятного количества ошибок, которые в исполнении таких полотен, как Девятая, в Зальцбурге не прощаются никому...
Фото – Алексей Майшев
