Под таким названием прошел в Брюгге концерт голландского виолончелиста Питера Уиспелвея. Вернулся он или нет, после полугодового перерыва, прошедшего с его выступления в Бовэ на фестивале виолончелистов, но в любом случае мне довелось послушать его ещё раз.
Каждый раз игра Уиспелвея... Написав начало стандартной фразы, не хочется катить её дальше и завершать стандартным глаголом на выбор: восхищает, покоряет, завораживает. Как объяснить это словами?
Уиспелвей — шаман виолончели,
и сколько бы раз ни доводилось мне его слушать, он оборачивает музыку неожиданной стороной, словно ищет и находит для неё новое измерение.
Исполняемый им ре-минорный концерт Сен-Санса для виолончели (ор.119), вероятно, был сенсацией и дерзким новаторством композитора в своё время. Отказавшись от формальной трехчастности, Сен-Санс написал концерт в двух частях, при этом кантиленную середину превратил в широкое и развернутое отступление прямо в первой части. Звуча как полновесный, развернутый по всем правилам формы опус продолжает оставаться фактически двухчастным — эта находка, наверное, принесла немало радости автору.
После петушиного задора оркестрового вступления тему подхватывает виолончель
и облагораживает мотив уже тем, что даёт услышать ту же музыку «с другого конца». Это теперь не просто боевое вступление, это удивительное кредо, провозглашаемоe голосом, настроенным на победу и уверенным в ней. При всё тех же интонациях вызова, в музыке не слышны кличи и лозунги, и вплоть до кантилены разворачивается яркая картина вспышек обертонов и вулканов звука.
И вдруг... и вдруг лирическая развернутая связка, она же замаскированная вторая часть, звучит фальцетом, наигрышем, пробой пера, примеркой звука к воздуху. Словно лирический герой произведения берёт передышку и даёт волю элегическим сомнениям. Воочию можно увидеть и услышать, как
воздух, окутывающий виолончель и солиста, приобретает прозрачные, обтекаемые формы,
волнами исходя от источника звука, рисуя причудливые образы, как фата-моргана.
И только Allegro non troppo финала возвращает всех, кто был вовлечен в этот парящий полет, к действительности. Уверенность мечтателя, нашедшего свой путь на земле, неоспорима.
Завороженная виолончелью музыканта (а это богатейший, феерический по звуку инструмент работы Гуаданини 1760 года), я не могу не отметить странную формальность аккомпанемента, исходящую от дирижера Сейкио Кима, управляющего Симфоническим оркестром Фландрии.
Текст оркестра и декламация солиста говорят о разном!
И сомкнуться не могут, хотя первые доли и соблюдение динамических оттенков совпадает.
Это не первая концертная программа Кима, которую я слушаю, и мои претензии к нему возрастают. Он словно не загорается ничем и присутствует в программе «по касательной», при этом хладнокровно и педантично читая партитуру. Бельгийская публика очень доброжелательна и заранее щедро выдает аванс аплодисментов японско-американскому маэстро при его появлении на сцене. Рукоплескания же после концерта целиком относятся к солисту. Миры и созвездия, существовавшие в атмосфере зала, пока звучала музыка, открыты и подарены им одним.
