Филипп Штёльцль, поставивший в Мюнхене оперу Джордано «Андре Шенье», в сопровождающем интервью будто бы даже оправдывается за то, что не модернизировал сюжет. С его точки зрения, вне конкретной локализации в пространстве и во времени оперу, в центре которой стоит поэт, гильотинированный якобинцами, понять невозможно.
Спектакль открывается «Марсельезой». Её, глумясь, поёт зловещий клоун-Гуинплен («Щеголь», Кевин Коннерс) как персонификация насилия и Террора. На плечи он набросил окровавленный республиканский флаг.
Чтобы показать, как история поэта и любовная драма вплетены в Большую историю, на сцене построили своеобразные леса. В отдельных ячейках на разных уровнях одновременно происходят разные, но так или иначе связанные события.
Вначале аристократы в розах и бантах помещаются на верхнем ярусе, смотрят пастораль. Потом они перемещаются вниз в казематы.
Подобные масштабные сценические конструкции всё же имеют свои недостатки: во время смены декораций с грохотом провалился «пол» одного из ярусов. Поскольку на сцене всё время и так было много людей, рабочие сцены, обследовавшие провал, зрительно не слишком мешали любовной встрече Андре Шенье и Мадлены де Куаньи.
Можно было ожидать, что большое количество постоянно действующих в различных точках лиц неизбежно рассеивает внимание, и такой многоплановый спектакль сложно воспринимать. Но режиссёр сработал талантливо, ему удалось найти устойчивый баланс между масштабностью событий и камерностью их переживания. Свой ценный вклад в воссоздание мироощущения того времени внесла и художница по костюмам Анке Винклер.
Хотелось, чтобы и музыкально спектакль был на том же высоком уровне, но, к сожалению, не хватало энергии и совершенства.
Достоинство звука, производимого оркестром под управлением Марко Армильято – в его телесности, что гармонировало с общим натурализмом постановки, дающей ощущение иной, отличной от нашей материальности XVIII века. Постоянно чувствовался тот способ и то усилие, которым этот звук извлекался.
У Йонаса Кауфмана (Андре Шенье) уже около шести месяцев проблемы с голосом, и целесообразность подобных вокально ограниченных выступлений представляется сомнительной. В салоне графини де Куаньи (Хелена Зубанович) он ведёт себя неуклюже, показывая, что чужой в этих кругах, хотя бутылочка и примиряет его на время с графиней.
Джордж Питен (Жерар) решил, видимо, на фоне Кауфмана чрезмерного не выделяться в лучшую сторону. Его персонаж, этот раскаявшийся барон Скарпиа, мог бы быть значительно более выразительным. Берси (Рэйчел Уилсон), служанка Мадлены, не без удовольствия обретается после революции в борделе.
Спектакль в целом держался на Ане Хартерос (Мадлена), утонченно-трогательной, эмоционально открытой, естественной и очень красивой.
Уже не первый раз я смотрю спектакль, где кого-то казнят на гильотине. И каждый раз вне зависимости от того, показывают ли эту казнь предельно реалистически, как это было в «Андре Шенье», или метафорически, как в гамбургской постановке оперы Пуленка «Диалоги кармелиток», – это небольшое потрясение. Можно представить, что публичная казнь в своё время была представлением, с которым по силе воздействия на зрителей мало что могло соперничать.
Премьера — 12 марта 2017 года
Рецензируемый спектакль — 5 декабря 2017
Фото: Wilfried Hösl. Фотографии предоставлены Баварской оперой
