25 апреля в Большом театре состоится премьера новой постановки оперы Мусоргского «Борис Годунов», которую готовит режиссер Александр Сокуров. В преддверии премьеры постановщик провел встречу с журналистами, в ходе которой уделил внимание Ярославу Седову.
— Как возникла идея вашего сотрудничества с Большим театром?
— Я давно получал предложения поработать в оперном театре и всегда от них уклонялся. Несколько лет назад попытка поставить оперу «Гамлет» Тома в «Новой опере» вместе с Женей Колобовым надолго отбила у меня желание возвращаться в оперный театр. Что же касается «Бориса Годунова», вначале Мстислав Леопольдович Ростропович предложил мне сделать дилогию Мусоргского в миланском "Ла Скала": «Бориса» и «Хованщину». Отказать Ростроповичу у меня не хватило мужества, хотя сомнений было и есть множество. У меня была возможность поехать к нему в Вену, присутствовать при его работе с Венским филармоническим оркестром, общаться с самыми утонченными музыкантами, разговаривать с Ростроповичем на любые темы - это были самые счастливые моменты моей жизни за последние годы. По экономическим причинам наш проект в "Ла Скала" перенесли на 2008 год. «Половинку» этого замысла я сейчас осуществляю по приглашению Большого театра. У нас будет двухактная композиция: первый акт - пролог, коронация, келья Пимена, сцена в корчме, царские палаты. Второй - уборная Марины Мнишек, польский бал и сцена у фонтана, сцена у собора Василия Блаженного, Боярская дума. Очень трудно связать эти картины непрерывным действием, как в кино. Но мы стараемся это сделать. Не зал должен сидеть и ждать, пока на сцене что-то произойдет, а артисты должны вести его за собой. Для меня эта работа - возможность поучиться тому, чего я не умею, чему не обучался и с чем не соприкасался.
— Вы учитывали в своей работе постановку Большого театра 1948 года, которая идет здесь сейчас?
— Да, я с огромным уважением и почтением отношусь к этому спектаклю. Я очень внимательно его смотрел, постоянно обращаюсь к нему. В нем есть абсолютно органичные для своего времени решения. Для меня это большая школа. Одновременно, должен сказать, у меня ощущение, будто я пытаюсь снимать фильм, который многие снимали до меня, артисты в этом много раз участвовали, все всё знают лучше меня, и пробиться к новому пониманию Мусоргского очень сложно.
— Не собираетесь ли вы создать фильм-оперу «Борис Годунов»?
— Нет, хотя я считаю, что было бы необходимо фиксировать и спектакли Большого театра, как делают театры всего мира, и процесс их создания. Так же, как делается фильм о создании фильма. Здесь, увы, ни театр не проявил в этом заинтересованности, ни мы не смогли организовать это своими силами.
— То, что этот спектакль ставится не на исторической сцене Большого, а на Новой, для вас минус или плюс?
— Минус. Сцена маленькая, неудобная, очень слабая в техническом отношении, здесь элементарно не хватает штанкетов для крепления декораций. Когда нужно, чтобы на сцене присутствовали все участники, нам негде размещать персонажей.
— А с какими художественными трудностями вы столкнулись?
— Царевича Федора в нашем спектакле поет ребенок. Эта идея проходила с большим трудом, театр в этом нам не помогал - и это единственное, в чем я бы позволил себе его покритиковать. Говорить о других проблемах я не считаю возможным из соображений корпоративной этики: сейчас я работаю в Большом театре и ощущаю себя частью его команды. Так вот, нам удалось добиться того, что линия отца и сына, очень важная в этой драме, становится очевидной, пронзительной. У нас нет отрицательных персонажей. Мы делаем не депрессивный спектакль. Я вообще говорю исполнителям, что «Борис Годунов» - это история счастливых людей: они получили все, чего хотели. Борис хотел добиться власти - и добился ее. Марина хотела стать русской царицей - и стала. Ее отец хотел завладеть половиной русской казны - и завладел. Это история сильных людей, достойных соперников, которые добились того, к чему стремились. Другое дело, чем это для них обернулось. Надеюсь, что артистам удастся донести эту мысль до публики.
