Географические заметки к 80-летию Эльдара Рязанова
...Одно из определений нашего времени — время энциклопедий. Иногда — самых обычных, иногда — заведомо нетрадиционных. Рискну предположить, что в череде московских когда-нибудь появится и совсем неожиданная. Рязановская. И турфирмы грядущих времен непременно проложат маршруты по рязановской Москве.
* * *
В сегодняшней Самаре, как и в прочих больших и малых периферийных городах, мягко говоря, не очень любят объясняться в любви к Первопрестольной. Но тем не менее на просторах отечественной истории нам непременно встретятся два человека, которые связали их. Это преподобный Алексий Московский, небесный покровитель Самары, который еще в XIV веке, проплывая нынешней Самарской лукой в Орду, предрек рождение города, который никогда не будет взят иноземцами, — так и случилось. И... Эльдар Рязанов, возможно, самый знаменитый из живущих ныне уроженцев его. Режиссер «непреклонного возраста», как окрестили его совсем недавно. В своих периодически переиздающихся мемуарах Рязанов помалкивает о своем родном городе. Не проявляет почти никакого внимания к отмечающему юбилей земляку и самарская пресса. Что ж — их право. Их слово. Их дело.
Отношения Эльдара Александровича Рязанова с Первопрестольной — тема не газетной статьи, а солидной докторской диссертации. И я сужу не с позиции киноведа, а, как говорили в старину, с колокольни коренного москвича, не одно десятилетие смотрящего фильмы Рязанова.
Он, как известно, начинал как документалист, и «след» этот виден почти в каждом его фильме, действие большинства которых происходит именно в московских «декорациях». Исключения — не слишком многочисленны. «Гусарская баллада» — ближнее Подмосковье. «Старики-разбойники» — Львов. «Итальянцы» — в основном не слишком, похоже, любимый Рязановым Петербург. «Бедный гусар» — Петропавловская крепость. «Тихие омуты» — Валдай. «Андерсен» — Копенгаген, Гатчина. Все — или почти все. Но ни в одном из фильмов не нашлось места родному городу — отнюдь не последнему в череде исторических городов России.
В «Девушке без адреса», при всей удивительно-«старообразной» (как ни назови) для нас интонации этого фильма, вольно или невольно ощущаются вполне «весенние» чувства бывшего провинциала при встрече со столицей времен ранней «оттепели». «Ах вот она какая — большая-пребольшая...» — вот лейтмотив. И московские «адреса» будущих фильмов уже просматриваются. Например, огромный дом с башенкой на набережной Тараса Шевченко, — в нем потом «поселится» Дима Семицветов. Хотя жаль, что в кадр, запечатлевший львов знаменитого дома на Малой Молчановке (в одной из коммуналок пережил не лучшие минуты жизни герой Николая Рыбникова), не попала правая сторона улицы. Она исчезла через считаные годы. Но кто же мог знать, что первому лицу государства понадобится новая дорога на дачу?
Несколько лет спустя Рязанов, сам того не зная, станет... кем? Пророком? Поэтом, «зарифмовавшим» ранний фильм с тем, что выйдет в конце второго тысячелетия? Очень эффектно смотрится дебютирующий в кино Сергей Юрский («Человек ниоткуда») на фоне загадочно мерцающей ночной глади незадолго до того открытого бассейна «Москва». С года прекращения строительства Дворца Советов — и до конца 1950-х в залитом водой его котловане весенними вечерами изумительно звучали хоры лягушек, а берега облюбовали «тройственные» мужские компании... Может, предвидел Рязанов на этом месте родившийся заново купол храма Христа Спасителя, который сам по себе — символ, едва ли не действующее лицо фильма «Привет, дуралеи!»? Сначала — «человек ниоткуда», потом — те, царство которых не от мира сего?
Вообще, в «Человеке ниоткуда» масса таких сюжетов, которые современный москвич созерцает с немалым изумлением. Например, летний, утренний, умытый свежей водой и пустынный (!) Кутузовский проспект. Воздушное такси, оно же — вертолет Ми-1, разговоры о котором были в такой моде на заре 60-х. Только что отстроенный стадион в Лужниках. «Свежий» тогда — и давно несуществующий в прежнем виде — Метромост. И прочее.
Родина Юрия Деточкина
«Во мне бурлит смешение кровей...» — напишет в одном из своих стихотворений Рязанов. «Смешение» — это именно то, что всегда и больше всего любила старая Москва, способная ассимилировать, «переварить» пришельца из любых краев, да так, что тот чувствовал себя прирожденным москвичом. Рязанов исключением не стал. Молва могла твердить что угодно о том, что «Москва слезам не верит». Слезам — может быть. А делам... Какие там города спорили за право называться родиной Юрия Деточкина? Смотрите рязановский фильм. Но помните, что Деточкин — тип чисто московского чудака. Именно его имя носит недавно открывшийся в Москве Музей автоугонов. Таких, как Деточкин, никогда не принимал чопорный и холодный Питер, способный пришельца сломать, переломать, обтесать, зажать, но приголубить, полюбить, пожалеть — никогда.
Не потому ли в «Иронии судьбы» Питера ровно столько, сколько нужно, и ни кадром больше? Бешеный «рулеж» Ипполита по невскому льду, ночной выход Нади в знакомую каждому приезжему кассу-«предварилку» за Казанским собором... А под питерскую «улицу Строителей, 25» снят вполне московский дом № 113 по проспекту Вернадского, из-за которого, равно как и из-за «дома Лукашина» (проспект Вернадского, 125, с единственной, кажется, в России мемориальной доской в честь киногероев), упрямо выглядывает храм архангела Михаила в селе Тропарево? И тут чутье бывшего документалиста не подводит Рязанова — точно чувствовал, что именно этот полузаброшенный во времена съемок (1974 год) храм станет первым в Москве, возвращенным Церкви?
