Николай Петров и Александр Гиндин играют французов
Музыки для двух роялей не так много, наиболее известные транскрипции были сделаны Бузони, Григом, Рахманиновым, Аренским. Но если хорошенько поискать...
Что и сделал выдающийся российский пианист Николай Петров, продемонстрировав затем находки в БЗК в рамках своего абонемента. Программа называлась «Французская музыка для двух роялей» и собрала под этим названием произведения Сен-Санса, Дебюсси, Равеля, Мийо (на бис). Транскрипции для фортепианного дуэта, выполненные преимущественно Дебюсси и Равелем, мало знакомы у нас даже профессионалам. Зато они хорошо известны в оркестровых оригиналах, потому был реальный элемент риска: будет ли фортепианная версия «Облаков» или, скажем, «Хабанеры» из «Испанской рапсодии» идентичной волшебному звучанию большого симфонического оркестра? Не исчезнут ли все эти призрачные импрессионистские впечатления, тончайшие блики и мерцания, не обеднеет ли гамма красок? Впрочем, предыдущие работы дуэта — диск с записями Баха, Моцарта — Грига, Моцарта — Бузони и Листа и исполнение на фестивале «Московские звезды» фортепианных сюит и «Симфонических танцев» Рахманинова — говорят о том, что дуэт способен находить взамен утерянного (в транскрипциях) что-то свое, новое и необычное.
Итак, на сцене два «Стейнвея». Слева от слушателей — Петров, справа — Гиндин.
Программу открыла 7-частная сюита из оперы Камиля Сен-Санса «Этьен Марсель», произведения, мало известного широкому слушателю. В сюите, «оркестрованной» на два фортепиано Клодом Дебюсси, чередуются сочные жанровые сценки, созерцательность, танцевальные ритмы, лирика, драматические эпизоды, «песенки». А сквозь фортепианную ткань отчетливо пробиваются пласты струнных, «фанфары» труб, виртуозные росчерки флейт и кларнетов. Пианисты играют сдержанно-благородно, выдерживая академическую умеренность и как бы постоянно передавая друг другу ведение основной мелодической линии. Вот главная тема у Петрова, Гиндин «аккомпанирует». В следующем эпизоде функции меняются — теперь тема у Гиндина, аккомпанирует Петров. Музыка упругая, стремительная. Финал сюиты — праздничный фейерверк.
В «Послеполуденном отдыхе фавна» задача оказалась сложнее. И Петрову, и Гиндину нужно было, преодолевая «молоточковый» характер фортепианного механизма, найти краски для передачи тембров духовых, струнных, арфы. И они этого добились. Известная флейтовая тема («фавн играет на свирели»), четырехкратно проходящая в композиции Дебюсси, прозвучала таинственно, мягко и мечтательно. Будто это действительно совсем не рояль, а чуть свистящий, «округлый» тембр флейты. Трудно понять, как пианистам удается настолько трансформировать краски фортепиано. У музыкантов дивное туше, нежные, как бы порхающие трели, мастерское применение педали. Легкие арпеджио имитируют переборы арфы. Звучащая живопись: солнце пошло на закат, тени удлинились, легкий ветерок приятно охлаждает усталое тело козлоногого сатира. Удивительно взаимопонимание музыкантов, интуитивно предчувствующих, что через мгновение «скажет» партнер.
Равель. «Вальс» (хореографическая поэма). Гулкие раскаты вступления — литавры. Их прекрасно имитируют басовые узоры левой руки Петрова. И страстная, ликующая тема вальса, с которой в звуковое пространство врывается Александр Гиндин. Мелодия сияет, искрится, кружится, взлетая в невероятные выси. Чередование волн: мощный, оргиастический накат — и отлив. Музыканты словно «фантазируют в красках», рождая птичьи посвисты флейт, плотные медные акценты («пучки» труб, валторн и тромбонов), рокот литавр, праздничный звон тарелок, глиссандо арф. Свободные чередования темпа, постоянная смена accelerando и ritenuto. Дуэт напоминает некий оркестр без дирижера, подчиняющийся интуитивному чувству формы исполнителей...
«Ноктюрны» Дебюсси, вновь в авторской версии. Игра света и цвета в разные периоды дня. Хмуро плывущие бесшумные «Облака». В фортепианном звучании особенно отчетливо проявилось родство великого француза с Мусоргским: интонации почти идентичны отдельным оборотам «Хованщины». Стремительные «Празднества»: полет, неожиданно прерываемый продолжительной паузой, вслед за которой — гулкие «пустые» квинты в басах у Петрова и торжественные звоны у Гиндина. И «Сирены» — торжество Матери-природы, шумы моря, изобретательно «переведенные» музыкантами дуэта в гимнически-торжественное пение двух роялей. Эта часть «Ноктюрнов» превратилась у исполнителей в род фортепианной прелюдии как бы в продолжение «Затонувшего собора», «Дельфийских танцовщиц», «Холмов Анакапри».
Очень неожиданным получилось у Петрова и Гиндина «Болеро». Музыкантам пришлось в очередной раз разделить функции: один отбивает непрерывный ритм ударных, другой берет на себя проведения темы — и напрячь, видимо, всю свою фантазию, чтобы добиться имитации звучания флейты, саксофона, струнных. Общее ощущение — после «Фавна», «Вальса» и «Ноктюрнов», — что в этом произведении двум роялям состязаться с оркестром из семидесяти исполнителей не под силу. Да, мелодия у всех на слуху, tutti, похоже, даже очень близко к оригиналу — но энергетика, увы, не та...
Тем не менее бурные аплодисменты, цветы... Артисты удалились за кулисы, но через пару минут вернулись к инструментам, чтобы исполнить три биса: хабанеру из «Испанской рапсодии» Равеля, «Лебедя» Сен-Санса (в этом месте аудитория просто застонала от счастливого узнавания) и «Бразилейру» Дариюса Мийо. Серия очень популярных произведений в решительно непривычной упаковке. Открытие и для публики, и для профессионалов.
Аркадий Петров
