Van Cliburn
Харви Леван Клиберн (Клайберн) родился в 1934 году в маленьком городке Шривпорте, что на юге США в штате Луизиана. Его отец был инженером-нефтяником, поэтому семья часто переезжала с места на место. Детство Харви Левана прошло на крайнем юге страны, в Техасе, куда семья перебралась вскоре после его рождения.
Уже к четырем годам мальчик, которого сокращенно звали Ван, начал демонстрировать свои музыкальные способности. На уникальную одаренность мальчика обратила его мать — Рильдия Клиберн. Она была пианисткой, ученицей Артура Фридгейма, немецкого пианиста, педагогом, которого был Ф. Лист. Однако после замужества она не выступала и посвятила свою жизнь преподаванию музыки.
Спустя всего какой-нибудь год он уже умел бегло читать с листа и от ученического репертуара (Черни, Клементи, Ст. Геллер и т.п.) перешел к изучению классики. Как раз в это время произошло событие, оставившее неизгладимый след в его памяти: в родном городке Клиберна Шривпорте дал один из своих последних в жизни концертов великий Рахманинов. С тех пор он навсегда стал кумиром юного музыканта.
Прошло еще несколько лет, и игру мальчика услышал знаменитый пианист Хосе Итурби. Он одобрил педагогический метод его матери и посоветовал подольше не менять учителя.
Тем временем юный Клиберн делал значительные успехи. В 1947 году он стал победителем пианистического конкурса в штате Техас и получил право сыграть в сопровождении Хьюстонского оркестра.
Для юного пианиста этот успех был очень важен, поскольку только на эстраде он впервые смог осознать себя настоящим музыкантом. Однако сразу продолжить музыкальное образование юноше не удалось. Он так много и усердно занимался, что подорвал здоровье, поэтому учебу пришлось на некоторое время отложить.
Только через год врачи разрешили Клиберну продолжить занятия, и он отправился в Нью-Йорк, чтобы поступить в Джульярдскую школу музыки. Выбор этого учебного заведения оказался вполне осознанным. Основатель школы — американский промышленник А. Джульярд — установил несколько стипендий, которые получали самые талантливые студенты.
Клиберн блестяще сдал вступительные экзамены и был принят в класс, которым руководила известная пианистка Розина Левина, выпускница Московской консерватории, которую она закончила практически одновременно с Рахманиновым.
Левина не только совершенствовала технику Клиберна, но и расширила его репертуар. Ван превратился в пианиста, которому прекрасно удавалось передавать особенности таких разных произведений, как прелюдии и фуги Баха и фортепианные сонаты Прокофьева.
Однако ни выдающиеся способности, ни диплом первой степени, полученный об окончании школы, еще не гарантировали блестящей карьеры. Клиберн почувствовал это сразу же после окончания школы. Чтобы завоевать прочное положение в музыкальных кругах, он начинает систематически выступать на различных музыкальных конкурсах.
Наиболее престижной оказалась награда, которую он завоевал на весьма представительном конкурсе имени Э. Левентритта в 1954 году. Именно конкурс вызвал повышенный интерес музыкальной общественности. В первую очередь это было связано с авторитетным и строгим жюри.
«В течение недели, — писал после конкурса критик Чайсинс, — мы услышали несколько ярких талантов и много выдающихся интерпретаций, но когда кончил играть Ван, ни у кого не оставалось сомнений относительно имени победителя».
После блестящего выступления в финальном туре конкурса Клиберн получил право выступить с концертом в самом крупном концертном зале Америки — Карнеги-холле. Его концерт прошел с большим успехом и принес пианисту ряд выгодных контрактов. Однако в течение трех лет Ван напрасно пытался получить постоянный контракт на выступления. Вдобавок ко всему внезапно тяжело заболела его мать, и Клиберну пришлось заменить ее, став преподавателем музыкальной школы.
