Петри, Эгон (нем. Egon Petri; 23 III 1881, Ганновер — 27 V 1962, Беркли, США) — немецкий пианист и педагог. По национальности голландец.
С 5 лет учился игре на скрипке, с 7 лет — на фортепиано. Играл на скрипке в квартете под руководством отца, скрипача Генри Петри, затем в Дрезденском королевском оркестре. В юности брал уроки фортепианной игры у Р. Бухмайера и Т. Карреньо. С 1900 учился в Германии у Ф. Бузони (фортепиано), сыгравшего решающую роль в формировании артистической личности Петри. Всю жизнь он оставался последователем художественных принципов Бузони, что особенно ощущалось в исполнении им произведений И. С. Баха и Ф. Листа; воспринял от Бузони стремление к глубине и цельности интерпретаторских замыслов.
Эгон Петри обладал мощной фортепианной техникой, особенно пальцевой, и плотным полнозвучным туше; игра его отличалась отсутствием внешней эффектности, тонким воспроизведением всех голосов полифонической ткани. Традиции Бузони сказались и в репертуаре Петри (сочинения Баха, Листа). Однако в его исполнении ощущался оттенок некоторого академизма, успокоенности (в отличие от темпераментной игры Бузони).
С 1914 совместно с Бузони редактировал издания сочинения И. С. Баха.
Гастролировал с начала 1900-х гг. во многих странах мира. Петри был одним из крупнейших пианистов своего времени; его концертная деятельность продолжалась более 50 лет. С 1923 многократно концертировал в СССР, оказав заметное влияние на советский пианизм (в частности, на искусство Г. Р. Гинзбурга).
Был известен как педагог; преподавал в Манчестерском музыкальном колледже (1905–11), в Базельской консерватории, в Высшей школе музыки в Берлине, вёл летние музыкальные курсы в Закопане (Польша), во многих городах США. С 1939 жил в США, в 1940–46 преподавал в Корнеллском университете в Итаке, с 1947 — в Миллс-колледже в Калифорнии. Петри принадлежит ряд фортепианных транскрипций органных сочинений И. С. Баха.
Д. А Рабинович
Источник: Музыкальная энциклопедия, 1973—1982 гг.
Советские любители музыки, которым довелось слушать игру Эгона Петри, всегда вспоминают о нем с особым чувством симпатии. Дело в том, что именно Петри был первым зарубежным пианистом, появившимся на советской концертной эстраде, и таким образом одним из первых зарубежных гастролеров, прорвавших в начале 20-х годов культурную блокаду молодой Страны Советов. Но при всей благородной смелости этого шага он не получил бы такого резонанса и не стал бы достаточным для завоевания взыскательной советской публики, если бы Петри уже не был выдающейся фигурой в артистическом мире, артистом, приехавшим к нам в зените славы.
Эгон Петри происходил из музыкальной семьи, главой которой был известный голландский скрипач Генри Вильгельм Петри. И не удивительно, что прежде чем стать пианистом, мальчик учился игре на скрипке и даже участвовал в струнном квартете, организованном его отцом в Дрездене. Но когда пианистические данные стали очевидны, отец отдал его сначала в руки прославленной пианистки Тересы Карреньо, а затем в класс Ферруччо Бузони, преподававшего тогда в Берлине. Уроки Бузони, общение с ним и совместное музицирование стали решающими в формировании музыканта, позволили ему выработать свои исполнительские принципы, которые позже стали характерны для целой плеяды его последователей.
