Неаполитанские арии в Большом зале Московской консерватории
Среди весьма пестрого и довольно большого соцветия зарубежных контратеноров, успевших выступить в нашей стране с начала нынешнего XXI века, австриец Макс Эмануэль Ценчич, вне всякого сомнения, относится к категории маститых и значимых. Автору этих строк впервые удалось услышать его в конце 2013 года в Московском международном Доме музыке: это было выступление с Камерным оркестром «Виртуозы Москвы», за дирижерским пультом которого находился маэстро Спиваков. В программе вечера тогда звучали барочные арии, подавляющее большинство которых предстало для нас абсолютно неведомыми ранее раритетами. После этого на сцене Концертного зала имени Чайковского в Москве певец исполнял главные партии в операх «Александр» Генделя (2014) и «Сирой» Хассе (2015).
В нынешнем году новая встреча с певцом в Большом зале Московской консерватории состоялась в рамках III Международного фестиваля вокальной музыки «Опера априори». Представленная программа «Неаполитанские арии» явилась частью мирового турне исполнителя в поддержку его нового сольного альбома. Именно эта раритетнейшая программа, а вовсе даже не громкое имя певца, на сей раз привела в число слушателей и вашего покорного слугу.
Это был один из тех вечеров, посетить который любому уважающему себя меломану было просто необходимо!
Но не следует думать, что такая позиция критика говорит о потере интереса к исполнителю. Дело в том, что сегодня звучание контратенора как таковое воспринимается само собой разумеющимся, а еще не так давно эти голоса были для нас весьма экзотическими, и первые открытия их, возможно, были самыми сильными, самыми необычными и самыми запоминающимися.
Сегодня сольный концерт контратенора – это такое же привычное для нас событие, как и концерт любого другого певца, поэтому то, что так захватывало на первых порах безотчетно и безраздельно, сегодня уже взвешивается на более точных, придирчиво настроенных весах. Даже в отношении одного и того же певца, которого довелось услышать несколько раз, первое впечатление может оказаться наиболее ярким, а все последующие желаемого эффекта могут и не достичь. Что касается Макса Эмануэля Ценчича, то московское впечатление 2013 года мощно затмило все последующие, а из двух названных концертных исполнений опер наиболее впечатлил «Александр». В «Сирое», хотя для Москвы проект стал уникальным и «обязательным» для посещения меломанами, просто уже сработал эффект статистической инерции накопленных впечатлений.
Дом музыки, Концертный зал имени Чайковского и Большой зал консерватории – это три акустически разные площадки, и казалось, что именно в последнем певцу должно быть наиболее комфортно. Но на сей раз его голос звучал менее ярко, несколько глуховато, недобирая той своей индивидуальной тембральной наполненности, которую певец демонстрировал в прошлые приезды. Вряд ли это связано с самим залом, хотя, естественно,
все контратеноры — голоса небольшие по объему, и голос нашего героя — не исключение.
Похоже, всё дело в самом репертуаре – необычайно сложном в техническом отношении, требующем фантастической голосовой подвижности, головокружительных регистровых «переключений», свободного парения высокой тесситуре, высочайшего уровня кантилены. А со всем этим дела у певца обстояли пусть и вполне достойно, но далеко не безупречно.
Но как бы то ни было, спетые на бис арии из опер Хассе (1699–1783) – «Si, di ferri mi cingete» из «Ирены» (1738) и «Vo disperato a morte» из «Тита Веспасиана» (1735) – прозвучали намного более эффектно, сразу воззвав к тому Ценчичу, которого мы когда-то впервые открыли в Москве. Неаполитанский же – основной – блок на сей раз включил в себя арии таких мастеров старой школы, как Алессандро Скарлатти (1660–1725), Никола Порпора (1686–1768), Леонардо Винчи (ок. 1690–1730) и Леонардо Лео (1694–1744).
