Прославленный венгерский режиссер, лауреат премии «Оскар» (за фильм «Мефисто») не был у нас лет двадцать. Но вот в апреле он посетил Москву, где лично представлял мини-ретроспективу своих фильмов в кинозале «Ролан», проведенную в рамках Сезона культуры Венгрии в России. В мае в столице пройдет фестиваль новых венгерских фильмов последних двух лет, победителей международных фестов. А пока была возможность встретиться с Иштваном Сабо, действующим классиком восточноевропейского кино, востребованным и на Западе (у мэтра более 60 международных призов), и узнать из первых уст об искусстве режиссуры, любви к крупному плану, свободе и политике.
— Я не пересматриваю свои фильмы по двум причинам. В давних моих картинах участвуют актеры, которые уже не живут. Мне очень больно смотреть на них, многие были моими близкими друзьями. Я не пересматриваю свои фильмы, потому что нахожу в них ошибки, каждый раз все новые и новые. Поэтому предпочитаю фильмы других режиссеров.
Искусство и магия экрана — вероятно, в его многообразии, полифоничности. Ведь о секретах души человеческой мы можем прочитать в книге, можем любоваться живописным полотном, в театре — наблюдать отношения между людьми. В кино это все встречается. Но есть одна особенность, которая отличает его от других видов изобразительных искусств. Это эмоция, которая рождается при просмотре крупного плана. Например, любовь вы можете нарисовать, зависть тоже, а вот когда на наших глазах во взгляде одного человека читается ревность, ее зарождение — это вы не нарисуете. Это можно заметить, а значит, сфотографировать. Это особенность кино, которую даже театр не передаст, так как в театре мы не видим близко лицо актера. Энергия и сила картины заключается в его лице. Вся информация, которую хочет сказать кино, появляется на лице актера, исполняющего главную роль. И если мы начнем говорить о мистических великих картинах таких режиссеров, как Тарковский, я сразу вспоминаю лицо мальчика, отливающего колокол в «Андрее Рублеве», и главного актера — Солоницына. В актере воплощен смысл фильма.
* * *
— Изменения, произошедшие в странах бывшего соцлагеря, которые мы наблюдаем в последние годы, дали возможность обдумать, что же нам принесла свобода. К сожалению, очень многие люди думают, что свобода — это право плюнуть другому человеку в лицо. На самом деле она означает, что я несу ответственность. Не кто-то, а я. Неверно думать, что если кто-то объявляет, что с завтрашнего утра мы все становимся свободными, что так и будет. Пока мы не найдем свободу внутри себя и пока мы ждем решения наших проблем от других, до тех пор мы не свободны. Недостаточно сказать, что со следующего дня у нас демократия, нужно, чтобы менталитет изменился, а это очень длительный процесс. Это хорошо, что мы сейчас свободны. Но мы должны быть осторожны, чтобы не заменить директивы партийного лидера директивами банкира, потому что тогда это будет очередная диктатура. Только на сей раз не партии, а денег. И какая разница, показываете вы партийную книжку или же банковскую, набитую кредитными картами.
* * *
— В Венгрии сегодня производится гораздо больше фильмов, чем могла бы себе позволить наша маленькая страна. Но с кинопрокатом все очень сложно. В 60-е годы венгерское кино было очень успешным, потому что оно говорило о вещах, которые интересны миру: что происходило за «железным занавесом», какая жизнь шла в условиях диктатуры. Все творчество Миклоша Янчо повествует об этом, «Холодные дни» Андраша Ковача (в советском прокате — «Облава в январе». — О.Г. ), мой «Мефисто» тоже. Венгерские зрители любили эти фильмы, потому что они говорили о том, что волнует их самих. И цензура особо не трогала эти ленты, потому что мы общались на мировом языке — языке кино. Миклош Янчо в картине «Без надежды» (1966) на материале событий XIX века сказал то, что хотел сказать о перевороте 1956 года. Успех «Мефисто» в Венгрии и Советском Союзе спустя почти двадцать лет после ленты М.Янчо также связан с тем, что люди чувствовали и знали про свою жизнь изнутри. Но вся моя история была одета в немецкие костюмы, и потому цензура ни слова не произнесла. Универсальный язык кино позволил нам сказать то, что мы думали. И зрители понимали нас.
После смены общественно-политического строя все это кануло в Лету. Мы перестали быть интересными, потому что мы живем так же, как и они. Капитализм и здесь и там, рыночная экономика и здесь и там. Тот, кто собирается заниматься проституцией, просто поднимает юбку. Мировым языком становится язык воров, и нас порой даже хвалят, какие мы хамы.
Как можно дружно научиться говорить на языке современной молодежи, понимать их нормы, чтобы их заинтересовали наши картины? Вот этого нам еще не удалось достичь. То, о чем мы сегодня говорим, — это еще недостаточно интересно. Другая же проблема в том, что раньше все оплачивало государство. Сейчас свободные рыночные условия, но нет денег, чтобы многие услышали нас.
* * *
— Если бы Ленину задали вопрос о самом важном из искусств сегодня, он без раздумий ответил бы — ночные выпуски новостей.
В то время, когда в Боснии шла война, я в Вене ставил оперу. Сидел как-то в гостинице, смотрел телевизор. Показали сюжет из Сараева о том, как боснийцы обстреляли очередь из мирных жителей, стоящих в магазин за едой. Позже, в другом выпуске новостей, на другом канале, я увидел те же кадры — очередь, расстрел, старушек, женщин, детей в лужах крови, но с комментарием прямо противоположным: как сербы убивали боснийских домохозяек, пришедших в магазин. Вопрос в том, кто платит каналу, оператору, другим участникам подобных акций. Здесь важна мера ответственности журналиста. Вот и фильм существует для того, чтобы мнимой подлинностью скрыть правду. Вы слышали легенду о том, что произошло во время речи Сталина на Красной площади по случаю празднования 7 ноября? Она была очень важной, та речь, так как должна была воспламенить национальные чувства на фоне начавшейся Отечественной войны. Камера испортилась, и фрагмент его речи выпал из записанного на пленку. Режиссер и оператор, знавшие, что их расстреляют, сообщили об этом сразу. И Берии удалось добиться, чтобы Сталин специально приехал на «Мосфильм», прочитал для новостного выпуска то, что было нужно. Сделали монтаж, все как полагается. Но выяснилось, что на Красной площади было так холодно, что у Сталина изо рта шел пар. В студии, где все устроили, не было пара. Тогда было принято решение отвезти актера в Сибирь, снять с ним этот фрагмент речи и перекопировать пар на рот Сталина. Это в 1941-м уже практиковали. А теперь представьте, что можно сделать сейчас! Как говорится, скажите, что нужно, и я все сделаю, только живого человека уберите. Чтобы не мешал.
Человек всегда рассказывает то, что он хочет, а не то, что мир хочет услышать. Любая сказка должна исходить изнутри. Вы сочиняете, когда вы злы на что-то или, наоборот, очень счастливы. Но главное, вы должны рассказать свою историю таким образом, чтобы все обратили на нее внимание. Сегодня тех, кто пользуется спросом, награждают термином «коммерческий», а о тех, на кого не обращают внимания, говорят, что их работы — это настоящее искусство. Но так было всегда, нужно отделять зерна от плевел. Вот мне нравится российское кино, потому что в нем есть основа. В России много талантливых людей. Хочу посмотреть «Настройщика» Киры Муратовой, я ее считаю великим режиссером.
Материал подготовила Оксана Гаврюшенко