Наступил 1957 год. Как обычно, у Вана было мало денег и много надежд. Ни одна концертная фирма больше не предлагала ему контрактов. Казалось, с карьерой пианиста было покончено. Все изменил телефонный звонок Левиной. Она сообщила Клиберну о том, что в Москве решено провести международный конкурс музыкантов, и сказала, что ему стоит поехать туда. Кроме того, она предложила свои услуги по его подготовке. Чтобы получить необходимые для поездки деньги, Левина обратилась в Рокфеллеровский фонд, который и предоставил Клиберну именную стипендию для поездки в Москву.
Правда, сам пианист об этих событиях рассказывает по-иному: «Впервые я услышал о Конкурсе Чайковского от Александра Грейнера, импресарио фирмы «Стейнвей». Он получил брошюру с условиями конкурса и написал мне письмо в Техас, где жила моя семья. Потом он позвонил и сказал: «Ты должен это сделать!» Меня сразу захватила идея поехать в Москву, потому что мне очень хотелось увидеть церковь Василия Блаженного. Это была мечта всей моей жизни с шести лет, когда родители подарили мне детскую книжку с картинками по истории. Там было две картинки, которые приводили меня в огромное волнение: одна — церковь Василия Блаженного, и другая — лондонский парламент с Биг Беном. Я так страстно хотел увидеть их собственными глазами, что спрашивал родителей: «Вы возьмете меня с собой туда?» Они, не придавая значения детским разговорам, отвечали согласием. Итак, я сперва полетел в Прагу, а из Праги в Москву на советском реактивном лайнере Ту-104. В то время у нас в Соединенных Штатах еще не было пассажирских реактивных самолетов, так что это было просто захватывающее путешествие. Мы прибыли поздно вечером, часов около десяти. Земля была покрыта снегом, и все выглядело очень романтично. Все было так, как мне мечталось. Меня встретила очень милая женщина из Министерства культуры. Я спросил: «Нельзя ли по дороге в гостиницу проехать мимо Василия Блаженного?» Она ответила: «Конечно можно!» Словом, мы поехали туда. И когда я оказался на Красной площади, я почувствовал, что у меня вот-вот остановится сердце от волнения. Главная цель моего путешествия была уже достигнута...»
Конкурс Чайковского стал переломным моментом в биографии Клиберна. Вся жизнь этого артиста поделилась на две части: первая, проведенная в безвестности, и вторая — пора мировой славы, которую принесла ему именно советская столица.
Клиберн уже на первых турах конкурса имел успех. Но только после его выступления с концертами Чайковского и Рахманинова на третьем туре стало ясно, какого огромного масштаба дарование заключено в молодом музыканте.
Решение жюри было единодушным. Вану Клиберну было присуждено первое место. На торжественном заседании Д. Шостакович вручил лауреатам медали и премии.
Крупнейшие мастера советского и зарубежного искусства выступили в эти дни в печати с восторженными оценками американского пианиста.
«Вэн Клайберн — двадцатитрехлетний американский пианист — показал себя большим артистом, музыкантом редкого дарования и поистине неограниченных возможностей», — писал Э. Гилельс. «Это исключительно одаренный музыкант, чье искусство привлекает глубокой содержательностью, технической свободой, гармоническим сочетанием всех качеств, присущих самым большим художникам фортепиано», — отметил П. Владигеров. «Я считаю Вэна Клайберна гениально одаренным пианистом... Его победа на таком трудном конкурсе по праву может быть названа блистательной», — заявил С. Рихтер.