Кто объяснит пристрастие творца не к прославленным тысячами кадров памятникам архитектуры, а к... средствам транспорта? «А этот трамвай до Ордынки, я впрыгну в него по старинке...» Нет, старомосковские трамваи Рязанов запечатлеть не успел. Зато обессмертил не пробегавшие и десяти лет по столичным улицам троллейбусы марки СВАРЗ. Именно такой водит героиня Ольги Аросевой из «Берегись автомобиля».
...Шикарно, смачно, вальяжно тормозит давно забытый СВАРЗ на облюбованном (фильм «Дайте жалобную книгу») перекрестке Китайского проезда и Варварки. И тут же снова то же чутье новоявленного столичного летописца — из-за троллейбуса великолепно виден (кажется, это последняя его «съемка») роскошный особняк торгового дома Морозовых, снесенный ради «благолепия» вида на опять-таки несуществующую ныне гостиницу «Россия». И сразу — панорамный вид на нынешнюю Славянскую, бывшую Ногина, площадь.
«Берегись автомобиля», снимавшийся более сорока (!) лет назад, — точно порука тому, что столица приняла и полюбила перебравшегося в нее бывшего самарца. Практически вся «декорация» фильма цела до сих пор. Магазин Димы Семицветова у Сретенских ворот? Извольте. Уже упомянутый уголок у бывшей Китайгородской стены? Почти не изменился. Дом с башенкой у Бородинского моста? В лучшем виде. А Метромост нынешней Филевской линии? Рискну предположить, что внимание режиссера вполне объяснимо. В ту пору построенный за три десятка лет до того мост был «новорожденной» новинкой, ожившей с пуском новой линии, — до того он, заброшенный (после открытия «дублирующего» участка Арбатско-Покровской линии), без малого двадцать лет зарастал травой, лопухами и березками... Именно на его фоне Деточкин вылавливает из воды свой заброшенный было «инвентарь». Одним словом, целая и почти чистая страница истории Москвы стоит за кадрами рязановской комедии... И лишь пионерлагерь «Огонек» (сейчас приблизительно на его месте строится терминал «Шереметьево-3»), на фоне которого Деточкин удирал от инспектора, так жаль...
На бывшей площади Ногина москвичи новых поколений, как и многие приезжие, часто спрашивают: зачем был построен ближний выход из южного вестибюля? Сегодня этот вопрос вполне правомерен. Потому как давно нет ни автобуса номер 89, ни его конечной остановки — одной из самых страшных давок в советской Москве. Старые москвичи рассказывают — и только Рязанов показал ее в «Служебном романе». Штрих к портрету города поживее всех портретов «вождей», развешивавшихся тогда на каждом углу.
«Служебный роман» — это вообще самая звучная, яркая и грустная песня о позднесоветской, осенней, во всех смыслах, Москве. Когда давно знаешь все тонкости сюжета, все реплики героев, невольно начинаешь следить за «камерой». И думать: как все успели запечатлеть? «Гнилой зуб» «Интуриста». Еще не тронутую идолами всемогущего и вездесущего придворного скульптора Манежную. Пролом для танков на месте бывших и нынешних Иверских ворот...
Многое ушло. Безвозвратно. А «статистическое учреждение» на углу Кузнецкого и Петровки — осталось. Как памятник славной и доброй московской сказке. Ведь, как известно, есть правда, ложь, большая ложь и есть... статистика. Остался и дом ГСК «Фауна» — теперь в нем Генеральная прокуратура РФ.
Вокзал для двоих
Цел и Рижский, некогда Виндавский, вокзал — для двоих. Рижский вокзал, на который все активнее покушаются начальники всех мастей. Отношения Рязанова с вокзалами, с железной дорогой — особая тема. Самый-самый первый его фильм 1951 года посвящен столетию дороги Москва — Петербург. И почему-то именно на паровозе улетают в московское небо герои «Небес обетованных». Небес — московских?
...Давно на бывшем Виндавском вокзале исчез уют, давно переменился ресторан, да и поездов негусто... Однако вот какая любопытная деталь: в фильме — действие происходит вроде бы в наши дни — пассажиры заходят в ресторан, где им уже накрыт обед. В реальности эта традиция «вокзальных обедов» начала исчезать, как уверяют историки, еще в дореволюционные времена, с появлением первых вагонов-ресторанов. Значит, снова знак от режиссера — старомосковская (хотя и прикрытая мифическим городом Заступинском с его главной площадью — точь-в-точь Таганской!) сказка, а героев ожидает лютая зима. Как в «Небесах обетованных», где для «рабочего места» героини Лии Ахеджаковой выбран едва ли не самый неуютный, «колючий» и ветреный московский перекресток...
...Короче, со временем фильмы Эльдара Рязанова скажут грядущему добросовестному историку Москвы куда больше, чем глянцевые кирпичеобразные труды иных борзописцев. Как это, в грустном анекдоте — вариации на тему рекламы известного сыра: «Папа! А настоящие москвичи в Москве есть?» — «Нет, сынок, это фантастика!» Нет, однако. Не сгинула еще порода московская, и далеко не последняя персона в ней — Эльдар Рязанов.
Георгий Осипов
