Балет «Русалочка» — прекрасен и ужасен как любовь. Он создавался Джоном Ноймайером в сотрудничестве с композитором Лерой Авербах в 2005 году по заказу Королевского датского балета к двухсотлетнему юбилею Ганса Христиана Андерсена. 18 июня я посетила семидесятое представление со дня гамбургской премьеры, состоявшейся десять лет назад.
Балет может служить отличной иллюстрацией к «Психологической топологии пути» грузинского философа Мераба Мамардашвили. Русалочка героически пошла на риск, вложила себя и проиграла, но получила в награду бессмертную душу.
Одним из персонажей является сам датский сказочник или Поэт (Ллойд Риггинс). Создавая образ Русалочки, он осмысляет и преодолевает свои безответные чувства к Эдварду Коллину. Андресен постоянно взаимодействует со своей героиней, ожившей силой его любви («в действительности автором произведения вовсе не является тот человек, которого мы наблюдаем со стороны в качестве биографического субъекта, – автором произведения является некое "я", которое само впервые становится посредством этого произведения»).
Русалочка и её создатель преображаются и поднимаются к звёздам вместе.
Миниатюрная Сильвия Аццони с пугающим мастерством изображает подводную инопланетянку, принцессу из древнего затонувшего восточного царства. Её юркие «рыбьи» движения вызывают восхищение, смешанное со страхом. Этот образ – шедевр чистого искусства.
Ноймайер открыто показывает на сцене, как человека разрывает от боли, как страдание достигает порога невыносимости. Он заключает Русалочку в белую абстрактную комнату, показывая, как существо из водной стихии задыхается на земле. Ей тесно, но она не может вырваться. Здесь сразу же вспоминаются стихи Еврипида в переводе Бродского: «Всем чужая,/я бы заголосила,/ограбленной подражая./Но замкнуто сердце друга / фразой витиеватой./Не сравнится округа/ ширью с твоей утратой:/ кроме тебя, покуда/ нет для неё сосуда».
В сопроводительном интервью Джон Ноймайер замечает, что при встрече с историями о неразделённой любви наши симпатии невольно сходятся на любящем безнадёжно. Хотя, второй человек вроде бы и ни в чём не виноват. Но и Принц (Александр Рябко) не вызывает особенного расположения. Помешанный на гольфе, он не может понять, почему Русалочка не веселится, когда так весело.
Генриетта (Каролина Агуэро) – идеальная глянцевая принцесса вроде Кейт Миддлтон – кружится в розовом платье с розовой лентой в волосах. Она единственная подошла к принцу, оставленному другими ученицами и монахинями в беде, но отдала подаренную Русалочкой раковину гостям как ненужный свадебный подарок.
Ещё больше с Русалочкой, её глубокой и интенсивной, как море внутренней жизнью контрастируют подружки невесты в розовых нарядах a la Джеки Кеннеди, полностью лишенные выраженной индивидуальности.
Сцены на морском берегу оформлены в стиле сюрреалистических картин бельгийского художника Рене Магритта,
нарисовавшего русалку с рыбьей головой, выброшенную на желтый песок.
На этом берегу пляшут матросы, и в это время в музыке всплывает мотив одесской песенки «Цыпленок жареный». Так Лера Авербах подчёркивает грубость мира, в который поднимается из морских глубин Русалочка. Но Русалочка, надевая костюм юнги, примыкает скорее к матросам, чем к высокомерным дамам и господам на борту корабля.
В оркестре используется электронный музыкальный инструмент терменвокс (Лидия Кавина), созданный Львом Терменом в 1919 году. С его помощью Лера Авербах напоминает о том, что «ни у кого и нигде, ни в море, ни на земле» не было такого чудесного голоса, как у андерсоновской Русалочки.
За дирижёрским пультом стоял Саймон Хьюит. Сильвия Аццони колебалась на плоских волнах синего звука, и подводный мир представлялся несравнимо более привлекательным, чем земной.
Русалочка не могла вырваться из белой комнаты физически, но смогла духовно выйти в другое измерение. Андерсен был в силах создать художественное произведение. Принц и его жена всё равно всегда будут счастливее, чем они. Но: «Есть между жизнью и большой работой/старинная какая-то вражда».
Foto: © Kiran West