А вот что написал замечательный пианист и педагог Г. Г. Нейгауз: «Итак, наивность покоряет прежде всего сердца миллионов слушателей Вана Клиберна. К ней надо прибавить все то, что видно невооруженным глазом, вернее, слышно невооруженным слухом в его игре: выразительность, сердечность, грандиозное пианистическое мастерство, предельная мощность, а также мягкость и задушевность звука, способность перевоплощаться, правда, еще не достигшая своего предела (вероятно, по молодости лет), широкое дыхание, «крупный план». Его музицирование не позволяет ему никогда (не в пример многим молодым пианистам) брать преувеличенно быстрые темпы, «загонять» произведение. Ясность и пластичность фразы, превосходная полифония, чувство целого — не перечесть всего, что радует в игре Клиберна. Мне представляется (и думаю, что это не только мое личное ощущение), что он — самый настоящий яркий последователь Рахманинова, испытавший с детских лет все очарование и поистине демоническое влияние игры великого русского пианиста».
Триумф Клиберна в Москве, на первом в истории Международном конкурсе им. Чайковского, как громом поразил американских любителей музыки и специалистов, которым оставалось лишь сетовать на свою собственную глухоту и слепоту. «Русские не открыли Вана Клиберна, — написал в журнале «Репортер» Чайсинс. — Они только с энтузиазмом приняли то, на что мы как нация смотрим равнодушно, то, что их народ ценит, а наш — игнорирует».
Да, искусство молодого американского пианиста, воспитанника русской фортепианной школы, оказалось необычайно близко, созвучно сердцам советских слушателей своей искренностью и непосредственностью, широтой фразировки, мощью и проникновенной выразительностью, певучим звуком. Клиберн стал любимцем москвичей, а затем и слушателей других городов страны. Эхо его конкурсной победы во мгновение ока облетело мир, донеслось до его родины. Буквально в считанные часы он стал знаменит. Когда пианист вернулся в Нью-Йорк, его встречали как национального героя...
Следующие годы стали для Вана Клиберна цепью непрерывных концертных выступлений по всему миру, нескончаемых триумфов, но вместе с тем и временем суровых испытаний. Как заметил еще в 1965 году один из критиков, «Ван Клиберн стоит перед почти неразрешимой задачей — угнаться за собственной славой». Эта борьба с самим собой далеко не всегда оказывалась успешной. География его концертных поездок расширялась, а Клиберн жил в беспрерывном напряжении. Однажды он дал больше 150 концертов за год!
Молодой пианист зависел от концертной конъюнктуры и должен был все время подтверждать свое право на достигнутую им известность. Его исполнительские возможности искусственно ограничивались. В сущности, он становился рабом своей славы. В музыканте боролись два чувства: боязнь потерять свое место в концертном мире и стремление к совершенствованию, связанное с необходимостью уединенных занятий.
Ощущая симптомы спада своего искусства, Клиберн завершает концертную деятельность. Он возвращается вместе с матерью на постоянное жительство в родной Техас. Город Форт-Уорт вскоре становится знаменит благодаря музыкальному конкурсу имени Вана Клиберна.
Только в декабре 1987 года Клиберн снова выступил с концертом во время визита президента СССР М. Горбачева в Америку. Затем Клиберн совершил еще одно турне в СССР, где выступил с несколькими концертами.
В то время Ямпольская писала о нем: «Помимо непременного участия в подготовке конкурсов и организации концертов его имени в Форт-Уорте и других городах Техаса, помощи музыкальному факультету Христианского университета, он много времени уделяет своей большой музыкальной страсти — опере: досконально изучает ее и содействует оперному исполнительству в США.
Усердно занимается Клайберн сочинением музыки. Теперь это уже не неприхотливые пьесы, вроде «Грустного воспоминания»: он обращается к крупным формам, вырабатывает свой индивидуальный стиль. Закончены фортепианная соната и другие сочинения, которые Клайберн, однако, не торопится обнародовать.
Ежедневно он много читает: среди его книжных пристрастий — Лев Толстой, Достоевский, стихи советских и американских поэтов, книги по истории, философии.
Результаты длительной творческой самоизоляции оказываются неоднозначными.
