Музыканты нового поколения объясняют, зачем учить за 80 рублей в час
Московская консерватория в нынешней жизни все больше занимает нишу этакого святого места, где, несмотря ни на что, в том числе на окружающую московскую действительность, деньги ничего не значат. Преподавание в ней скорее хобби при какой-то другой деятельности. Екатерина Бирюкова поговорила с несколькими вполне успешно концертирующими молодыми музыкантами, которые в свободное от работы время преподают в Московской консерватории и чей месячный заработок в ней равняется нескольким десертам в арендующей здесь же свое помещение «Кофемании». Им предложено ответить на три вопроса: сколько у них учеников, сколько за это платят и зачем им все это нужно?
Марина КАТАРЖНОВА, скрипачка
Я считаю, что, обладая некоторыми знаниями, нужно с кем-то ими делиться. Очень сожалею, когда известные и успешные музыканты в силу разных причин не делятся с последующим поколением своими секретами мастерства. Мне повезло, у меня были замечательные учителя, и они мне дали много знаний. Поэтому мне кажется, что я могу передать это кому-то еще.
Преподавать я начала в 15 лет, моя первая ученица – кореянка, сейчас она в Америке, закончила Джульярд и успешно концертирует. Я счастлива, когда мои ученики добиваются успехов, для меня это самая большая награда, гораздо больше, чем собственные удачные концерты. И еще я люблю экспериментировать, я учусь вместе с моими студентами, они мне помогают расти вместе с собой.
Моя зарплата в консерватории составляет 3568 рублей, кажется. Это 0,25 ставки. У меня студентов больше, чем мне положено, сейчас их восемь, а положено семь, но дополнительные деньги мне не положено получать. И все время еще кто-нибудь просится в класс, а я не могу уже взять. Не положено. Но они хотят получать знания, поэтому мне часто бывает сложно отказать. Занимаюсь просто так, если кто-то просит. Мои педагоги делали и делают точно так же. Я очень надеюсь, что наша любовь к этой профессии будет адекватно оценена когда-нибудь и мы сможем получать от этого не только духовное наслаждение.
Когда я в Европе рассказываю людям про то, сколько мы получаем в консерватории, люди не верят. А одна моя приятельница, тоже успешная исполнительница, так она прослезилась даже, когда я ей рассказала об этом.
Григорий КРОТЕНКО, контрабасист
Если честно отвечать, то нужно сказать «не знаю». Я «преподаю» всего несколько дней, имею статус ассистента своего любимого профессора Евгения Алексеевича Колосова, то есть все его ученики – мои, но все-таки они его. Теоретически в год я обязан «преподать» триста часов, а сколько буду получать, не знаю, спросить об этом некого, да и как-то неудобно. Думаю, очень мало.
Чем меньше денег, тем больше чести.
С пяти лет я учусь музыке. Сначала это была музыкальная школа при училище при консерватории, потом училище при консерватории, потом сама дважды Ордена Ленина консерватория, потом аспирантура консерватории. Впервые за 22 года 1 сентября я понял, что больше нигде не учусь. И тут мне позвонил профессор Колосов: «Скорее бегите в деканат и пишите заявление, вы мой ассистент, у вас 300 часов».
Я прошел инструктаж у пожарного в известковом фойе разломанного Большого зала, заполнил анкету с подозрительными вопросами в отделе кадров.
Что делать, я до сих пор не осознал. Надо взять журнал в деканате. На днях мы с профессором преподавали вместе. Он рассказывал, а я показывал, то есть играл. В конце концов он стал заниматься со мной, потом мы обсудили проблемы протезирования органов, хроматическую фантазию Баха, как делать заливное. И день закончился. Мы еще чуть-чуть поговорили, и профессор уехал.
А у меня заболела голова, и я пошел в шашлычную, один, и выпил сто граммов водки, раз уж я теперь преподаю в консерватории.
Зачем мне преподавать? Я уже говорил: не знаю. Чайковский пошел преподавать в Московскую консерваторию из-за денег и с радостью прекратил это делать, когда деньги у него появились. Я пошел, потому что меня позвали: это большая честь. Чайковский тоже тут преподавал и ездил на этом лифте.
Я счастлив быть полезным, хочу помогать несчастным, обреченным на нищую жизнь музыкантам, чтобы они чувствовали себя хорошо, достойно – оттого, что умеют играть, существовать внутри музыки, слышать ее и обращаться с ней.
Павел СЕРБИН, виолончелист
Зачем я это делаю: чтобы находить толковых ребят, интересующихся моей специализацией (барочная виолончель), и передавать им знания и умения. Фактически энтузиазма ради. В общем, работаю ради фанатов, будучи фанатом.
