Гастроли Мариинки в Большом театре
Своеобразная ситуация сложилась нынче в русском балете — на только что состоявшихся обменных гастролях «Большой и Мариинский 2003», организованных двумя ведущими театрами и ассоциацией «Золотая Маска», присутствовали спектакли исключительно зарубежных балетмейстеров (некий компромисс — мариинский 12-минутный «Средний дуэт» в постановке проживающего в Дании Алексея Ратманского).
Их несомненным лидером оказался француз Ролан Пети: Большой повез в Питер «позднего» — «Пассакалью» и «Пиковую даму», а Мариинский в Москву, наоборот, «раннего» — хорошо известные «Кармен» и «Юношу и смерть», которые уже не один сезон значатся в афише театра. А в придачу — в дни петербургской премьеры почти всеми критиками обруганную «Манон» — английский шедевр сэра Кеннета Макмиллана на французские темы ХVIII века.
Cразу оговорим основное — и английскую, и французскую хореографию русские артисты вообще танцуют на свой манер: видоизменяя ее характер, размывая форму, переставляя акценты, порой излишне педалируя игровые мизансцены. У нас свое представление о знаковых фигурах французской литературы трех веков — Манон, Кармен, Даме-смерти... Стиль — дело чрезвычайно тонкое, но даже на приблизительное его освоение репетиционного времени, как правило, просто нет. Да и сами иностранные постановщики, их ассистенты и помощники не очень-то склонны трудиться над своими шедеврами больше 6 — 8 недель (ничтожный срок!).
Но вернемся к мариинским гастролям. Вместо обещанной «Золушки» Прокофьева — Ратманского, номинированной в этом году на «Золотую Маску», в столицу прибыла французская и английская классика ХХ века. Мало того, в привезенных балетах наспех менялись исполнительские составы (поклонники навзрыд оплакивали отсутствие Фаруха Рузиматова), а сами постановки еще в дни премьеры в Мариинском вызывали множество нареканий и навряд ли улучшились за прошедшие годы.
Чем же «ранний» Пети отличается от «позднего»? Пожалуй, особенно ничем. Французскому классику присуще завидное постоянство как в сфере отбора выразительных средств, так и приемов драматургического построения балета. Легко узнаваем его творческий почерк что в юности, что в зрелые годы. К тому же его камерные по масштабам «Кармен» (ее скудный скарб перемещался по сцене Большого со скрипом, а задники порой застревали между небом и землей) и особенно «Юноша и смерть» с ополовиненными декорациями (изначально испарились стены мансарды и закрытая дверь, в которую по всем законам сартровской эстетики должен ломиться Юноша) смотрелись весьма неряшливо и убого, скромно теряясь в кромешной тьме.
Подобный «гастрольный минимализм» внес свои коррективы в первоначальный замысел Пети — вовсе необязательно Юноше накладывать на себя руки, чтобы освободиться от власти убогого и презренного быта: гуляй себе хоть весь спектакль по крышам Парижа — они тут, рядом! Да и милый, нежно-чувственный белокурый герой Андриана Фадеева мало обременен экзистенциальными проблемами. Скорее он мается неудовлетворенностью интимного характера — хочу, хоть умри, пришедшую ко мне темпераментную зрелую даму (ее убедительно танцует Ирма Ниорадзе) или агрессивно-властную, броскую брюнетку (в другом составе — не менее эмоциональная Юлия Махалина). А после того, как она наиздевалась вволю и ушла, пора и в петлю!
Хотя подобный «разворот» сюжета Жана Кокто про бедного художника и его метафизическую возлюбленную и окончательно увел от всего того, что было мило послевоенному поколению французских интеллектуалов, но зато такой «пассаж» придал спектаклю Мариинского театра ту несомненную живость и стихийность, которых не оказалось в откровенно эротичной «Кармен».