Внешне жизнь Клайберна лишена драматизма. В ней нет препятствий, преодолений, но нет и разнообразия впечатлений, необходимых художнику. Сужен повседневный поток его жизни. Между ним и людьми стоит деловой Родзинский, регулирующий почту, общение, связи. В дом заходят немногие друзья. Нет у Клайберна и семьи, детей, и ничто их заменить не может. Замкнутость на себе лишает Клайберна прежнего идеализма, безоглядной отзывчивости и, как следствие, не может не отражаться на нравственном авторитете.
Человек одинок. Так же одинок, как гениальный шахматист Роберт Фишер, уже в разгар славы отказавшийся от блистательной спортивной карьеры. Видимо, есть нечто в самой атмосфере американской жизни, что побуждает творцов уходить в самоизоляцию как форму самосохранения».
В тридцатый юбилей Первого конкурса имени Чайковского Ван Клиберн по телевидению обратился с приветствием к советским людям: «Я часто вспоминаю Москву. Вспоминаю Подмосковье. Я люблю вас...»
Немногим музыкантам за всю историю исполнительского искусства довелось пережить такой стремительный взлет к вершинам славы, как Вану Клиберну. О нем — когда он был еще 25-летним, вступающим в жизнь артистом — уже писались книги и статьи, очерки и поэмы, его портреты рисовали художники и лепили скульпторы, его засыпали цветами и оглушали овациями тысячи тысяч слушателей - подчас весьма далеких от музыки. Он стал подлинным любимцем сразу в двух странах — Советском Союзе, открывшем его для мира, и затем — только затем — на своей родине, в Соединенных Штатах, откуда он уезжал одним из многих безвестных музыкантов и куда вернулся национальным героем.
Все эти чудесные превращения Вэна Клайберна — как и его превращение по воле его русских почитателей в Вана Клиберна — достаточно свежи в памяти и достаточно подробно зафиксированы в летописи музыкальной жизни, чтобы вновь возвращаться к ним. Поэтому мы не будем здесь пытаться воскрешать в памяти читателей то ни с чем не сравнимое волнение, которое вызывали первые выходы Клиберна на эстраду Большого зала консерватории, то непередаваемое очарование, с которым он играл в те конкурсные дни Первый концерт Чайковского и Третий Рахманинова, то чувство радостного восторга, с которым встретили все известие о награждении его высшей премией... Наша задача скромнее — напомнить основную канву биографии артиста, подчас теряющуюся в потоке легенд и восторгов, окружающих его имя, и попытаться определить, какое место занимает он в пианистической иерархии наших дней, когда с момента его первых триумфов прошло уже около трех десятилетий — срок весьма значительный.
Прежде всего следует подчеркнуть, что начало биографии Клиберна складывалось далеко не так счастливо, как у многих его американских коллег. В то время как наиболее яркие из них к 25 годам были уже знамениты, Клиберн едва удерживался на «концертной поверхности».
Первые уроки игры на фортепиано он получил в 4 года у матери, а затем стал учеником Джульярдской школы по классу Розины Левиной (с 1951 г.). Но еще до этого Ван вышел победителем конкурса пианистов штата Техас и 13-летним юношей дебютировал перед публикой с Хьюстонским симфоническим оркестром. В 1954 году он уже окончил курс учебы и удостоился чести играть с оркестром Нью-Йоркской филармонии. Затем молодой артист четыре года концертировал по стране хотя и не без успеха, но и не «делая сенсации», а без этого в Америке трудно рассчитывать на славу. Не приносили ее и победы на многочисленных конкурсах местного значения, которые он с легкостью выигрывал в середине 50-х годов. Даже премия Левентритта, завоеванная им в 1954 году, ни в коей мере не являлась тогда гарантией продвижения вперед — она приобрела «вес» лишь в следующем десятилетии. (Правда, известный критик И. Колодин назвал его тогда «самым талантливым новичком на эстраде», но контрактов это артисту не прибавило.) Словом, в составе многочисленной американской делегации на Конкурсе имени Чайковского Клиберн был отнюдь не лидером, и потому происшедшее в Москве не только поразило, но и удивило американцев. Об этом свидетельствует фраза в последнем издании авторитетного музыкального словаря Слонимского: «Он стал неожиданно знаменит, выиграв премию Чайковского в Москве в 1958 году, став первым американцем, снискавшим такой триумф в России, где он превратился в первого фаворита; по возвращении в Нью-Йорк его встречали как героя массовой демонстрацией». Отражением этой славы стало вскоре учреждение на родине артиста в городе Форт-Уорт Международного конкурса пианистов его имени.
