Интервью с участником дуэта «Igudesman & Joo»
18 октября в Чикагском симфоническом центре состоится совместный концерт дуэта “Igudesman & Joo” и Чикагского симфонического оркестра. Это будет двойной дебют музыкантов: Алексей Игудесман и Ричард Хьюнг-ки Джу впервые выступят в Чикаго и впервые сыграют с прославленным чикагским оркестром.
Краткая биографическая справка. Скрипач и композитор Алексей Игудесман родился в Ленинграде. Выпускник Школы Иегуди Менухина в Лондоне. Учился у Бориса Кушнира в Венской консерватории. В составе дуэта “Igudesman & Joo” гастролирует с концертами по всему миру. Автор трех сонат для скрипки, около пятидесяти дуэтов для скрипки и фортепиано, а также других произведений (публикация — Universal Edition). Участник проекта “Скрипачи мира”. Живет в Вене.
Пианист и композитор Ричард Хьюнг-ки Джу родился в Норидже (Великобритания). Выпускник Школы Иегуди Менухина в Лондоне и Школы музыки Манхэттена (класс Нины Светлановой). В составе дуэта “Igudesman & Joo” и фортепианного трио “Dimensions” гастролирует с концертами по всему миру. Автор аранжировки фортепианных пьес Билли Джоэла для альбома “Фантазии и галлюцинации” и других произведений. Живет в Вене.
Дуэт “Igudesman & Joo” – уникальное явление в современной музыке. Талантливые музыканты Алексей Игудесман и Ричард Хьюнг-ки Джу объединились в дуэте для того, чтобы показать, что музыка может быть яркой, смешной, забавной, остроумной – какой угодно, но никак не скучной. Произведения Баха и Моцарта они исполняют так, как будто это сегодняшние эстрадные шлягеры. Аранжировки дуэта “Igudesman & Joo” искрятся юмором, и каждый их номер превращается в незабываемый спектакль. Знаменитым дуэт Игудесмана-Джу сделал интернет. Их миниатюры на YouTube бьют все рекорды популярности. Миллион, полтора, два миллиона – заоблачные цифры зрителей продолжают расти...
Как назвать выступления этого дуэта? Концертом, набором скетчей, клоунадой, спектаклем, шоу? С этого вопроса началась моя беседа с Алексеем Игудесманом.
— Мне кажется, мы взяли от каждого жанра понемножку. Это и концерт, и шоу, и спектакль. Серьезными концерты классической музыки стали недавно. Раньше так не было. В XIX веке концерты проходили в гораздо более открытом формате. Ференц Лист, например, считал совершенно нормальным явлением спуститься в зал и побеседовать с публикой, а на премьере одного из концертов Бетховена скрипачи играли, держа инструменты на вытянутой руке... Так что мы играем в стиле ретро. (Смеется.)
— В Чикаго вы представляете спектакль “Большая кошмарная музыка”. Почти все фрагменты из этого спектакля можно посмотреть в интернете. Вы их повторяете, или будут какие-то новые номера?
— Мы никогда не повторяем программу полностью. Вот и сейчас готовим специальное выступление для Чикаго. Все номера — либо наши аранжировки, либо наши композиции. Есть известные. Среди них – русская версия песни “I will survive...”. Но при этом будет пьеса, которую мы исполним впервые. Премьера состоится 18 октября!
— Какова роль Чикагского симфонического оркестра в этом представлении?
— Для нас важно не формальное участие оркестра в концерте где-то сзади. Чикагский оркестр будет петь, танцевать, он станет полноправным участником спектакля. Нам очень интересно встретиться с этим феноменальным оркестром.
Алексей Игудесман родился в музыкальной семье. Отец — скрипач Квартета имени Н. Римского-Корсакова и концертмейстер оперного театра, мать — пианистка и музыкальный педагог. Когда мальчику было шесть лет, семья эмигрировала в Германию. Поступив в Школу Иегуди Менухина, Алексей пошел по стандартному пути будущего исполнителя классической музыки, но вскоре свернул на другую дорогу.
— Мы с моим коллегой Ричардом учились вместе в Школе Иегуди Менухина. В этой же школе учился, кстати, Найджел Кеннеди – еще один l’enfante terrible классической музыки. Менухин был очень открытый человек и музыкант, и мы слушали разную музыку – не только классическую. Ведь нет разницы между серьезной и популярной музыкой. Есть музыка хорошая и плохая, все определяется талантом композитора и исполнителя. Мы слушали “Queen”, “Pink Floyd”, индийскую музыку Рави Шанкара... В школе мы начали импровизировать, смешивая разные жанры и виды музыки. Одну пьесу, которую мы сейчас играем, я написал в четырнадцать лет. Она уже была с юмористическим оттенком. Для нас всегда был интересен театр. В школе я увлекся пьесами Чехова, Бернарда Шоу. Очень важным автором был для меня Оскар Уайльд. Мы смотрели миниатюры комиков, например, номера английской комик-группы “Монти Пайтон”. Все это вместе наложило отпечаток на наше творчество.
