Транскрипции Листа в исполнении Михаила Петухова
12 октября 2012 года в Малом зале Московской консерватории прошёл клавирабенд замечательного отечественного пианиста Михаила Петухова, целиком состоявший из транскрипций Ференца Листа, 200-летие которого музыканты всего мира отмечали в прошлом году и продолжают отмечать в этом.
Грандиозная дата! С трудом укладывается в голове, что великому романтику исполнилось 200 лет! На протяжении ХХ века в исследовательской литературе утвердилось клише «великие романтики XIX века», а при необходимости уточнить эпоху использовали слова «в прошлом веке». И вот на рубеже XX-XXI веков это клише устарело:
романтики XIX века оказались уже не в прошлом, а в позапрошлом веке, в глазах читателей и слушателей как бы «постарев» сразу на целое столетие.
Любопытный и очень сильный психологический эффект! 200-летие Листа широко отмечали также отечественные пианисты, многие из которых представили большие программы, целиком посвящённые его творчеству. Это вполне объяснимо с учётом того громадного значения, которое приобрели в учебном процессе всех русских консерваторий произведения Листа как одного из основоположников виртуозного фортепианного репертуара, кумира пианистов-профессионалов всех времён.
Не обошёл своим вниманием эту культовую фигуру и Михаил Петухов, хотя сразу нужно отметить, что творчество Листа, представленное как оригинальными фортепианными произведениями, так и транскрипциями, никогда не было для него путеводной звездой. Как известно, магистральное направление деятельности Михаила Степановича связано с совсем другими репертуарными сферами: ещё 40 лет назад он завоевал одну из первых премий на баховском конкурсе в Лейпциге, а чуть позже он стал лауреатом конкурса в Брюсселе. Тогда же в ранней юности он участвовал в реализации цикла клавирных концертов И. С. Баха, организованного по инициативе его консерваторской наставницы Т. П. Николаевой: замечательными музыкантами — самой Татьяной Петровной и её учениками — были сыграны все баховские концерты для одного, 2-х, 3-х и 4-х клавиров с оркестром. Кроме того, в репертуаре пианиста имеются 24 прелюдии и фуги Шостаковича, произведения Моцарта, Бетховена, Равеля, Бартока, Прокофьева. Казалось бы, творчеству Листа, да и творчеству романтиков вообще, в этой внушительной панораме места не находится, а всё-таки пианист обратился и к этой репертуарной сфере, причём, весьма успешно!
12 октября в первом отделении прозвучали Шесть песен Шуберта-Листа, Lacrimosa из Реквиема Моцарта-Листа, Полонез из «Евгения Онегина» Чайковского-Листа; во втором — Фантазия на темы оперы «Риенци» Вагнера-Листа, «Венецианская регата», Тарантелла и увертюра к опере «Вильгельм Телль» Россини-Листа. На бис был повторён завершающий раздел россиниевской увертюры.
Песни Шуберта-Листа были поданы Петуховым столь деликатно, что в них ощущался прежде всего Шуберт, а не Лист,
что, впрочем, вряд ли могло бы вызвать возражения самого автора транскрипций, а даже наоборот — я уверен, что Лист был бы счастлив узнать, что пианисты преподносят его шубертовские обработки именно в таком стиле. Рояль под руками пианиста звучал ласково, безударно, при этом музыка Шуберта ничуть не потеряла своей свежести и напевности.
Не менее напевно звучал и знаменитый скорбный номер из Реквиема Моцарта с его ламентозными интонациями, но в этом произведении Михаил Петухов продемонстрировал уже другие свои профессиональные качества: он прекрасно осознал и сумел замечательно воплотить в звучании ту особенность листовского стиля, которая применительно к листовским клавирным обработкам симфонических произведений именовалась «фортепианной оркестровкой». Рояль звучал очень насыщенно в тембровом отношении, педаль была щедрой, но одновременно с этим в звучащей массе прослушивались все фактурные слои и подголоски. Полонез Чайковского-Листа был подан не менее убедительно, а листовская бравурность под руками пианиста очень естественно расширяла исходный замысел Чайковского, дополняя его импозантными пианистическими мелочами.