У меня шесть студентов и один аспирант плюс студенты по классу струнного квартета.
Получаю около 4000 рублей в месяц, и то не всегда, часто гораздо меньше. Официально это называется четверть-ставкой и оплачивается как бы за 300 часов в год. 45 тысяч рублей в год за девять месяцев работы. Для сравнения: аналогичная ставка с таким количеством студентов в европейских вузах – это не менее 5000 евро в месяц.
Так как мое основное место работы оркестр Pratum Integrum, то консерваторская работа является дополнительной. Мне было бы нормально, если бы оплата такой дополнительной работы была почасовой, а час стоил не менее 1500 руб. И я бы с удовольствием занимался с 3–4 студентами, ибо много барочных виолончелистов никому не нужно. Получилось бы, что, занимаясь с ними два раза в неделю, можно было бы заработать около 48 тысяч рублей в месяц. Этого было бы вполне достаточно, если основная работа еще какая-то (оркестр, соло и т.д.).
Но консерватория такую форму оплаты не приемлет; раньше за час платили 50 (sic!) рублей, а потом и вовсе отказались, переведя нас, почасовиков-совместителей, на пресловутую четверть ставки.
Обращаю внимание вот на что: при всем при этом количество преподавателей в консерватории переходит все разумные пределы: в СNSM de Paris четыре преподавателя современной виолончели, один – барочной и один – гамбы. У нас – не менее пятнадцати преподавателей современной и три – барочной.
Елена РЕВИЧ, скрипачка
Я — ассистент профессора Бочковой, учеников у меня шесть, сколько платят, даже не интересовалась, чтобы не расстраиваться; я думаю, в районе двух тысяч рублей. Поскольку денег это не приносит, то смысл может быть только в том, что мои уроки кому-нибудь принесут пользу. Но это станет ясно только по прошествии какого-то времени. Преподавание – процесс во времени весьма протяженный, и сразу результат не очень виден. В общем, время покажет, хороший я преподаватель или нет. Тут вообще нужен отдельный талант, хороших педагогов гораздо меньше, чем хороших исполнителей. Особенно сейчас.
Михаил БЕРЕЗНИЦКИЙ, альтист
Учеников у меня шесть, два из них аспиранта. Платят… ну, это не очень приличная сумма. У меня получается полставки, больше просто не потяну, слишком много дел. Платят, если я не ошибаюсь, что-то в районе шести тысяч пятисот рублей. Я сейчас штатник, в позапрошлом году я еще был почасовик, платили вообще по 80 рублей за час. Я получал в месяц полторы тысячи, что ли, рублей.
Зачем это мне надо? Есть несколько причин. Одна: наши педагоги нас учили точно так же за просто так, это низко оплачивалось. У меня просто оба родителя – педагоги по скрипке, и я хорошо с детства помню, сколько они получали, зарплата была что-то 80 рублей. Причем они по полторы ставки имели и всю неделю работали. Нас тоже учили педагоги не за деньги. И хочется как-то поддерживать культуру. Чтобы народ играл. Я не спекулирую этим – действительно хочется в своей стране научить кого-то, отдать то, что тебе тоже было дано бесплатно.
Я же преподаю альт неслучайно, я не хотел преподавать скрипку (Березницкий начинал как скрипач, но со временем перешел на альт.). Мне не все равно, какой альтовый уровень в России. В Штатах, например, он сейчас достаточно высокий. Ну, это понятно. В Штатах, да и в Европе, по сути, перекупили наших же педагогов. Куча их там сейчас за нормальные деньги работают. Либо так: чуть-чуть работают у нас, а зарабатывают там. Сейчас вот это стало модно.
Это одно. С другой стороны, конечно, приятно быть частью Московской консерватории. Это все-таки престижный вуз. И даже трудно объяснить каким-то моим друзьям-преподавателям и музыкантам на Западе, что я столько получаю. Потому что когда они узнают уровень зарплат, то немножко шокированы бывают.
Но этот вуз на Западе до сих пор очень много значит. К тебе относятся с уважением. Преподавать в Московской консерватории не меньшая честь, чем быть профессором какого-то лондонского вуза, Royal College, например.
И плюс третий фактор. Я просто, честно говоря, соскучился. Я в том районе провел большую часть жизни. Консерватория, до этого была Мерзляковка, школа тоже там была в центре. То есть это всё один пятачок. Я раб привычек. Я работаю два раза в неделю, и мне просто приятно там появляться.
Екатерина Бирюкова, openspace.ru
