Памяти Тихона Николаевича Хренникова
Не стало народного артиста СССР, лауреата Ленинской, Сталинских и Государственных премий, Героя Социалистического Труда, первого и последнего Председателя Союза композиторов СССР Тихона Николаевича Хренникова. За каждым из его званий — не канцелярская работа, не чиновничья выслуга, а действительно огромные художественные свершения. В годы высшего взлёта СССР (именно на них пришлась основная деятельность Хренникова) званиями не разбрасывались. Аналогичные регалии имели единицы музыкантов: Прокофьев, Шостакович, Свиридов, Светланов. И что же — Хренников в этом ряду оказался несправедливо? На мой взгляд, он это в высшей степени заслужил. Да и есть ли такие ордена и звания, которые могут равноценно вознаградить Тихона Николаевича за его благие дела? Многие, многие люди, порой из разных музыкантских лагерей, говорили мне: "Вечная хвала Тихону Николаевичу за его работу в Союзе композиторов!" Действительно, вспомним только два несомненных факта: во-первых, при Хренникове никого из его цеха, в любые "годы репрессий", не только не расстреляли, но и не посадили, не арестовали и даже не допросили; во-вторых, уровень жизни советских композиторов (квартиры, дачи, дома отдыха, поликлиники, денежное довольствие) был таким, как нигде и никогда не только в нашей стране, но и во всей мировой истории.
Поразительно, но к руководству Союзом композиторов пришёл не убелённый сединами, искушённый в аппаратных играх ветеран, а почти юноша — наивный, чистый, провинциальный, чуть ли не деревенский, как видно по портретам той поры, 35-летний Тихон, которого тогда мало кто звал Николаевичем…
Несколько лет назад, во время одной из наших бесед, уже маститый до бронзовости, многократно восхвалённый, а позже столь же многократно оклеветанный экс-председатель Союза, издёрганный слухами и ложью, захотел, как видно, расставить все точки над "ё" в вопросах своего назначения и значения этого назначения:
— Это произошло в 48-м году, совершенно неожиданно. Меня назначил генеральным секретарем Оргкомитета Сталин. Председателем Оргкомитета был Асафьев. Нам было поручено подготовить первый Съезд композиторов. Он прошел в 1948 году, до этого таких съездов не проводилось и общесоюзной композиторской организации не было. Но в 1949 году Борис Асафьев скончался.
Я совершенно не готовился к общественной деятельности, потому что для меня счастье — быть композитором, играть свои сочинения, быть пианистом (я учился играть на рояле у Нейгауза, по композиции моим преподавателем был Шебалин — тоже выдающийся педагог и композитор своего времени). Тогда я даже не задумывался, что надо будет ходить на работу. Меня от этой мысли просто в холодный пот бросало: неужели настанет время, когда придётся не сочинять музыку или писать партитуру, а ходить в какое-то учреждение? Но вдруг меня пригласили в ЦК, и разразилась вся эта история, когда я был назначен самим Сталиным. А далее на первом Съезде и потом на последующих коллеги избирали меня тайным голосованием. Понимаете, я очень любил музыку своих коллег. Никогда не было никакой зависти, потому что была у меня своя творческая жизнь, которая развивалась нормально: всё, что я писал, исполнялось — балеты ставились, оперы ставились, симфонии и фортепианные, скрипичные, виолончельные произведения звучали... Поэтому основное, что мной двигало в Союзе композиторов, — это интерес ко всему хорошему, ко всему новому, талантливому, что создавалось в то время. Так я и пробыл в Союзе композиторов 43 года, до 1991 года, когда скончался Советский Союз и скончался Союз композиторов СССР. Тогда я вышел из своего кабинета и захлопнул за собой дверь..
Ушёл Хренников — ушла эпоха. В музыкальном сообществе не осталось его современников. Ведь Хренников помнил Первую мировую (где погиб его брат Глеб) и Гражданскую войны, скорбел, узнав о гибели Есенина, которого знал как живого, действующего поэта, а не как портрет ("Есенин — это абсолютная моя любовь с юношеских лет"), участвовал в историческом Концерте Победы, транслировавшемся на весь мир из Берлина в мае 1945 года, разговаривал и даже спорил со Сталиным… Сочинил такие песни, которые сами стали не просто историей — эпохой. Помню, как на одном из вечеров газеты "Завтра" в конце 90-х Александр Андреевич Проханов схватил микрофон — как шпагу, гранатомёт, орудие — и зычно, надрывая связки, как проклятие недругам и славу соратникам, запел: "Артиллеристы, Сталин дал приказ!.." И весь огромный зал подхватил… Так возносили в небеса свои гимны первые христиане, готовые и к гибели, и к триумфу, так ревели казачьи песни под рокот котлов ратники Богдана, идя на десятикратно превосходящие полки коронных жолнеров…
Видимо, сам Сталин, услышав "Артиллеристов", поверил Хренникову, понял: этот не предаст. И Тихон Николаевич оправдал надежды, во времена почти нормативного и даже почётного предательства оставшись рыцарем своей великой страны, своей музыкальной мечты:
— Я считаю предателем партии и предателем народа Горбачёва и его приспешников, которые специально устроили травлю советского искусства — вы вспомните начало 90-х, когда со всей советской интеллигенцией расправлялись по указке свыше. Я не буду называть фамилии, все они известны. Им нужно было развенчать советскую интеллигенцию, которая мешала им делать гадостные дела по отношению к нашей стране и по отношению к нашему обществу. Это предатели! В этом я убежден абсолютно и бесповоротно! Я и на себе испытал предательство. Я ничего не делал дурного, моя совесть совершенно чиста и перед музыкой, и перед моими коллегами.
Иван Вишневский, zavtra.ru
