Закончился Мюнхенский оперный фестиваль
Последняя неделя музыкального марафона в столице Баварии прошла без громких премьер, но с крепкими спектаклями из текущего репертуара. Во-первых, это «Отелло» в постановке Франчески Замбелло, и во-вторых, «Идоменей» в Театре Кювилье. Последний превратился в подлинное событие.
Театр Кювилье — место особое. В принципе, это обычный придворный театр — маленький, встроенный в королевскую (герцогскую, графскую) резиденцию, не видный снаружи, то есть с улицы, и вмещающий в себя горстку людей. Такой театр есть у нас в Москве — в Останкине, похожий имеется у датчан в Копенгагене и у шведов в загородном замке короля под Стокгольмом. Тем не менее мюнхенский превосходит все другие своей роскошью эпохи рококо — золота больше, мест в партере тоже, и ярусы имеются. Но соль не в ярусах, а в количестве мировых премьер великих опер, которые были сыграны здесь в свое время. Например, в 1781 году в Театре Кювилье был дан впервые «Идоменей» Моцарта.
Театр долго ремонтировали, и вот в прошлом году он открылся новой постановкой «Идоменея». Отныне это любимый зал музыкального шефа Баварской Оперы Кента Нагано. Маэстро Нагано любит тишину, всегда прислушивается к шепоту музыкальных инструментов, что не всегда удается ему в помещении главного театра. Когда он дирижирует здесь, его больше не обвиняют в холодности и отстраненности от происходящего на сцене.
Постановщиком премьеры-открытия стал Юрген Розе — не потому, что он умеет хорошо ставить оперы Моцарта или знаток аутентичного стиля. Как режиссер Розе откровенно слабый и беспомощный. Но он был и остается патриархом в стане мюнхенских сценографов (вся сценография и костюмы, которые он сделал для Ноймайера в Штутгарте и Гамбурге, а также для многочисленных драматических постановок по всей Германии, исключительно талантливы), так что право первой ночи в Кювилье, где даже Наполеон когда-то сиживал, досталось ему, что называется, «за выслугу лет». В данном случае его находки — опять же прежде всего сценографические — были хороши. Он придумал условное царство, которым правит условный королек, назовем его Идоменеем (великолепный английский тенор Джон Марк Эйнсли).
У короля есть сын Идамант (молодой словак Павол Бреслик, который со времен Дона Оттавио, исполненного в Берлинской Штаттсопер в 2006 году, вырос в настоящего моцартовского тенора и сильно набрал за три года в актерском плане), но не было дочери. А еще у него был верный слуга Арбас (третий хороший тенор в постановке — Райнер Трост). Действие происходит на Крите, хотя мы этого толком не понимаем. Царя — одного из лидеров Троянской войны, сражавшегося на стороне греков, — критяне считают погибшим. На острове присутствуют две дамы — «хорошая» и «плохая», добрая и злая, дурнушка и красавица, обе царевны из враждующих лагерей: троянка Илия и гречанка Электра. Обе хотят замуж за критского принца Идаманта, который, отдавая предпочтение троянке, все же более важными делами считает дела государственные.
Вот так неспешно развиваются события на Крите. Идамант вместе с народом оплакивает пропавшего царя, Илия страдает вдали от погибшей родины, мечтает об Идаманте и уверена, что дело ее безнадежно. Розе придумал для нее оригинальное жилье — в голове троянского коня, пробитого греческими копьями. Раскрасил художник голову красным в знак того, что именно Илия, а не Электра станет настоящей героиней оперы. Между тем Электра, в роли которой блещет берлинская дива Аннетте Даш, бродит по сцене злая и наэлектризованная негативными чувствами. Она ничего не может с собой поделать: ее раздирают страсти, которые олицетворены и присутствуют на сцене в виде полуголых молодых людей — они таскают бедную царевну из угла в угол на руках. Но заметно, что ее это нимало не волнует. Ей нужны только Идамант и Илия, высланная с Крита.
Вдруг Идоменей внезапно возвращается домой — критяне ликуют. Но он должен заплатить серьезный штраф Нептуну, который спас его от бури. Плата такая — в жертву нужно будет принести человека, которого он первым встретит на берегу. И этим человеком оказывается его сын Идамант. Начинается настоящая человеческая трагедия. Идоменей затаивается в своем несчастье — пытается отослать сына в изгнание и найти утешение с Илией, в которую влюбляется сразу после возвращения. Но она идет к нему с другим: говорит, что потеряла в Илионе отца, но нашла его здесь, на Крите, — отныне она будет называть отцом Идоменея. Царь начинает медленно сходить с ума. Выразительное лицо Эйнсли (почему-то похожего в этой роли на Леонова в «Обыкновенном чуде») производит неизгладимое впечатление.
Потом злорадный Нептун, требуя жертвы, не разрешает Идаманту уехать с Электрой в Аргос. Усугубляет ситуацию Арбас, пытаясь вскрыть себе вены, чтобы погибнуть вместо Идаманта и спасти Крит от чумы — на бедных жителей навалилось еще и это.
Идамант продолжает не понимать, почему отец сторонится его, и с горя хочет свести счеты с жизнью. За ним подглядывает Илия: теперь она в свою очередь хочет умереть вместо Идаманта (она успела вытянуть из своего новоявленного отца суть проблемы), считая, что она — троянка — виновата в бедах Крита.
Разрешается дилемма, как известно, благополучно. Идоменей уходит на покой, а Илия и Идамант воцаряются на Крите. Безумно жаль хищницу Электру (и красотку Даш), которая в данной истории бесславно гибнет в пучине своих страстей. Зато греет мысль, что для ее апофеоза есть другая опера — у Рихарда Штрауса.
Посещать спектакли в Театре Кювилье — одно удовольствие, которое не лишено курьезного момента. Дело в том, что к входу в этот театр нужно идти через череду внутренних двориков Резиденции баварских королей. Аналогичным путем проходят к своему рабочему месту и артисты. А в антракте деться совсем некуда — культура театрального фойе в современном понимании еще не была придумана в XVIII веке. В итоге зрители проводят свой часовой антракт (ясно, что менять декорации в тесноте театра нужно долго) в компании отдыхающих и распевающихся во дворе артистов. Ни кулис, ни гримерок у певцов и оркестрантов толком нет. Пикантная для чопорного Мюнхена ситуация.