О том, почему искусство Клиберна оказалось столь созвучно сердцам советских слушателей, писалось много и подробно. Справедливо указывалось на лучшие черты его искусства — искренность и непосредственность в сочетании с мощью и масштабностью игры, проникновенную выразительность фразировки и певучесть звука — словом, на все те черты, которые роднят его искусство с традициями русской школы (одним из представителей которой была и Р. Левина). Перечисление этих достоинств можно было бы продолжить, но целесообразнее адресовать читателя к обстоятельным работам С. Хентовой и книге А. Чесинса и В. Стайлза, а также к многочисленным статьям о пианисте. Здесь же важно подчеркнуть лишь то, что всеми этими качествами Клиберн, бесспорно, обладал и до Московского конкурса. И если он не получил в ту пору достойного признания на родине, то едва ли, как делают «под горячую руку» некоторые журналисты, это можно объяснить «непониманием» или «неподготовленностью» американской аудитории к восприятию именно такого по складу таланта. Нет, публика, слышавшая — и оценившая — игру Рахманинова, Левина, Горовица и других представителей русской школы, конечно, оценила бы и талант Клиберна. Но, во-первых, как мы уже сказали, для этого нужен был элемент сенсации, сыгравший роль своего рода катализатора, а во-вторых, талант этот по-настоящему раскрылся только в Москве. И последнее обстоятельство служит едва ли не самым убедительным опровержением нередко высказываемого сейчас утверждения, будто бы яркая музыкантская индивидуальность мешает успеху на исполнительских конкурсах, будто последние созданы лишь для «усредненных» пианистов. Напротив, это был как раз тот случай, когда индивидуальность, не сумевшая раскрыться до конца в «конвейере» концертной повседневности, расцвела в особых условиях конкурса.
Итак, Клиберн стал любимцем советских слушателей, завоевал в качестве победителя конкурса в Москве мировое признание. Вместе с тем слава, обретенная столь стремительно, создавала и определенные проблемы: на ее фоне все с особым вниманием и придирчивостью следили за дальнейшим развитием артиста, которому, как образно выразился один из критиков, все время приходилось «гнаться за тенью собственной славы». А оно, это развитие, оказалось вовсе не легким, и его далеко не всегда можно обозначить прямой восходящей линией. Были и моменты творческого застоя, и даже отступления от завоеванных позиций, и не всегда удачные попытки расширить свое артистическое амплуа (в 1964 году Клиберн пробовал выступать как дирижер); были и серьезные поиски и несомненные достижения, позволившие Вану Клиберну в конечном счете закрепиться среди ведущих пианистов мира.
За всеми этими перипетиями его музыкальной карьеры с особенным волнением, симпатией и пристрастием следили советские любители музыки, всегда с нетерпением и радостью ожидая новых встреч с артистом, новых его пластинок. Клиберн возвращался в СССР неоднократно — в 1960, 1962, 1965, 1972 годах. Каждый из этих приездов приносил слушателям подлинную радость общения с огромным, непоблекшим, сохранившим свои лучшие приметы талантом. Клиберн по-прежнему увлекал аудиторию завораживающей выразительностью, лирической проникновенностью, элегической задушевностью игры, соединившимися ныне с большей зрелостью исполнительских решений и технической уверенностью.