— Как сложился ваш дуэт с Ричардом Хьюнг-ки Джу?
— С самого начала мы невзлюбили друг друга. В школе мы дрались, а потом выяснилось, что у нас много общего. Мы оба очень любим классическую музыку, но не понимаем, почему атмосфера на классических концертах часто бывает, как на кладбище. У классиков ведь музыка совсем не скучная! Мы стали задумываться о том, как можно исполнять те или иные произведения, и начали вместе работать в этом направлении. С самого начала для меня была интересна музыка разных жанров, стилей, стран. Я месяц жил в Индии и учил индийскую классическую музыку, ездил в Ирландию. Из каждой страны я увозил музыкальные впечатления. Вся классическая музыка – это смешение стилей. У классических композиторов можно часто встретить заимствования народной музыки: у Чайковского - много русских народных мелодий, у Малера и Шостаковича – еврейских, у Густава Холста – ирландских, у Бартока — венгерских. Нечто подобное есть в клезмерской музыке, ведущей свое начало от еврейских, молдавских и восточно-европейских народных мелодий... В английском языке есть такое слово - “crossover”. Оно наилучшим образом отражает наше понимание музыки.
— Для серьезных музыкантов юмор всегда был добавлением к “основному блюду”. Можно подурачиться и пошутить “на бис”, но только после серьезного концерта. А вы совершили революцию в музыке. Шутить и дурачиться вы начинаете сразу. Как вам это удается?
— Невозможно сказать, что в классической музыке есть много смешного. Мы стараемся найти и выделить как раз несерьезные моменты, хотим показать, что музыка разнообразна, что в музыке есть все, в том числе — юмор. Опять приведу в пример пьесу “I will survive”, которую мы играем немного в русском стиле. В этой пьесе вы найдете параллели с произведениями Баха, Рахманинова, Чайковского. Все виды музыки имеют право на существование. “I will survive” для нас – “Music will survive”.
— Вам не кажется, что, развлекая публику, вы тем самым упрощаете музыку. Есть целый ряд серьезных, философских, трагических произведений. Например, как можно с юмором сыграть “Реквием” Моцарта?
— На наших концертах мы играем несколько серьезных пьес. Совсем недавно я исполнял программу из произведений Шуберта и Шостаковича. Облекая наши этюды в шуточную форму, мы стараемся сказать о вещах вполне серьезных, и публика получает удовольствие от того, что мы делаем.
— Вы не боитесь, что после ваших концертов зрители не придут на обычный концерт, потому что испугаются, что им станет скучно?
— Наоборот. После популярного скетча “Rachmaninoff had big hands” нам писали многие зрители, что заинтересовались другими произведениями Рахманинова. Мне кажется, что когда человек смеется, у него “открываются уши” и потом он слушает музыку с еще большим интересом. Нам писали родители, чьи дети не хотели заниматься музыкой, что после наших концертов они стали проявлять интерес к занятиям. Для нас это самый большой комплимент.
— Кто ставит ваши номера?
— Иногда мы приглашаем театральных режиссеров, но, вообще, мы все делаем сами. Записываем наши импровизации, просматриваем их, обсуждаем, что-то меняем, что-то добавляем. Мы все время в поиске.
— Как вы придумываете свои миниатюры? Вот, например, с чего начался номер “I will survive”?
— Все началось с того, что Ричард обнаружил, насколько эта песня похожа на одну рахманиновскую тему. Мы посмеялись и подумали, что из этого могла бы получиться русская народная мелодия... Процесс создания произведения мы называем игрой в пинг-понг. Идеи переходят от Ричарда ко мне, обратно к нему, один начинает фразу, другой ее заканчивает... Так мы работаем, так сочиняем.
— Есть композиторы, чьи произведения вы НЕ исполняете? Эдакие “запретные коровы”, которых вы не хотите трогать?
— Таких имен нет. Чем лучше композитор, тем больше хочется его исполнять и адаптировать его музыку. Моцарта, Баха, Бетховена невозможно испортить.
— Интересно, как бы они отнеслись к вашим выступлениям? Что бы сказали Бах, Моцарт, Бетховен, увидев вас на сцене?
— Я думаю, им бы понравилось, и они бы посмеялись вместе со всеми. У них было все нормально с чувством юмора. Композиторы любят пошутить. В музыке есть много интеллектуальных шуток, которые многие люди просто не понимают. А композиторы ведь сразу поймут цитаты, заимствования, контекст... Вместе со струнным трио мы сделали диск с музыкой Эннио Морриконе. Он так полюбил наши аранжировки, что однажды на концерте встал и сказал, что для него это такая же честь, как для Диабелли, на основе вальса которого Бетховен написал свои знаменитые вариации. Композитор всегда доволен обработкой своей музыки, когда эта обработка сделана хорошо. Это только показывает разные возможности, заложенные в музыке.