В них певец явно излишне осторожничал, намеренно сдерживая свои чувственные порывы и эмоции:
его пение было не свободно-мощным полетом орла над пропастью, а щебетанием грациозных пташечек на зеленых кустиках. В этом было, конечно, свое определенное очарование, но и была какая-то незаконченность, недопетость, недоговоренность…
Из всей подборки исполненных на концерте арий наибольшее впечатление произвели, «ламентообразные» пьесы в медленных темпах. Самоуглубленность певца делала их отчасти более философичными, привнося в чистую музыку неаполитанского барокко теперь уже заведомо кристальную прозрачность, но в быстрых пассажах, увы, ощущалась стертость, сработанность вокального посыла, а верхние ноты звучали у певца предательски резко, выпадая из контекста. На контрасте с этим арии Хассе, ученика и последователя Порпоры и Скарлатти, собственно, и прозвучали заметно эффектнее, в целом, за счет более яркой и наполненной эмиссии: именно финал вечера и запомнился больше всего.
На презентовавшемся в рамках этого концерта диске записаны одиннадцать оперных арий:
четыре – Скарлатти, две – Порпоры, одна – Винчи, три – Лео, и одна – Перголези, который не прозвучал вообще. Из других треков, вживую на концерте в Москве мы также услышали не все. Из четырех арий Скарлатти прозвучала только одна – «Tutto appoggio il mio disegno» из «Камбиза» (1719). Порпора с диска был представлен весь – ариями «Quel vasto, quel fiero» из «Полифема» (1735) и «Qual turbine che scende» (1732) из «Германика в Германии». Но помимо этого мы услышали еще две его пьесы – «Torbido intorno al core» из «Мериды и Селинунта» (1726) и «Agitata è l’alma mia» из «Покинутой Дидоны» (1725). Одной-единственной пьесой Винчи, записанной на диске, стала прозвучавшая ария «In questa mia tempesta» из «Гераклеи» (1724), но в живом звучании к ней добавилась и другая ария композитора – «Che sia la gelosia» из «Катона в Утике» (1728). Из трех арий Лео в программу концерта вошла лишь одна – «No, non vedrete mai» из «Сифака» (1737).
Итак, восемь заявленных арий и две на бис составили десять опусов, исполнение каждого из которых неминуемо вызывало не иначе как взрыв оваций в зрительном зале. И хотя такой энтузиазм был вполне понятен и удивлений, в принципе, не вызывал, соединиться в едином порыве с залом рецензент смог лишь только на бисах.
Диск «Неаполитанские арии» Макс Эмануэль Ценчич записал с интернациональным камерным оркестром «Il Pomo d’Oro», за дирижерский пульт которого встал молодой отечественный музыкант Максим Емельянычев. В России знаменитый контратенор пел с тем же самым маэстро в сопровождении одного из лучших наших камерных коллективов – Московского камерного оркестра «Musica Viva» (художественный руководитель и главный дирижер – Александр Рудин).
Впечатления от концерта в столице однозначно убедили в том, что российская альтернатива оркестрового аккомпанемента оказалась абсолютно адекватной.
В качестве оркестровых номеров изумительно благородно и чувственно прозвучали Симфония до минор Доменико Скарлатти, Адажио и фуга соль минор Хассе, а также Королевская увертюра ре мажор Порпоры – роскошная программа, опусы которой в наших концертных залах услышишь далеко не часто! Но главной инструментальной изюминкой вечера стала российская премьера Концерта для клавесина с оркестром ре мажор Доменико Аулетты (1723–1753), еще одного неаполитанца. Партию клавесина упоительно нежно, изысканно трепетно провел Максим Емельянычев. В этот вечер роль maestro di cembalo дирижер брал на себя и тогда, когда этого требовало исполнение того или иного опуса.
Для отечественных меломанов знакомство с раритетами неаполитанского оперного барокко стало бесценным подарком.
Но слушая прихотливую, самоповторяющуюся музыку, заключенную в канонические рамки традиций музыкальной эстетики далекой от нас эпохи, мы, абсолютно не зная сюжеты опер, из которых звучали арии, не зная ни имен персонажей, которым эти арии поручены, ни их оригинальной голосовой принадлежности, воспринимали исполнение как чистую музыку, как вокальную феерию высоких сфер, от музыкальной драматургии фактически оторванную. Однако даже при таком объективном раскладе встреча с неаполитанским барокко всё равно оказалась интереснейшей!
Фото: Ира Полярная / Опера Априори