Первые же выступления Петри в городах СССР (1923) сразу превратили его в любимца нашей публики. Число почитателей артиста множилось от года к году. Вскоре журнал «Персимфанс» писал: «Не случайно успех его возрастает с каждым концертом, с каждым приездом. Этому в огромной степени содействует то, что Петри-пианист располагает совершенно феноменальным репертуаром, который он охотно пополняет, в частности, произведениями русских композиторов. В этом отношении он является довольно редким исключением среди западных музыкантов…
Эгон Петри принадлежит к числу немногих мастеров фортепиано, в искусстве которых эффекты внешневыраженной эмоциональности отсутствуют, уступив место большой внутренней силе, подчас не сразу воспринимаемой и тем сильнее пленяющей, когда она доходит до слушателей — сквозь покров большой сдержанности, сочетающейся с феноменальной виртуозностью. Она действует безошибочно, совершенно; все взвешено на точных чашечках превосходного, изысканного вкуса. Трудностей технического порядка для Петри, очевидно, не существует: так воспринимает игру Петри слушатель даже тогда, когда музыкант-специалист в изумлении измеряет пройденный путь, приведший к такому безукоризненному овладению всем спектром оттенков, тончайшей лирической выразительностью, огромной, моментами стихийной силой почти оркестровой звучности».
Пианист еще не раз приезжал к нам вплоть до 1937 года, когда он в последний раз дал несколько десятков концертов в Москве, Ленинграде и других городах. За эти годы он познакомил слушателей со своей трактовкой такого множества произведений всех эпох и стилей — от Баха и Моцарта до современных авторов, от фортепианных концертов и сонат до виртуозных миниатюр и транскрипций — что перечислить их просто не представляется возможным. Скажем лишь, что с особым интересом воспринимала советская аудитория его продуманную и тонкую трактовку сочинений русских авторов — Балакирева, Скрябина, Прокофьева. И хотя подчас критики отмечали известную ограниченность Петри, преобладание в его игре рассудка над фантазией, мысли над чувством, все же никто не ставил под сомнение главного — что Эгон Петри, «мастер, искусник и мудрец пианизма, исполнение которого в самых глубоких местах неизменно сверкает бодрым, здоровым, по-немецки веселым и добродушным оптимизмом» (Г. Коган).
А вот характеристика, данная артисту Генрихом Нейгаузом: «Что подкупает в Петри, что бесспорно обеспечивает ему место среди очень крупных мастеров пианизма? Прежде всего его моральные и интеллектуальные качества. Петри — безусловно честный художник, в нем нет ни капли позы, актерства. Он полон той деловитой скромности, сознания долга, ответственности за свое дело, которые отличают настоящего мастера, командира на своем посту от людей искусства с неперебродившими мыслями и несозревшим аппаратом для их выражения. В игре Петри огромная личная одаренность, многовековая музыкальная европейская культура, колоссальная эрудиция, добытая упорным трудом, образуют прекрасное целое. Широта его репертуара, высокое умение, с которым он решает все труднейшие проблемы пианизма, достойны восхищения и подражания…
От всей игры Петри неизменно остается впечатление чего-то необычайно добротного, солидного и серьезного. Муза его, хотя немного и прозаична, но полна оптимизма. Это подкупает и радует, если даже и уходишь иногда с концерта Петри с впечатлением, что мастер он все же больший, чем художник, и что, несмотря на великолепные средства, он ими не до конца раскрывает поэтический смысл исполняемых произведений. Петри останется в истории пианизма прочной, определенной величиной и не только как лучший ученик и последователь великого Бузони, но и в силу своих собственных, весьма значительных качеств и достоинств».
…В годы между двумя мировыми войнами Петри жил в Европе, где авторитет его был исключительно высок. Он преподавал в берлинской Высшей музыкальной школе (1921–1926), давал уроки талантливым молодым пианистам. Когда вспыхнула война, артист переселился в США, где был профессором Корнельского университета и Миллс-колледжа в Калифорнии. В 50-е годы он вел также класс в Базеле (Швейцария).
Все это время артист по-прежнему много концертировал, и, хотя слава его несколько поблекла под напором молодого поколения виртуозов, а стиль казался в чем-то устаревшим, он всегда имел прочный успех. Свой последний концерт Петри дал в Базеле в 1957 году, но еще спустя два года записал там на пластинку три популярнейшие сонаты Бетховена — «Патетическую», «Лунную» и «Аппассионату». Эта запись, как и десятки ей предшествовавших, сохранили для нас лучшие черты совершенного пианизма Эгона Петри.
Л. Григорьев, Я. Платек
Источник: Современные пианисты, 1990 г.
