«Великие голоса России» в Кремле
На Соборной площади прошел благотворительный концерт "Великие голоса России". Оперные певцы Анна Нетребко, Юлия Герцева, Сергей Скороходов и Паата Бурчуладзе немного попели на специально сооруженной эстраде в сопровождении Российского национального оркестра и хора Академии хорового искусства. За борьбой этого высокого собрания с погодными и особенно технологическими сложностями наблюдал Сергей Ходнев.
Формально концерт был частью военно-музыкального фестиваля "Спасская башня", мероприятия которого проходят вне кремлевского "запретного города", на Красной площади. Отсюда, надо думать, и присутствие в зрительских рядах национальных гвардейцев разных стран в парадных мундирах (особенно колоритно смотрелся отряд суровых индийцев в черных тюрбанах и с букетами роз в руках). Тем удивительнее было видеть проявления прямо удивительной организаторской наивности. Сцена и зрительские ряды, может статься, казались бы недурно устроенными где-нибудь в Афинах, там, где в году 360 солнечных дней. По меркам же московской осени открытый всем стихиям зрительский амфитеатр и в особенности лишенная даже намека на навес сцена выглядели как-то смело.
Возможно, тут были упования на праздничный разгон облаков, тем более что концерт был приурочен и ко Дню города тоже. Если так, то они не оправдались. Где-то за четверть часа до предполагаемого начала концерта зарядил дождь, спугнувший уже выходивших на сцену оркестрантов. По счастью, примерно через тридцать безрадостных минут дождь так же неожиданно прекратился, успев порядком намочить сцену и превратив сиденья зрительских стульев в плошки с водой — к вящему восторгу все рассаживавшихся зрителей.
Сцена, на которой вновь началось оживление, была окружена порталом сплошного видеоэкрана. На этой раме зажигались портреты людей, в которых распознавалась краса русской культуры, березки, в которых распознавалась краса русской природы, а также фразы вроде "Мир русского мира", распознать осмысленность которых было сложнее. Когда рассевшийся по местам РНО заиграл под управлением дирижера Михаила Татарникова (выходца из Мариинского театра, который выступил с РНО на последнем фестивале симфонических оркестров) "Рассвет на Москве-реке", выяснилось, что гидрометеоусловия были еще не главной проблемой концерта. Причем моменты, когда публике доставался просто неудачный звук — слабый, плохо выстроенный, дурно сбалансированный и совсем не подходящий для оркестровой музыки,— как оказалось, были из разряда светлых минут. Микрофоны фонили, отключались, но хлеще всего выступили все-таки динамики, то и дело испускавшие звуки разной степени неприличности, причем так оглушительно, что поневоле думалось о том, что артиллерийские залпы в приготовленной для финала увертюре "1812 год" могут и совсем не понадобиться при таком треске и канонаде.
Главной героине вечера Анне Нетребко оставалось только сочувствовать. Певица, за несколько часов до концерта сообщившая новостным лентам, что она совсем-совсем простужена, открыла вокальную программу каватиной Людмилы из "Руслана и Людмилы" Глинки. Номер было слышно буквально с пятого на десятое: оркестр звучал из динамиков смутным комом, реплики хора доносились как будто бы из-за Кремлевской стены, а сопрано изрядный кусок арии пропела вообще без микрофона — и все было нипочем уверенной госпоже Нетребко, улыбавшейся так ослепительно, будто она пела в холе и неге Золотого зала венского "Мюзикферайна". В технологическом смысле более повезло ее второму и последнему выходу — дуэту из "Иоланты" с начинающей звездой Мариинского театра тенором Сергеем Скороходовым. Тут хотя бы можно было как следует расслышать ее голос, окрепший и несколько даже тяжеловатый, но также и утрированную манерность экспрессии — а чего еще хотеть, впрочем, в случае гала на площади. Свежий тенор Сергея Скороходова, которому достался еще один сольный номер ("Куда, куда вы удалились..."), может быть, и не готов пока к зачислению в "великие голоса России" (верхи крикливые, интонация не без греха), но все же его симпатичная, нетрафаретная и честная работа немало украсила мероприятие.
Меццо-сопрано Юлия Герцева, заменившая действительно звездную Ольгу Бородину, пела арии Любаши из "Царской невесты" и Марфы из "Хованщины". Обе прозвучали гладко и ровно, но совершенно неинтересно — хотя, вероятно, чтобы добиться художественно интересного результата в таких специфических условиях, нужны какие-то другие способности, чем у обыкновенного оперного певца. Почудилось что-то интересное в том, как здесь, на Соборной площади, пел монолог Бориса Паата Бурчуладзе (у него еще была ария Кутузова из "Войны и мира" Прокофьева), но, увы, артистизм не абсолютная подмога для усталого, поблекшего и присушенного голоса.
При небольшом хронометраже концерта нашлось место и для двух хоровых номеров a cappella — были исполнены "Херувимская песнь" N 7 ("Херувимская песня", как по-пионерски выразились аршинные титры над сценой) Бортнянского и "Хвалите имя Господне" Кастальского. Тут стоило доверять скорее репутации хора Академии хорового искусства, чем сильно обделенным собственным ушам, однако все-таки было слышно, что в этих номерах хор пел чище и стройнее, чем в хоровых эпизодах "1812 года",— Михаил Плетнев, вышедший дирижировать увертюрой Чайковского, избрал именно ту версию, где вплетенные в увертюру тропарь "Спаси, Господи, люди Твоя" и кусочек гимна "Боже, царя храни" исполняет хор. Вероятно, дирижеру было что сказать по поводу этого произведения Чайковского; кажется, это должно было быть высказывание в основном на базе лирических частей увертюры, а не триумфального бряцания. Но в полевых условиях Соборной площади слышно было то, что громче, особенно финал, где на сцену вышли для массированности звука еще и музыканты Президентского оркестра в театрального вида форме, и это окончательно придало событию статус военно-патриотического аттракциона. Эта громогласность, надо думать, должна была примирить публику и с негодной техникой, и с тем, что она так и не дождалась еще одного аттракциона — речи Светланы Медведевой о нравственном возрождении и семейных ценностях.
Сергей Ходнев, kommersant.ru