Тому свои причины — и сиюминутные (не танцевал Рузиматов), и фундаментальные (в Мариинке, к сожалению, нет настоящего Хозе, кстати, как и кавалера де Грие). Нарочито темпераментной Кармен Дианы Вишневой на сей раз достался «любовник на миг» — с Андреем Меркурьевым она встретилась на спектакле впервые, со всеми выходящими из такого скоропалительного рандеву последствиями: неровности в дуэтах, отсутствие взаимопонимания, не говоря про более пламенные чувства. Меркурьев, по природе своей чувствующий современные ритмы и умело «пропускающий» их через свое тело (он очень импульсивен в «Среднем дуэте», убедителен его Принц в «Золушке»), в партии Хозе на двух спектаклях показался «однозначным»: старательно выделывал все па, обнимал Кармен, когда «по штату» положено, по-детски неловко закалывал ее... «Кармен» — преимущественно дуэтный балет, и если в нем отсутствует достойный героини любовник-соперник, провисают все ударные сцены. В своем финальном поединке герои «бодались», будто два драчливых козленка...
Это был далеко не лучший спектакль и у Дианы Вишневой — не то партнер «неудобный» и дуэты нестанцованны, не то пол оказался неожиданно скользким — балерина допускала технические промашки, несвойственные ее профессиональному, всегда до мельчайших деталей выверенному танцу. Вторая, ярко-рыжая мариинская Кармен (Наталья Сологуб) напоминала скорее куртизанку средней руки времен Наполеона III, каковых в изобилии увековечили французские импрессионисты... А вялая игра оркестра под управлением Густаво Плис-Стеренберга сладко убаюкивала и сцену, и зал. Приятный сон моего соседа-француза нарушили лишь знаменитые куплеты про «лямур», пропетые балетными бандитами с донельзя трогательным русским акцентом — услышав родные напевы, сосед тут же проснулся и принялся их мурлыкать с нескрываемым удовольствием. В Большом всегда найдется благодарный зритель!
Когда смотришь «Средний дуэт» в исполнении Светланы Захаровой, как-то особенно отчетливо понимаешь, откуда у него растут ноги (имею в виду постановку). А «растут» они из хореографии У. Форсайта, с которой у Ратманского много общего. Тут же вспоминаются «говорящие» стопы и сверхотточенные движения Сильви Гийем из хорошо у нас известного форсайтовского номера «In the Middle...» Захаровой ближе прямая передача хореографического текста, чем нюансы подтекста, которые здесь, несомненно, имеются. Пара Жанна Аюпова и Ислом Баймурадов, танцевавшая номер во второй вечер, осталась в пределах привычной петербургской «классической корректности».
Двух разных Манон предложил Мариинский театр. Так как гастроли в «Кармен» открыла Диана Вишнева, то первая «Манон» досталась другой приме театра — Светлане Захаровой.
Сам балет как нельзя лучше вписался в сцену Большого (многие спектакли Мариинского театра на ней смотрятся лучше, чем под родными сводами). Но в целом эта английская классика тридцатилетней давности («Манон» появилась в 1974 году) в исполнении мариинской труппы показалась устарелой и затянутой — по ходу балета хотелось осуществить многочисленные купюры в массовых танцах, а также изъять отдельные жанровые сцены, оставив в неприкосновенности только красивейшие и труднейшие дуэты главных героев и некоторые соло.
Особого разговора заслуживает Светлана Захарова — Манон. Она — уникальная, по преимуществу чисто классическая балерина-баланчинистка, для которой важнее всего — хореографический текст партии. Эстетичен сам ее танец, можно любоваться каждой ее позой, арабеском, маленькими изящными двойными ronds de jambe, с чего и начинается экспозиция ее танцевального образа.
Надежным и искренним ее партнером предстал Илья Кузнецов, хотя партия кавалера де Грие мало соответствует его индивидуальности, но, к великому сожалению, нет сейчас в мариинской труппе премьера достаточно широкого диапазона. Одни лучше в полухарактерном репертуаре — очень старательный Максим Хребтов (Леско), другие — в характерном, например, Ислом Баймурадов, третьи — проникновенные лирики, случай Андриана Фадеева... Но целый отряд принцев и романтических любовников ждет своего героя.
...Какое-то угнетающее ощущение оставили нынешние гастроли Мариинского балета. Сложилось впечатление, что и «Манон», и «Кармен» для театра и труппы — пройденный этап, чужеродный и отыгранный материал, который на прощание решили показать и в Москве перед тем, как окончательно списать с репертуара... Как говорится, еще одно последнее сказанье, а потом — «adieu» навек!
Виолетта Майниеце