Этих качеств было бы вполне достаточно, чтобы обеспечить выдающийся успех любому пианисту. Но от проницательных наблюдателей не ускользнули и тревожные симптомы — неоспоримая утеря чисто клиберновской свежести, первозданной непосредственности игры, вместе с тем не компенсируемая (как бывает в редчайших случаях) масштабом исполнительских концепций, а точнее — глубиной и своеобразием человеческой личности, которых аудитория вправе ждать от зрелого концертанта. Отсюда ощущение, что артист повторяет самого себя, «играет Клиберна», — как заметил в своей чрезвычайно обстоятельной и поучительной статье «Вэн Клайберн — Ван Клиберн» музыковед и критик Д. Рабинович.
Эти же симптомы ощущались и во многих записях, нередко превосходных, сделанных Клиберном за минувшие годы. Среди таких записей — Третий концерт и сонаты («Патетическая», «Лунная», «Аппассионата» и другие) Бетховена, Второй концерт Листа и Рапсодия на тему Паганини Рахманинова, Концерт Грига и пьесы Дебюсси, Первый концерт и сонаты Шопена, Второй концерт и сольные пьесы Брамса, сонаты Барбера и Прокофьева, наконец, пластинка, получившая название «Бисы Вана Клиберна». Казалось бы, репертуарный диапазон артиста очень широк, но выясняется, что большинство этих интерпретаций — «новые редакции» его работ, над которыми он трудился еще в годы учебы.
Угроза творческого застоя, перед которой находился Ван Клиберн, вызывала закономерную тревогу у его почитателей. Ее, очевидно, ощущал и сам артист, который в начале 70-х годов значительно сократил число своих концертов и посвятил себя углубленному совершенствованию. И судя по сообщениям американской печати, его выступления начиная с 1975 года свидетельствуют о том, что артист все же не стоит на месте — его искусство стало масштабней, строже, концептуальнее. Но в 1978 году Клиберн, неудовлетворенный очередным выступлением, вновь прекратил концертную деятельность, оставив своих многочисленных поклонников разочарованными и растерянными.
«Примирился, ли 52-летний Клиберн со своим преждевременным канонизированием? — риторически вопрошал в 1986 году обозреватель "Интернейшнл Гералд Трибьюн".— Если вспомнить о продолжительности творческого пути таких пианистов, как Артур Рубинштейн и Владимир Горовиц (у которых тоже случались длительные паузы), то он ведь находится лишь в середине своей карьеры. Что заставило его, самого знаменитого из родившихся в Америке пианистов, сдаться так рано? Усталость от музыки? А может быть, солидный банковский счет действует на него так усыпляюще? Или он внезапно потерял интерес к славе и восторгам публики? Разочаровался в утомительной жизни гастролирующего виртуоза? Или есть какие-то личные причины? Видимо, ответ — в комбинации всех этих факторов и еще каких-то других, нам неизвестных».
Сам пианист предпочитает хранить молчание на сей счет. В одном из интервью недавнего времени он признался, что иногда просматривает новые сочинения, которые ему посылают издатели, и постоянно музицирует, держа наготове свой старый репертуар. Таким образом Клиберн косвенно дал понять, что придет день, когда он вернется на эстраду.
...День этот пришел и стал символическим: Клиберн вышел в 1987 году на небольшую эстраду в Белом доме, тогда резиденции президента Рейгана, чтобы выступить на приеме в честь находившегося в США Михаила Сергеевича Горбачева. Игра его была полна вдохновения, ностальгического чувства любви к своей второй родине — России. И этот концерт вселил в сердца почитателей артиста новую надежду на скорые встречи с ним.
Литература: Чесинс А. Стайлз В. Легенда о Вэне Клайберне.— М., 1959; Хентова С. Вэн Клайберн.— М., 1959, 3-е изд., 1966.
Григорьев Л., Платек Я., 1990