— Как ваши родители относятся к вашему творчеству?
— Папа, к сожалению, уже умер, а мама с удовольствием приходит на наши концерты.
— А коллеги-музыканты?
— Для нас всегда интересно получить отзыв коллег. Однажды к нам обратился Гидон Кремер и предложил поработать вместе. Мы пару лет работали с ним. На новом диске у нас будет совместный номер со скрипачом Джошуа Беллом. Мы сделали целую совместную программу с пианистом Эмануэлем Аксом, со скрипачкой Викторией Мулловой. Эти люди только выглядят серьезными. Они замечательные, остроумные, смешливые... Многие прекрасные музыканты просили нас поработать с ними! В серьезном мире классической музыки солисты рады открыться с неожиданной стороны, пошутить, посмеяться, похулиганить...
— Неужели вы не слышали фраз типа: “Мы занимаемся серьезным искусством, а Игудесман развлекает публику..?”
— Мы лично с таким отношением никогда не сталкивались. Мы играли с самыми “консервативными” оркестрами. Чикагский симфонический тоже считается консервативным. Если бы у них было такое отношение, наверно, они бы нас не пригласили. В конце этого года мы играем концерт с оркестром Нью-Йоркской филармонии. Я думаю, люди понимают, что мы делаем это качественно и с любовью к музыке.
— Если бы вам предложили сыграть, например, Скрипичный концерт Чайковского с Чикагским оркестром, вы бы согласились?
— Согласился бы, если бы смог в той же программе исполнить одну из моих “сумасшедших пьес”. Для меня всегда интересно раздвинуть традиционные рамки концерта. Не хочется просто выйти, сыграть, раскланяться и уйти. Даже когда я играл Шостаковича и Шуберта, я разговаривал с публикой, пытался найти контакт со зрителем, узнать, что он чувствует.
В 2012 году Алексей Игудесман дебютировал в “большом” кино. В качестве режиссера-постановщика он поставил фильм “Носляндия” (‘Noseland”). В основе картины – остроумный рассказ о музыкальном фестивале в Дубровнике, руководителем которого является друг Алексея, замечательный скрипач Юлиан Рахлин. В картине принимают участие актеры Джон Малкович и Роджер Мур, всемирно известные музыканты, педагоги, композиторы. Среди них — Миша Майский, Борис Кушнир, Гия Канчели. Фильм получил призы на четырнадцати кинофестивалях, в том числе премию “Most Entertaining Documentary” на Международном кинофестивале документального кино в Майами в 2012 году. Премьера картины в Вене состоится 17 октября.
— Перед какой публикой вам легче всего выступать?
— Одна из самых простых и приятных публик в Америке. Наверно, потому что в Америке есть все народы. Америка – это весь мир. Каждая культура добавляет свою краску в общую музыкальную палитру концерта.
— Как русская публика относится к вашим выступлениям?
— Очень хорошо, хотя русская публика более консервативна. Мы в России много играли и еще будем играть. Мы делаем новую программу для Москвы и Питера. Я там был последний раз в декабре 2012 года, дирижировал концертом из моих произведений. Я очень люблю выступать на Родине!
— А как вас принимают в Вене? В моем представлении венская публика в музыкальном плане очень образованна, но она кажется такой чопорной, серьезной...
— Венцы очень открыты для новой музыки. В этом городе родились Шёнберг, Берг, Веберн. Сколько разных премьер прошло здесь! И самый большой фестиваль современной музыки “Wien Modern” проходит в Вене.
— С чем связано ваше желание обосноваться в этом городе?
— Это случилось после окончания Венской консерватории. Я полюбил этот город. Вена такая маленькая, уютная... Я живу в самом центре. От Musikverein – пять минут пешком, от Оперы – две минуты. Когда с гастролями приезжают Фима Бронфман, Эса-Пекка Салонен, они заходят ко мне после концерта. В большом городе это было бы невозможно. На соседней улице живет мой старший друг, скрипач Юлий Рахлин. Недалеко от меня — Вадик Репин.
— И Анна Нетребко где-то в ваших краях обитает...
— Да, совсем недалеко. С ней я никогда не встречался. Я дружу с Эрвином Шроттом.
— Вы выступаете с концертами по всему миру, но известность принес вам интернет. Вы по-прежнему собираетесь выкладывать новые миниатюры на YouTube?
— Обязательно. Для нас большое значение имела огромная популярность наших миниатюр. В будущем будем делать новые клипы. Но лучше всего увидеть наши номера на концерте!
Автор фото — Джулия Уэсли