Зато «Риенци» Вагнера-Листа был подан самым крупным планом, который только имелся в распоряжении Петухова и который очень идёт этой масштабной пьесе!
Рояль извергал благородную мощь, наполняя зал оркестровоподобным звучанием, которое воспринималось не только ушами, но и напрямую всем телом слушателя.
Судя по всему, это тот самый физический эффект, на который рассчитывал Лист — великий знаток возможностей фортепиано, пророк нового пианизма.
Завершили программу две эффектные мелочи Россини в обработке Листа, а также его масштабное полотно — знаменитая увертюра к «Вильгельму Теллю». «Венецианская регата» порадовала игрой регистрами и обилием изысканных импрессионистских звучностей, что было весьма уместно в связи с программным замыслом и фактурным нарядом этой сверкающей пьесы, а незабвенная Тарантелла, конечно, заставила слушателей обмениваться взглядами и улыбаться. Увертюра же, завершившая программу, является давнишним и, вероятно, излюбленным исполнительским «коньком» Михаила Петухова: я вспоминаю, что неоднократно слышал в его исполнении эту вещь ещё в 80-х годах прошлого века. С тех пор она ничуть не потускнела и не потеряла своего обаяния в подаче нашего замечательного пианиста, который не только по своему обыкновению успешно преодолел все виртуозные нагромождения этой масштабной и драматургически сложной вещи, которые явились следствием желания Листа максимально точно воссоздать детали россиниевской партитуры, но и сумел осуществить это с блеском и наполнить подлинной художественностью.
Буйство стихий было явлено просто великолепно и почти зримо,
а эффектный ритмический рисунок завершающего раздела (повторённого также пианистом на бис), который давно уже сделался мировым хитом и внятен самой широкой, причём, отнюдь не только музыкальной, аудитории, был подан пианистом с таким энтузиазмом и так задорно и упруго, что это вызвало бурю восторга и нескончаемые аплодисменты публики, не желавшей отпускать пианиста без бисов.
А вот с бисами, насколько я понял, была некоторая проблема! Как я уже говорил выше, репертуарная сфера Михаила Петухова всё же совершенно другая, и Лист в ней отнюдь не частый гость! Судя по всему, представленными в клавирабенде транкрипциями листовский репертуар Петухова (по крайней мере, транскрипционный) как раз и исчерпывается. Только в четвёртый или пятый раз выйдя на поклоны и уступив настойчивости аудитории, пианист снова сел за рояль и повторил последний раздел Увертюры Россини-Листа.
Если подытожить впечатления от этого клавирабенда, то можно с уверенностью заявить, что Михаил Петухов, несмотря на всю особость его исполнительского стиля и репертуарных пристрастий, плоть от плоти русской исполнительской школы, и описываемый концерт это очень убедительно подтвердил. Конечно, в данном случае Михаил Степанович выступил не совсем в своём амплуа, но я уверен, что
лишь единицы из нынешних московских пианистов сумеют подняться до такого же уровня,
не говоря уже о том, чтобы сыграть те же вещи ещё лучше.
На примере Петухова можно наблюдать, как выходило на авансцену нашей концертной жизни младшее поколение советских пианистов, постепенно становясь средним, а теперь уже и старшим. Это поразительно, но родившийся в 1954 году Михаил Петухов внешне выглядел точно так же, как и 30-40 лет назад: пианист пребывает в замечательной физической форме, обладает отменной статью, изумительной пластикой, так что невозможно поверить, что ему скоро исполнится — страшно подумать — 60 лет! Вспоминаю, что таким же — вечно молодым! — выглядел на эстраде ученик Г. Г. Нейгауза Александр Слободяник, а ведь подобное свойство даровано природой далеко не каждому артисту, особенно если оно присуще ему не только внешне, но и внутренне, выражаясь в убедительности, профессиональном качестве и свежести игры.
В заключение остаётся поблагодарить Михаила Петухова за чудесный клавирабенд и пожелать ему здоровья, новых концертных программ и долгой творческой жизни, чтобы мы могли и впредь наслаждаться его искусством.
