Мариинское «Кольцо» на сцене Метрополитен
Не припомню, чтобы к нам привезли из-за границы, скажем, «Садко» или «Сказание о невидимом граде Китеже». Видно, побаиваются ездить в Тулу со своим самоваром! Мариинский же театр отважился показать гигантскую тетралогию Вагнера сперва на родине композитора, перед самой строгой немецкоязычной аудиторией. А теперь вот «русское „Кольцо“ прокатилось по Нью-Йорку» — снова с огромным успехом, свидетелем которого на сей раз посчастливилось быть и автору этих строк. Триста петербуржцев (оркестр, солисты, хор, технический персонал) в течение десяти дней дали два полных цикла «Кольца нибелунга» — каждый из четырех спектаклей общей длительностью шестнадцать часов. А добавить еще третье «Кольцо» генеральных репетиций — станут ясны масштаб и напряженный график американских гастролей Мариинского театра.
Сколько нам твердили совсем еще недавно, что для опер Вагнера нужны какие-то особые «стенобитные» голоса, а коли их нет, то на нет и суда нет! Валерий Гергиев отбросил «жалкий лепет оправданья», справедливо рассудив: вагнеровские певцы рождаются не в пробирке, а на сцене театра, который регулярно ставит оперы байройтского маэстро.
Читая восторженные отзывы немецких, а нынче и американских рецензентов о русских певцах, не забудем, что все они принадлежат одной оперной труппе, составляют единый певческий и актерский ансамбль (на Западе для таких масштабных оперных сериалов привлекают сборную команду мировых звезд). При этом Мариинка выставила два-три равноценных состава всех главных действующих лиц. И это не осталось незамеченным! «Сегодня Брунгильды на деревьях не растут!», — воскликнул критик «Нью-Йорк сан», высоко оценивая «по-настоящему трогательное» исполнение Ольги Сергеевой, которая «всегда была адекватна своей героине». Побывав на другом спектакле, тот же критик написал о Ларисе Гоголевской, что она «показала себя, как великолепный линкор по имени Брунгильда (под русским флагом)... Роль ее сестры Вальтрауты исполнила меццо-сопрано Ольга Савова — певица глубокая, точная и значительная». Мне, как и многим петербургским любителям музыки, нетрудно присоединиться к этим оценкам. А в антракте спектакля, где Брунгильдой выступила на этот раз Ольга Савова, ее пение удостоилось сравнения с искусством знаменитой Биргит Нильссон (я услышал мнение пожилого музыканта, заставшего в этой роли многих великих певиц ХХ века на сцене Метрополитен).
Критики спорили, у кого лучше вылеплен образ Альбериха — у Николая Путилина, у Сергея Лейферкуса или у Виктора Черноморцева, отмечая при этом, сколь различны индивидуальные актерские и певческие трактовки. Сравнивали двух превосходных Зигфридов — Леонида Захожаева и Виктора Луцюка, дружно отмечали успех Млады Худолей — Зиглинды, Олега Балашова и Августа Амонова — Зигмунда, Вотана — Евгения Никитина и Алексея Тановицкого, Фрики — Ларисы Дядьковой и Светланы Волковой, Логе — Василия Горшкова, Геннадия Беззубенкова — Хундинг, Златы Булычевой — Эрда... Не было таких «маленьких» ролей, что не удостоились внимания прессы — будь то Лесная птичка (Анастасия Калагина), дочери Рейна (Маргарита Алавердян, Ирина Васильева и Надежда Сердюк) или норны, предсказывающие гибель богов (Елена Витман, Светлана Волкова, Татьяна Кравцова) ... И да простят меня земляки-мариинцы, не упомянутые в моем отчете: одно перечисление всех имен заняло бы отведенное для статьи место. Надо было видеть и слышать ошеломляющую реакцию огромного, почти четырехтысячного зала — от супердорогих кресел партера до дешевых «стоячих» мест на всех пяти ярусах — крики «браво», аплодисменты, бесконечные вызовы, вопли и стоны восторга при выходе полюбившихся артистов. Энтузиазм публики достигал апогея при появлении на сцене Валерия Гергиева: его приветствовали как инициатора, как руководителя сценической постановки грандиозной вагнеровской эпопеи; в его лице благодарили несравненный оркестр Мариинского театра. Оркестр, играющий у Вагнера всегда первенствующую роль!
Среди изощренных и подчас далеких от Вагнера режиссерских прочтений «Кольца», прошедших за последние полвека на мировых сценах (кто-то из американских критиков жестоко, но метко «припечатал» их, назвав «типичным авангардистским евромусором»), рецензенты выделили постановку Мариинского театра. Благодаря сценографии Георгия Цыпина, свету Глеба Фильштинского, костюмам Татьяны Ногиновой мариинское «Кольцо» привлекло своим вселенским (а стало быть, и «русским»!) характером.
Ортодоксальным критикам не по вкусу оказался тот всечеловеческий, лишенный чисто германского колорита, миф, который предложили постановщики тетралогии. Надо сказать, что Метрополитен, по европейским меркам, довольно-таки консервативный театр. Те, кто привык к буквалистским прочтениям классики, к натуралистическим деталям в сценографии, были (во всяком случае, поначалу) озадачены. Но и они со временем (на марафонской дистанции тетралогии!) проникались замыслами постановщиков. Подчас даже перебарщивали в их трактовке: одному критику девы Рейна могли показаться почему-то «девами Волги», другой обнаружил в «странных сюрреалистических штрихах сценического оформления» следы «древнего русского фольклора». Между тем концепция авторов спектакля заключалась как раз в том, чтобы представить некий прамиф, вобравший в себя общие разным культурам мотивы и черты национальных эпосов и преданий.
Заглавие одной из рецензий: «Кольцо» Киров-оперы: слушать, но не смотреть!" (на Западе по-прежнему в ходу старые «бренды» — Киров-опера, Киров-балет) — забавным образом перекликается со словами самого Вагнера. Хрестоматийно известный факт: в Байройте на одной из премьер композитор, ратовавший за Gesamtkunstwerk — «совокупное произведение искусства», — рукой закрыл глаза приятельнице: «Не смотрите, слушайте!» И действительно, трудно соперничать с вагнеровским оркестром: можно ли лучше него изобразить скалу Брунгильды, окруженную пламенем, лесную идиллию или путешествие по Рейну? Особенно когда слышишь такой совершенный оркестр, как нынешний мариинский!
Публика в целом (а на «Кольцо» съехались меломаны не только из разных городов США — от Сан-Франциско до Бостона, но и почитатели Вагнера из Швеции, Австрии, Японии...) оказалась прозорливее и шире в своих предпочтениях, чем знатоки. Про американцев часто говорят, что они наивны и простосердечны, как дети: зал принял русское «Кольцо», как миф о человечестве — от его рождения до заката, как притчу-предостережение. Что не помешало и молодежи в джинсах, и степенным респектабельным парам отплясывать в антрактах во дворе Линкольн-центра под джазовые и латиноамериканские ритмы, весело разминаясь после циклопических вагнеровских сцен.
Иосиф Райскин
